Парагвайский вариант. Часть 2 (СИ) - Воля Олег

— А теперь признавайтесь, как вы могли прочитать и запомнить эти стихи, если они мной ещё не дописаны? Я их начал писать только вчера, и я сам ещё не знаю концовки? — Он хмыкнул и добавил: — Не знал. Пока от вас не услышал.

«Это провал, — подумал Солано. — И чего я ему скажу? Ну зачем я полез выпендриваться. Контакт налаживать! Ага! Наладил. Закоротило».

Очередная серия разрядов прервала немую сцену.

— Мистер По, давайте пройдём в более комфортные условия. Вы же обещали, что если я закончу ваш стих, то вы примете моё гостеприимство.

— Да вы от меня теперь никуда не денетесь, молодой незнакомец, пока я вашу тайну не узнаю! — захохотал По. — Идём. И надеюсь, что у вас там есть выпивка.

— Весь бар в вашем распоряжении.

* * *

Солано проснулся с больной головой. Нет. Не просто больной, а такой, будто внутренности черепа были выворочены наизнанку, перетянуты толстыми стальными тросами и сжаты в винтовом прессе. Горло пересохло, как ствол пушки после бородинской битвы. Язык с трудом удалось оторвать от нёба.

Со стоном Солано приоткрыл глаза. Каждое моргание беспощадно каралось гидродинамическим ударом в височной артерии. Он не смог удержаться от болезненного стона. Так он не напивался с тех самых студенческих лет. И даже забыл, каково это.

Чья-то заботливая рука поднесла к его губам кружку.

Глоток крепкого тёплого чая с лимоном вернул голове Солано способность соображать. Он взглянул на благодетеля. Это был По. Довольный собой. Улыбающийся. Ни чуть не страдающий от совместно выпитого.

«Перепил меня, зараза, — подумал Солано, закрыл глаза и откинулся на подушку. — А я то надеялся, что он нажравшись всё забудет».

Ошибка резидента была в том, что он по-прежнему ощущал себя русским взрослым мужиком в возрасте, а суровая реальность напомнила ему, что он пацан и лет ему всего шестнадцать. Хоть и выглядит он на двадцать с лишним. Куда этому юному телу до тридцатитрёхлетнего поэта, закалённого в алкогольных баталиях.

— Ваша квартирная хозяйка приходила, — тем временем участливо прокомментировал гость. — Она была очень недовольна и грозилась вас выселить. Я пообщался с ней и успокоил. Так что отдыхайте спокойно.

— Что⁈ — проскрипел Солано, снова мужественно открывая глаза. — В каком смысле выселить? С чего бы это?

— Мы, оказывается, очень шумели ночью. Соседи ей пожаловались, что мы орали песни на иностранных языках и палили из револьверов.

Солано снова застонал и закрыл глаза. Песни они точно пели.

— А ещё я не могу вспомнить и воспроизвести то самое стихотворение на тему воспевания бури, — продолжал По, забирая кружку из рук Солано. — Оно меня впечатлило. И обидно, что память его не удержала целиком.

— Какое стихотворение?

— Название я не запомнил. Оно заканчивается очень сильно: «Пусть сильнее грянет буря!» Право слово, текст великолепен, хотя, конечно, белый стих своеобразен. Надо было тогда же и записать. Увы. Надеюсь, вы его помните?

— Я его на английском читал? — удивился Солано.

— Сначала нет. Я так понял, что оригинал написан на русском. А потом вы воспроизвели перевод.

— Хм…

Память любезно подсказала, что действительно у знаменитого стиха есть английский стихотворный дубликат.

«Я ещё и по-русски декламировал? Это провал! Ничего не помню…»

Солано взял себя в руки, и игнорируя боль и слабость, поднялся с дивана гостиной. Шлёпая босыми ногами, он прошёл в туалетную комнату, поплескал себе на лицо холодной воды из медного тазика. А потом просто опустил голову в таз целиком. Это заметно облегчило состояние и привело мысли в деловой режим.

«Ну что же. Работаем с тем, что имеем, — сказал он сам себе, глядя на опухшее и помятое отражение в зеркале. — Надеюсь, я ему про будущее не разболтал».

Увы. Надежда рухнула, как только Солано привёл свой внешний вид в порядок и уселся за стол, где его ждал лёгкий завтрак.

