Господин следователь. Книга восьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Само собой, — деловито кивнул я, надеясь, что староста прислал достаточно провизии, чтобы поделиться с хозяйкой. Понятно, что даже малым количеством поделюсь, но жалко будет. Увы, такой уж я мелочный субъект, самому стыдно.

А Андриан, от своих щедрот, послал нам целый горшок картошки, тушеной с мясом, жареную рыбу и даже с десяток соленых огурцов.

Мурка, только что спавшая, учуяв запах рыбы, немедленно соскочила и принялась тереться о ноги хозяйки, требуя свою долю. И как не поделиться с девочкой? Кошек вообще нужно кормить в первую очередь.

— Подумать только — давно ли я их учила, а они теперь уже муж и жена, — вздыхала учительница, раскладывая на тарелки наш ужин. — А Юлька — такая пигалица с косичкой была, уже и мама.

— Это вы про кого? — поинтересовался я.

— Так про Степку с Юлькой, — пояснила учительница. — Они же, едва ли не первые мои ученики. Первый раз набирала — семь человек пришло. Помню, что Степка поначалу кричал — не сяду на одну лавку с девкой! А Юлька одна среди мальчишек была. Сначала поплакала, а потом взяла, да торбочкой своей ему врезала. Так врезала, что он с лавки слетел. Едва их разняла. Четыре года они у меня учились, и все четыре года дрались. А потом узнаю — Андриан к Юлькиным родителям сватов заслал!

— Вот так она, любовь-то и начинается, — заметил я, подтягивая к себе тарелку. — Есть у меня знакомые, так они вообще совсем маленькими познакомились…

Вот тут я оборвал свой рассказа, чтобы не рассказывать о своих друзьях, подружившихся еще в детском садике, потом вместе ходившими в школу и в институт. А нынче, уже больше десяти лет они муж и жена. Детишек двое. Но если начну, то придется что-то додумывать и придумывать, поэтому лучше ограничиться общими фразами.

— Вы по родственникам не скучаете? — поинтересовался я у хозяйки, благо, что у нее, в отличие от Натальи Никифоровны или Аньки не было такой дури — помалкивать за едой.

— Пока учебный год идет — скучать некогда, а летом я к ним в гости наезжаю, — ответила Зоя Владимировна, вытаскивая самый красивый огурец и принявшись им хрустеть. Отхрустев, сказала: — Они, поначалу сильно сердились. Я же вам говорила — отец даже проклясть собирался, да матушка не дала. Теперь попривыкли, даже хвастаются — вот, мол, дочку какую вырастили. Сама в деревню уехала, детишек учит. И мне, каждый приезд, словно возвращение в детство. И отосплюсь, и отъемся, а самое главное, что гувернантки не мучают! Правда, по детям начинаю скучать, да по школе.

— А муж бывший?

— А что муж? Поначалу не хотел давать разрешения на мое отдельное проживание — меня из-за этого чуть было не выслали. Обидно было — я, понимаете ли, от всей души, в глухое село, а меня в Москву собираются отослать! А супруг вашей бывшей квартирной хозяйки вообще поначалу замужнюю даму в учительницы не желал брать, пришлось в учебный округ жалобу написать, только тогда и взяли.

— Вы знали покойного Селиванова? — удивился я, вспоминая рассказы Натальи Никифоровны о своем муже. Ну да, коллежский асессор какое-то отношение к образованию имел. И умер, насколько помнится, лет пять назад. Нет, уже шесть. А вот имени-отчества покойного мужа я и не помню. А вот Зоя Владимировна его помнила.

— Как же не знать? — хмыкнула Зоя Владимировна. — Василий Кондратьевич как раз в ту пору стал инспектором учебных заведений Устюженского и Череповецкого уездов. Зануда был редкостный, а еще и дурак, каких мало. Простите, что о покойном так плохо говорю.

Любопытно, почему она у меня прощения просит? Обычно говорят — прости Господи. И вообще, я уже обратил внимание на некоторые детали. Икона в доме есть, но лампадку хозяйка не зажигает. И молитву перед едой не читает. Вон, мы с Анькой перед едой всегда молимся. Да что там мы в лесу, перед тем, как поесть каши, лбы крестили, а Абрютин, как старший, еще и молитву прочитал.

