Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег

Annotation

Середина XIX века. Южная Америка. Континент раздирают амбиции новорожденных государств на фоне рабства и нищеты коренных народов. Но всё меняется, когда здесь появляется наш человек — советский инженер и дипломат, убеждённый коммунист, получивший блестящее образование в сталинские времена.

Парагвайский вариант. Часть 1

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Парагвайский вариант. Часть 1

Пролог

В котором мы знакомимся с Иваном Доловым, а он знакомит нас с краткой историей Парагвая и умирает

Шины старенького «Мерседеса» времён холодной войны, переданного в парагвайское дипломатическое представительство из гаража аргентинского посольства, шуршали по горячему асфальту. Ехать было далеко. Четыреста пятьдесят километров от столицы до Национального парка Серро-Кора, где сегодня, 1 марта 2010 года, состоится общенациональное мероприятие, посвящённое годовщине последней битвы Парагвайской войны. Запланированы торжественные речи и возложение венков. Президент, бывший шоумен, несомненно скажет одну из своих пафосных речей, красуясь перед камерами, пока за его спиной нужные люди делят между собой крохотный государственный бюджет.

«Приглашение получили все дипмиссии в Асунсьоне, но наверняка в ранге посла буду только я. Ну, может, ещё боливиец приедет. Прочих соседей ждать бесполезно. Ведь именно они так знатно загеноцидили своего соседа сто сорок лет назад, что он по сей день выбраться из нищеты не может».

Утреннее солнышко начало припекать, и водитель включил кондиционер, который добавил свой негромкий, но противный свист в общий шум машины.

«Новой от Москвы ждать бесполезно, — переключились мысли посла. — Парагвай, вероятно, возглавляет список приоритетов с нижней строчки. Дай бог, чтобы хоть аргентинский парк обновили. Тогда и нам перепадёт что-нибудь поновее этого барахла».

Кондиционер, хоть и старый, с жарой справлялся, и чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Республике Парагвай Иван Владимирович Долов расслаблялся и отдыхал перед протокольным мероприятием. На переднем сидении посапывал третий секретарь посольства Игорь — молодой парень. Не дурак. И такой же технарь, как Долов в его годы.

«Самое начало карьеры. Сам таким был много-много лет назад, — усмехнулся старый дипломат».

Он ведь действительно не хотел идти по линии МИДа. Он мечтал быть инженером и строить дома и мосты, и даже подал документы в Бауманку. Но мать прогнула тогда всех. И отца, и деда, и его самого. Неделя непрекращающейся истерики. Сама забрала документы, и они каким-то чудом оказались поданы в МГИМО с его подписью под заявлением. Идти наперекор матери было страшно. Её мечта, что сын будет послом в Великобритании или США, требовала жертв. И этой жертвой она без колебаний готова была сделать кого угодно.

Впрочем, учиться было интересно. И к языкам у Долова оказалась склонность. Но техника по-прежнему манила. Так что параллельно учёбе в МГИМО Иван бессистемно, но всегда с энтузиазмом копался в технических дисциплинах. Как оказалось, позже это пригодилось.

Будучи младшим сотрудником посольства в Мексике, он стал первым, кто оценил перспективы нового процесса прямого восстановления железа, разрабатываемого в недрах мексиканской компании HYLSA. Наши доблестные разведчики добыли внутренние документы, но сомневались, стоит ли их отправлять в Москву в том виде, что они достались. Атташе по научно-техническому сотрудничеству тогда в посольстве не было. И Иван за день обработал добычу и составил отчёт о перспективах нового метода, который позже получил имя HYL-II.

С тех пор и понеслось. Очень быстро Долов добрался до позиции того самого атташе по научно-техническому сотрудничеству, что было примерно равно первому секретарю посольства, и карьера застопорилась. Зато география работы разрослась. Боливия, Уругвай, Аргентина, Никарагуа, Гренада и даже Ангола — везде, где Советский Союз затевал помощь народным демократиям, посылали его для поддержания уровня технической компетенции посольства.

Кондиционер завыл на какой-то уж совсем неприятной ноте и вдруг замолчал.

— Да щоб його… — выругался Антип, природный малорос, который всегда сбивался на мову во время сильных эмоций. — Давайте тепер вікна відчиняти.

И первым закрутил ручку со своей стороны. Ветерок ворвался в салон и разбудил Игоря. Он похлопал глазами, кинул взгляд на наручные часы и потянулся, насколько это было возможно на переднем сидении.

— Ещё час ехать, — констатировал он очевидное. — Надеюсь, не спечёмся.

— Мы на мероприятии спечёмся, — ухмыльнулся Иван. — Меньше чем в два часа не уложимся. Когда президент — артист, вся страна превращается в театр.

— А если клоун, то в цирк, — фыркнул Палагин.

— А если чекист? — спросил водитель, но все вежливо промолчали.

* * *

— Граждане Парагвая! Братья и сестры! Сегодня мы склоняем головы перед священным огнём памяти. Пламя, которое не угасло даже в самые тёмные ночи нашей истории. Пламя, зажжённое кровью тех, кто отдал всё ради свободы этой земли — от последнего патрона до последнего вздоха.

Сто сорок лет назад пал Франсиско Солано Лопес! Но сегодня мы говорим не только о нём. Мы говорим о тех, чьи имена не вписаны в учебники, но чьи тени до сих пор шепчутся в листве лапачо.

Когда реки Параны окрасились в багрянец, именно они — матери, сёстры, дочери — встали на краю бездны. Они пахали поля под свист бразильских пуль, шили мундиры из последних лоскутов, а когда закончилась ткань — отдавали свои платья. Их руки, привыкшие к нежности, держали мачете. Их голоса, певшие колыбельные, превратились в боевой клич у Акоста-Нью, где дети сражались плечом к плечу с матерями.

Вы слышите их?

Топот копыт коней Тройственного Альянса заглушал их молитвы, но не сломил воли. Они шли в бой с младенцами на руках, чтобы враг не услышал плача. Они хоронили сыновей под звёздами, чтобы те не остались без неба. Их слёзы стали водой для посевов, их стоны — ветром, который нёсся над руинами Умайты.

На поле Серро-Кора до сих пор растут цветы, проросшие из пуль. Здесь лежат мальчики, которые так и не узнали, что такое седина. Десятилетние воины, чьи мечи были тяжелее их тел. Они шли в атаку с криком «¡Viva Paraguay!», а умирали, зовя мать. Их кости стали фундаментом нашей независимости. Их призраки до сих пор сторожат границы.

Кто посмеет сказать, что героизм измеряется возрастом? Они доказали: даже ребёнок, вооружённый лишь верой, страшнее армии с пушками.

Мы потеряли каждых восьмерых мужчин из десяти. Но мы не потеряли честь! Каждый погибший — это не цифра, а завет. Завет, который гласит: «Парагвай не преклонит колени!».

Когда пал Асунсьон, наши женщины сплели новое знамя — из волос, обрезанных в знак траура. Когда закончился порох, они бросали во врагов камни и проклятия. Когда не осталось сил — пели. Пели на гуарани, языке, который оккупанты не смогли убить.

Сегодня мы стоим на плечах титанов. Каждое здание в нашей стране — это надгробие. Каждый вздох свободы — эхо их последнего дыхания.

Мы клянёмся:

— Никогда не забыть матерей, ставших солдатами.

— Никогда не предать детей, ставших легендами.

— Никогда не допустить, чтобы жертва Гуэрры Гранде оказалась напрасной.

Пусть бронза памятников говорит громче пушек. Пусть наши сердца станут крепостями, где живёт их дух.