Господин следователь. Книга восьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Так у нас, вроде, никого такого и нет, — развел руками урядник. — Если бездельник — так лошади своей нет, или не умный. Под Ольховым усадьба есть, там господин Тутосов живет, у него и лошади имеются, но он только летом здесь, а на зиму в Петербург уезжает. Чего ему зимой-то тут делать?

— А если он вообще не наш? — предположил Абрютин. — Тут же до Весьегонского уезда всего ничего — пять верст, а до самого Весьегонска от Николы-Выксы — я по карте прикидывал, верст десять.

Вся эта ситуация могла бы мне показаться забавной, если бы не пришлось шлепать пятнадцать верст по лесу, да еще и промокнуть насквозь. В иное время и посмеялся бы, но сейчас сурово сказал:

— Так что, сидит где-то в Весьегонских лесах дикий помещик, от нечего делать нам загадки подкидывает.

— Я Весьегонского исправника знаю, наверняка в Луковец приедет на ярмарку, поговорю, — пообещал исправник. — Авось, да отыщет он шутника этого.

Развернувшись, пошли назад. А там, судя по дыму, парни уже и костер развели. Пока шли, Василий вздохнул:

— Может, и напрасно мы приезжали, но все равно — теперь на душе легче. Сейчас погреемся, каши поедим, да и обратно. Даст бог — завтра домой вернемся.

Домой — это замечательно. Но пока бы в село вернуться. Как хорошо, что догадался взять смену белья, носки. И сапоги форменные сухие, ждут меня в доме учительницы. Переоденусь в сухое. Не знаю, правда, как я буду перед хозяйкой в нижнем белье ходить, но выбора все равно нет. А мундир, надеюсь, к утру и просохнет.

Видимо, вид у меня был кислый, потому что Абрютин поспешил подбодрить:

— Ниче, господин следователь, бывает и хуже. Перекусим — все веселее. А у Смирнова — я точно знаю, в мешке бутылка.

Урядник, шедший впереди нас, верно, услышав последние лова, обернулся и хитренько посмотрел на нас:

— А у меня, ваше высокоблагородие, еще одна фляжечка имеется. Прихватил на всякий случай.

— Вот, господин следователь, какие у меня подчиненные толковые, — похвалил полицейских исправник. — Знают, что настоящему солдату в трудную минуту чарка-другая помогает. — Потом, словно бы оправдываясь передо мной, Василий сказал: — Если в городе, да в спокойной обстановке, то пить с подчиненными — ни-ни. А вот в походе, тут уже можно. Но, опять-таки — понемножку, чтобы без панибратства.

— Получается, что уже не чуть-чуть, а прилично, — заметил я. — Вы-то ладно, к старосте ночевать придете, а я к учительнице. А она дама строгая — возьмет, да меня на горох поставит.

Я услышал, что урядник заржал, пусть и деликатно. Ишь, он тоже училку знает. Не исключено, что от Зои Владимировны уже и ему перепадало. А Василий поспешил утешить лучшего друга:

— Иван Александрович, нам до села еще переть и переть. К тому времени весь хмель из тебя вылетит и останется только запах, да благодушие.

[1] Более подробно о быте и нравах древних греков можно почитать в книге автора https://author.today/work/255123

[2] Римма Казакова

Глава 22

Земская учительница — 2

— Как хорошо, что у меня нет детей, — мрачно заявила Зоя Владимировна, поглядывая на веревку, на которой сушилось мое барахло. — Висели бы всякие пеленки да распашонки.

Поначалу до меня не дошло — какая связь моего нижнего белья и мундира, с детской одеждой, потом въехал. Ведь я даже Наталье Никифоровне казался молодым, так кем меня считает учительница, которой за сорок? Это у меня в башке до сих пор сидит иной возраст, но смотрят-то на мою морду.

Увы, про таинственный лабиринт на поляне учительница ничего не смогла прояснить. А я-то втайне надеялся, что ей кто-нибудь из учеников рассказал. Известно же — хочешь узнать, что случилось или случится, спрашивай учеников.

Я сидел абсолютно счастливый — в сухом и чистом белье, в накинутом сверху шерстяном покрывале, с чашкой горячего чая в руках. Было тепло и хорошо, а уюта добавляла свернувшаяся в клубок Мурка. Кошка, нужно сказать, меня простила за покушение на ее хвост и даже дозволила погладить.