А меня, если уж честно, к этому Наталья Никифоровна приучила, когда вместе со мной начала столоваться. И ворчала — дескать, студенты, пусть и бывшие, нехристи. И так вот, попривык, а теперь уже на «автомате», если не вслух, так хоть про себя помолиться. А учительница не похоже, что человек верующий. Но я такие тонкие вещи как религия трогать не стану, а уж тем более спрашивать Зою Владимировну — почему она лоб не крестит, глупо.

— И почему господин Селиванов вам дураком казался? — поинтересовался я.

— Он от нас требовал, чтобы каждый месяц ему докладывали в письменном виде, насколько благопристойно поведение наших учеников. Говорил, что в округ отчет посылать нужно, но не уверена.

От удивления, я даже есть перестал.

— А как определить благопристойное поведение? В чем оно выражается?

— Вот и мы его спрашивали — как определить? Он отвечал — мол, написать насколько хорошо ученики ведут себя на уроках, доволен ли ими батюшка, который Закон Божий преподает, нет ли жалоб от родителей на неуважительное поведение, замечены ли кто в пьянстве или сквернословии. Особо отметить — не был ли кто замечен в крамоле?

— И что, на каждого ученика подробную характеристику писать? — ужаснулся я.

Я-то был просто «предметником», от классного руководства бог миловал, а сделать отчет по успеваемости несложно — все данные в электронном журнале есть, сам все подсчитает. Но наши классные руководители жаловались на множество отчетов. Вполне возможно, что и в мое время нечто подобное есть. Разве что — про Закон Божий не нужно указывать, а «Истоки» они «безотметочные».

— Если на каждого писать — у меня бы бумаги не хватило, — хмыкнула Зоя Владимировна. — Скопом писала, на всех. А учеников иной раз и двадцать бывало, а в один год и сорок. Писала — мол, поведение удовлетворительное, жалоб нет, в пьянстве и сквернословии никто не уличен, батюшка замечаний не высказывал. Да и батюшка наш, если что не по нему, может и за ухо дернуть, а то и оплеуху отвесить. Сколько раз ему говорила — мол, телесные наказания запрещены, а он отмахивается — мол, не телесное это наказание, а воспитание. Мол — его самого еще розгами драли и на коленки ставили за баловство.

— А как на самом деле? Все прилежные?

Не поверю, что все хорошо и замечательно. Тем более, не представляю, как можно вести занятия в классе, где разновозрастные ученики, разные темы и прочее? Точно, что дисциплина станет хромать.

— Грех жаловаться, — постучала по столу учительница. — Силой никого в школу не тащат, а кто пришел, так теучатся. Девчонок стало побольше — почти треть. Бывает, конечно, шалят, так на то они и дети. А если уж что-то такое, сверх меры, сама разберусь. А инспектору зачем обо всем знать? Да и толк какой? Напишет в ответ — дескать, необходимо обратить внимание, побеседовать и все прочее. Так это я и без инспектора знаю. Так что, пусть он отчет благостный в Новгород шлет, а мы сами управимся. Детишек мне учить нравится, а вот отчеты писать — не желаю.

Золотые слова! Сколько раз я это слышал от своих коллег.

— Да, Зоя Владимировна, а как вас вообще взяли? — поинтересовался я. — Скажем, моей невесте порекомендовали в первый год службы замуж не выходить.

— В гимназиях привередничать могут, у них педагогов хватает. А у нас? Не слишком-то много желающих в народных школах служить. У меня жалованье двадцать пять рублей, а у начинающего учителя только пятнадцать. Казенные квартиры должны давать, а у кого свои — дрова оплачивать и за свечи платить, так не дождешься. За квартиры земство в конце года платит, а кто тебя бесплатно впустит? Из своих платить приходится, а потом тягомотина — вытребуй-ка с земства свои кровные деньги! Если замужних не станут брать, кто преподавать станет? Каждый год в уездах — что у нас, что в ближних, школа, а то и две открываются. Учителей нет, всех берут — и холостых, и женатых. Вон, в Ольхове — а оно в два раза больше, чем наше село, в школе шестьдесят учеников, так там муж и жена служат. Детишек у них двое. Иной раз младшего с собой приносят, или кого-то из девчонок посидеть отправляют, вместо няньки. В Нелазском хорошо сделали — и школа, и учительская квартира в одном доме.