Патриот. Смута. Том 6 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Пленники лиходеи. А по факту, попавшие в мои сети глупцы, которых теперь использовать можно. Думали, как лучше. Решили, что, даже если живота своего, не щадя, удастся им царика убить — уже хорошо.

А про иное мыслей не было,

Юношеский максимализм. Желание погеройствовать. А здесь и возможность шикарная. Только… На меня напоролись. А я такое за километр чувствую.

Я всмотрелся в них пристально. Один — точно тот, что за саблю хватался, когда с Ляпуновым в «посольстве» приезжал. Даже в плохом свете, который отбрасывала единственная свеча и две лучины, это было ясно.

Остальные — такие же юнцы.

Навис над столом, буравил их взглядом.

— Ну что, душегубы. Говорите, кто вас надоумил меня убить? А? В город проникнуть? За стены? В лагерь мой?

Они молчали. Глаза потупили, смотрели в пол.

— Ясно, молчите, гады. Ладно. — Прошел два шага влево, вернулся, опять над столом навис. — Значит так. Я сейчас приказ отдам, и вас всех, весь лагерь, ночью перережут… — Я хмыкнул. — Мои люди уже там…

— Нет… Нет! — Завопил тот самый, рьяный, что несколько часов назад тут за саблю хватался.

— Что нет? А? Дурья твоя башка. Ты к нам сюда пришел убивать, а теперь «нет» орешь. Думаешь, мы иначе поступим? Здесь каждый боец за меня жизнь положить готов. Конец вам всем, всему воинству рязанскому.

— Так мы… Так это.

— Кто послал, падаль⁈ — Рявкнул я.

Этих проще запугать они еще не опытные. С умудренными годами людьми такой номер не прошел бы, скорее всего. Да и не полезли бы хоть немного соображающие люди в такую передрягу.

А если бы полезли — не попались бы.

Но, если так подумать. Лихие, хоть и дурные. Направить бы такой талант да в нужное русло. Вот бы дело было!

— Господарь. — Заговорил другой, который выглядел более спокойно на общем фоне. — Хочешь казни, что хочешь с нами делай. Дядьку Ляпунова только сюда не приписывай. Сами мы.

— Сами? Что сами? Врешь!

Он, было, вскинулся, слушать о том, что его во лжи обвиняют, не пристало этому человеку. Все же юность она свою честь оберегает яростно. И этим манипулировать легко.

— Нам как Некрас про царика сказал… Так мы… — Выпалил он, усаживаемый на место одним из моих бойцов.

— Что вы? В стан мой с оружием надумали? Кровь проливать? Его освобождать? Некрас это кто?

— Я. — Прогудел тот самый, яростный вояка.

— Ну и почто меня-то убить хотели? А?

Я гнул свое? и играл в ту игру, которую хотел им навязать.

— Так это… Мы это…

— Ну⁈ Что мычим!

— Мы этого, мы же не вас… Как можно то. Господарь.

Уже господарем называют, а до этого за сабли хватались. Черт разберешь этих юнцов.

— Не нас, а кого? Кого!

— Так этого… Дмитрия. — Пролепетал Некрас, бывший у них, видимо, за главного.

— Какого такого Дмитрия? — Решил я вконец добить их.

— Царика, воровского.

— Ясно. — Сменил я гнев на милость. — И почему Ляпунову царик неугоден?

— Не он это, сами мы.

— Врешь! — Я продолжал давить.

— Крест положу, на иконе поклянусь что угодно, господарь. Сами мы!

— А Ляпунов что? Что старик? — Это важно, я же не знаю, кто там еще есть помимо него в воинстве. Если богу душу отдаст, кто там во главе встанет? С кем говорить, какие у него мысли?

— Так, мы как возвращались, он… Он совсем плох стал. — Некрас раскрылся, говорил все начистоту. Выбил из колеи его мой допрос и манера его ведения — Годы то, большие. За шестой десяток перевалило воеводе. Двое, те, что с нами были. Они всегда с ним. А мы… Мы же… Надежа земли рязанской.

Надежда, господь бог, помилуй, сейчас от страха в угол забьюсь. Юнцы воевать пришли. Вам бы еще лет пять дома сидеть, саблей махать учится и из лука бить, а лучше из пищали. А только потом уже в строй.

Рано, ох рано поднял вас Ляпунов.

— Надежда? — Проворчал я сквозь зубы, зло, пренебрежительно. — Отец твой где, сынок?