— Так вы ж из купечества, — заметил я. — Вряд ли детское белье развесили бы в вашей спальне или гостиной. Наверняка оно сушилось у прачки.

— Да? — удивленно вскинула брови земская учительница. — А я уже и забыла, что существуют такие полезные люди, как прачки или горничные. Сама все, своими ручками. Вы обратили внимание, что я помыла полы?

— Конечно-конечно, — заторопился я. — Но замечу, что у вас и до этого было вполне прилично.

— Эх, Иван Александрович, не умеете вы врать, — сурово заметила Зоя Владимировна. — Я еще вчера видела, что на вашем личике недовольство написано.

Неужели прямо-таки написано? Если да, так это Анька меня избаловала. У нас в доме идеальный порядок. Зое Владимировне положено по должности настроение с лиц учеников «считывать», но я соглашаться с хозяйкой не спешил:

— Нет, здесь вы ошибаетесь. Врать я очень даже умею, а в данный момент сказал чистейшую правду.

Вообще-то, в данный момент мне было все равно — чисто ли в этом доме, нет ли. Мысли совсем о другом — чай, конечно, штука хорошая, но будет ли хозяйка кормить своего постояльца? Завтрак, допустим, был очень даже хорош, но подозреваю, что Зоя Владимировна исчерпала свой хозяйственный пыл и азарт на неделю вперед. Теоретически, я мог бы встать, одеться и отправиться на ужин к старосте. Но ужас, как не хотелось влезать в мокрый мундир, да и вообще вдруг напала лень. Наверное, хозяйка на меня плохо действует.

Словно бы услышав мои мысли, хозяйка спросила:

— Иван Александрович, вы, наверняка есть хотите?

— Хочу, — радостно подтвердил я.

— Увы, у меня только консервированный горошек, — сообщила Зоя Владимировна.

Ага, шутка удалась. Правда, дурацкая. Хотя, интересно другое.

— У вас есть консервированный горошек? — удивился я.

— Староста наш, который еще и лавочник, из Ярославской губернии консервы выписывает, — пояснила хозяйка. — Зеленый горошек хорошо к мятой картошке. Но картошки у меня нынче нет, купить не сподобилась.

Про то, что консервы в Российской империи уже выпускают, знал не понаслышке. Видел в череповецких лавках и рыбные консервы, а еще гороховую кашу с мясом. Но это производят в Санкт-Петербурге, а про Ярославскую губернию, где консервируют зеленый горошек, слышу впервые.

Здешние консервные банки мало напоминают банки из моего времени — большие и тяжеленые. Чтобы открыть, нужно покупать специальный консервный нож, именуемый тут ключом. Открыть нынешнюю консервную банку обычным ножом или иным способом невозможно. Кто сомневается — перечитайте Джерома К. Джерома.

У меня пару раз мелькала мысль купить и попробовать — что за консервы? Но мысль, как приходила, так и уходила обратно. Слышал, что банки запаивали свинцом, а это вредно для моего молодого и растущего организма.

Видимо, кто-то из горожан покупает консервы, пусть они и не очень дешевые — восемьдесят копеек за банку, а иначе бы они в лавках не стояли. Пока не слышал, что кто-то из черепан отравился свинцом, но даже если и отравятся, так вряд ли об этом узнаю. Симптомов подобного отравления не знаю, а лабораторный анализ при всем желании мне не провести.

Зеленый горошек это замечательно, особенно под Новый год, но для ужина маловато. Эх, придется вставать, да отправляться к старосте.

— Стучит кто-то, — заметила хозяйка.

Стучит? А я и не слышал. И кошка, как лежала, так и лежит, даже ухом не повела.

Зоя Владимировна пошла открывать дверь, а я попытался принять более пристойный вид, соорудив из одеяла нечто напоминающее римскую тогу. Мало ли кто придет, а тут судебный следователь, как древний грек. Пусть уж лучше как римлянин.

Беспокоился я напрасно. В избу никто не зашел, а учительница скоро вернулась с корзиной, накрытой платком.

— Вот! — радостно потрясла она емкостью. — Господин староста сына с невесткой послал, чтобы господин коллежский асессор ноги у их любимой учительницы не протянул. Надеюсь, асессор и кавалер поделится со старой женщиной?