— Ну так как же мне к вам обращаться? — уселся напротив По и пододвинул себе тарелку с яичницей. — Юджин Дебс или Солано Лопес? И что вы ещё знаете о моём будущем?

Солано нахмурился и ушёл в полное отрицалово.

— О каком будущем вы говорите? Не понимаю вас.

— Ну как же! — воскликнул По. — золотой фонд литературы. Бессмертный классик. Вы даже пытались продекламировать что-то из моего ещё ненаписанного. Что-то про ворона. Но я вам это запретил.

Солано пожал плечами.

— У меня очень богатая фантазия, — как можно более равнодушно произнёс он. — Порой я увлекаюсь и несу чушь.

Эдгар По нахмурился.

— Не хотите говорить? Досадно. Ну что же. Каждый имеет право на свои тайны. Даже русский старик.

Удар не достиг цели. Солано уже владел лицом и не выказал никаких эмоций. Только лениво переспросил.

— Какой старик? О чём вы?

— О ваших навыках в русском языке, доставшихся вам от русского старика, поселившегося в вашей душе.

«Вот оно значит как! Франциско шалит, когда я сознание теряю, — удивился Солано, но вида не подал»

— Боже мой! Первый раз слышу такую ересь. Русский я знаю потому, что плотником у нас в имении работал моряк-инвалид родом из России. Этот старик так затейливо ругался на своём языке, что я воспылал желанием его изучить. — усмехнулся Солано. — Я вообще к языкам склонен.

По долгим и внимательным взглядом пронаблюдал, как собеседник поглощает завтрак, хмыкнул и отстал.

— Ну хорошо. Каждый имеет право на свои тайны. Хотя, право слово, меня просто распирает узнать больше.

— Сеньор По, — улыбнулся Солано. — Помните легенду об ослиных ушах царя Мидаса? Бедному цирюльнику доверили тайну, и он, не в силах удержать её в себе — рассказал её вырытой в земле ямке. Вроде бы надёжно. Но вот беда. На этом месте вырос камыш, шум которого складывался в слова: «у царя Мидаса ослиные уши». Даже если бы у меня была какая-то тайна, то доверять её гениальному писателю и поэту — также надёжно. Глазом моргнуть не успеешь — как окажешься узнаваемым персонажем какого-нибудь популярного рассказа. Мне оно надо?

Эдгар По рассмеялся и поднял ладони.

— Раунд. Признаю́ поражение. Вы действительно уже породили у меня занимательный образ для мистической истории. Я не могу обещать вам её не писать, но я постараюсь, чтобы вас в ней никто не узнал.

— Буду очень признателен, — Солано кивнул и поспешил перевести тему разговора. — У меня есть для вас деловое предложение. Вы, как мастер пера, сумеете с ним справиться лучше любого другого. Если обозначить задачу коротко, то вы должны влюбить американцев в Парагвай.

Солано сделал паузу, наблюдая реакцию По. Тот не стал обманывать ожидания.

— Каким же это способом, позвольте полюбопытствовать, — с выражением искреннего недоумения на лице спросил поэт.

— Силой свободной прессы США, — Солано постучал пальцем по пачке газет на столе. — В самых читаемых газетах должны появляться заметки про Парагвай, написанные настолько хорошо, насколько вы умеете. В литературных журналах должны появиться несколько рассказов на ту же тему. И в конце концов в печать должна выйти книга о Парагвае под названием «История утерянного рая», которую подогретая публика охотно купит.

Видя изумление По, Солано поспешил его успокоить.

— Книга уже есть. Вот она.

Он достал из своего багажа пухлую папку на завязочках. Внутри оказалась толстая стопка пожелтевших от времени исписанных листов бумаги. Для Солано в Асунсьоне специально изыскали очень старую бумагу, дабы придать видимость древности манускрипту, текст которого представлял собой восстановленный по памяти фундаментальный труд за авторством иезуитского монаха Филипа Карамана «Затерянный рай: Республика иезуитов в Южной Америке».

Само собой, это был самый настоящий панегирик ордену Иисуса, но тем не менее текст опирался на подлинные источники и давал вполне целостную картину грандиозного социального эксперимента. Вся парагвайская историография опирается на этот труд, дополняя и исправляя его, но не меняя сути. Солано при воссоздании этого документа внёс многочисленные правки из более поздних работ других авторов, так что авторитетность книги для этого варианта истории только увеличится.