Прозвучало это очень странно, поскольку я не намного был его старше. Даже бойцы мои чуть удивленными выглядели. Сынок, перегнул я, да. Да плевать, главное, чтобы для допроса польза была.

— Батька-то… Батька в Москве и брат старшой там. — Он глаза поднял, на меня взглянул.

— Что Ляпунов вам вечером сказал? Что после встречи нашей было? — Я продолжал задавать вопросы, которые были для меня важны.

— Так это, приказы отдал, что выступаем завтра поутру. И к себе.

— Про клятву, что?

— Так это… Так мы…

— Клятву? — Тот второй, более спокойный тоже голову поднял. — Что за клятва?

Ага, старый черт. То ли ты совсем разваливаться начал, то ли задумал чего нехорошего. Почему сотникам не сообщил, а они дальше не передали? или это конкретно эти малолетние раздолбаи?

— Мы здесь, друг твой Некрас подтвердит, коль мне не веришь, говорили с Прокопием Петровичем. — Начал я цедить сквозь зубы, буравя его взглядом. — Говорили, значит, о том, что все воинство ваше мне поутру в верности поклянется.

Они все трое уставились на меня.

— Я не на престол царский садиться иду в Москву, а Собор Земский собирать. Чтобы он уже, всей Землей, всей силой своей и правдой великой на трон возвел человека достойного. Не ложный я царик, а тот, кто хочет достойного всем миром избранного Царя на троне! Ясно вам.

— Ясно, господарь. — Ответил тот, второй.

— Хватит нам воровских царей. Сами выберем того, кто за страну постоит.

Они закивали как-то потеряно, словно болванчики.

— Так что с Ляпуновым?

— Так, в шатре он. Ушел туда и все. С этими двумя своими, ближними телохранителями. Он с ними вообще не расстается.

— Еще воеводы есть? Кто у вас главный? Кто зам?

Они стали глупо переглядываться. В свете свечи лица их выглядели ошалелыми и малость глупыми.

— Еще князь, Исаак Никитич Сумбулов. — Проговорил Некрас.

Так, а это что за птица? Его я из истории не помнил. Возможно, на вторых ролях какой-то человек был. Это затрудняло процесс опознания. Если о Ляпунове можно сказать в целом кто он и что он. Лидер первого ополчения. Человек, чуть ли к трону не подошедший и свою марионетку туда не посадивший, то вот этот второй… А черт знает, кто это.

Посмотрел на юношей, промолвил:

— И что Самбулов этот? Чего вечером не приехал?

— Да, мы-то откуда, господарь… — Некрас Булгаков разговорился уже прямо, откровенно. Их не пытали, не терзали, не мучили и не проявляли какой-то агрессии, и это как-то располагало к разговору. Хоть и… со связанными за спиной руками в темноте и под охраной. — Знаем, что они последние дни с Ляпуновым крепко спорили.

Спорили, значит.

— И что? Если Прокопий сляжет, значит, над вами этот, Исаак встанет? Главным?

— Вроде так. Только… Как по сути выйдет, кто знает.

— Это как? — Я вскинул бровь.

Чувствовалось, что в лагере рязанцев не все так гладко, как я думал. И если у Лжедмитрия его при мне зарезать хотели, опоздали буквально на минуты. Здесь, может, полегче, но тоже не без греха. Все держалось на авторитете старика Прокопия Петровича. Ляжет он или помрет и все развалится.

Вопрос, а как?

Они стоят у моего лагеря. Надо быть идиотом, чтобы деморализованным войском лезть на приступ или… Уничтожить его, чтобы моих сил не стало больше. Я же этих юнцов за месяц могу в нормальных бойцов воспитать с Франсуа, голландцами и при помощи моих вояк.

Если Сумбулов такую диверсию устроит, это не хорошо.

— Так что? — Спросил я повторно у мнущихся пленных.

— Многие к Туле идти хотели. Господарь… К Дмитрию. — Проговорил Некрас и лицо его перекосилось. Чувствовалась ненависть к этому человеку сильная. — А мы-то. Мы воеводе верны. Говорил он, что раз есть иной господарь, вы то есть, Игорь Васильевич, не нужен нам больше Димитрий.

— Так.

— Ну а Сумбулов, вроде как за него больше. Хотя раньше, вроде не так все было… — Он плечами пожал, сморщился от боли, руки все же связаны были крепко и движения давались с трудом. — Наоборот, было вроде.

Ладно. Выводы кое-какие есть, идем дальше. Смутно у рязанцев все.