Лихие. Депутат (СИ) - Вязовский Алексей

— Заходите, Сергей Дмитриевич, — махнул рукой генерал, полный мужик в очках. Да, этот хер не отрежет… Непохож он на чекиста, уж больно манеры культурные.

— Приятно, когда тебя узнают, — аккуратно ответил я. — Но не сегодня.

— Да, радостного мало, — кивнул Степанов с серьезным видом. — Присаживайтесь. Вас сейчас введут в курс дела.

Я мельком оглядел кабинет. Ну, так себе, ожидал большего… Бедно, но чисто. Застывший советский стиль, исполненный мрачной торжественности. Длинный Т-образный стол, за которым сидит десяток людей в штатском с чрезвычайно озабоченными лицами. Зеленое сукно, множество допотопных телефонов без диска и вездесущие деревянные панели на стенах, придающие кабинету вид гроба изнутри. Портрета Дзержинского на стене не хватает. Висел бы, подумал, что меня закинуло еще дальше во времена СССР.

— Генерал, повторите для Сергея Дмитриевича, — сказал Степанов. — Только коротко.

— Если коротко, — на меня посмотрел невысокий человек с намечающейся лысиной, прикрытой прядью волос. — Если коротко, то отряд террористов с Ближнего Востока захватил МХАТ и удерживает артистов и зрителей в качестве заложников. Малая сцена — двести тридцать шесть человек и двадцать три актера. Состав банды — тринадцать боевиков. Вся сборная солянка — арабы, кого там только нет. Требуют на переговоры вас.

— А зачем я им, стесняюсь спросить? — задал я до невозможности наивный вопрос, ответ на который уже знал. Но надежда меня не оставляла…

— Тот взрыв в Грозном, — пояснил оставшийся неизвестным генерал. — У них там погибли отцы и братья. Они хотят отомстить.

— Вы меня им на расправу выдать хотите, что ли? — удивился я такой наивной простоте. — Ну и зачем бы мне на это соглашаться? Я из Грозного еле ноги унес, между прочим, и пулю в башку схлопотал. Я, вообще-то, человек бизнеса, не военный ни разу.

— Нам прекрасно известно, каким именно бизнесом вы занимаетесь, — поморщился Степанов. — Так что давайте без лишнего пафоса, господин Хлыстов. Нам не дают команду вас брать, вот мы вас и не берем. Но я вас уверяю, как только дадут отмашку, вам даже орден не поможет…

— У меня их два!

— … И мораторий на смертную казнь не поможет тоже, — проигнорировал мое высказывание гэбист — И если вы откажетесь, я вас уверяю, что отмашку дадут прямо сейчас. Мне для этого достаточно трубку телефона поднять.

М-да, вот такие они, интеллигенты… А ведь приличный на вид человек, доктор наук. Я наводил о нем справки. Или кандидат? Не помню. И выбор дает просто роскошный — умереть гарантированно в пресс-хате сразу после суда, или получить два процента вероятности выжить. Ну, что же, у нас все правительство на двух процентах сидит, ну чем я хуже…

— Все это имеет смысл, если я оттуда выйду живым, — нагло посмотрел я на этих людей. А чего теряться? Я ведь и так в полной жопе. — А вы пока мне выхода из ситуации не предлагаете. Просто приказываете пойти и сдаться отморозкам, которые меня на ленты распустят. Я не прав?

— Ну, почему же? — отвел глаза Степанов. — Мы планируем штурм здания… В крайнем случае… По итогам переговоров, которые вы проведете…

— Да вы так половину заложников потеряете, — отмел я его довод. Меня уже несло. И плевать я на них хотел. Они меня под молотки суют, так пусть послушают. Я же все равно почти покойник.

— Там сидят ребята, обмотанные взрывчаткой, которые не боятся смерти, — продолжил я, все повышая и повышая голос. — Им же в кайф умереть во время джихада. Они тогда в рай попадут. Поэтому никаких переговоров не будет. Они приехали убивать.

— Да, потери возможны, — с каменным лицом ответил Степанов. — Такова практика контртеррористических операций. Увы… Средняя смертность в таких ситуациях по миру…

Блядь, да он еще и статистику мне решил выдать!

— То есть, — зло посмотрел я на него, прерывая поток цифр. — Сюда приехало несколько десятков до зубов вооруженных парней… Кстати, а как они это сделали? На постах мусорам забашляли? Может, со мной начальник ГАИ пойдет? Шкурой ответит за косяк своих подчиненных, так сказать…

Я повел взглядом, но никто не улыбался. Тут с понятиями совсем плохо. Не оценили мое предложение.

— Что у вас со снотворным газом? — вздохнул я, понимая, что идти все-таки придется. — Фентанил вроде называется?

Как и все граждане, я в свое время смотрел по ТВ трансляцию штурма на Дубровке. Почему бы не повторить?

— Но как… — генералы переглянулись растерянно, и с удивлением уставились на меня. — Да вы откуда такой информацией владеете? Она же закрытая!

— Не для меня! Если запустить газ в вентиляцию театра, то смертники не успеют подорваться.

— А ведь это мысль, — Степанов честно признался, что такой вариант они не рассматривали. — Позвоню в спец лабораторию.

— И в московские больницы тоже. Понадобится много бригад реаниматологов. Когда людей выносить будете, — язвительно добавил я, — не забудьте спецназ проинструктировать, чтобы их на бок клали. Иначе язык западет, и все задохнутся к херам. И сразу скорые подгоните, потому что какой-нибудь долбоеб в все равно бросит спасенного на спину.

— Непременно проинструктируем, Сергей Дмитриевич, — огромными глазами смотрел на меня Степанов. — Не нужно нас учить… Это же азбука…

Да-да, ну конечно, — я с удовлетворением рассматривал ошалевшие рожи чекистов, которые пялились на меня так, словно я был ожившей мумией Владимира Ильича, исполнившей «лунную походку» прямо на этом столе. — Все-то вам нужно разжевать.

Впрочем, вслух я этого не сказал, я еще не совсем потерял инстинкт самосохранения. Э-эх! Ну почему я не Северянин? Его просто взорвали в машине. Такая хорошая, быстрая смерть… Вот ведь счастливчик. Полгода как подох, сволочь везучая! А меня долго убивать будут. Если подъехали иорданцы и саудовцы, то дело плохо. С нашими можно договориться, попытаться запугать. Ведь у них родня есть, можно через нее надавить. А эти отбитые наглухо. Они же вообще инопланетяне, которые кладут людей штабелями за свои, мало кому понятные идеи. И эти идеи для них важнее, чем собственная жизнь. А как мы знаем из трудов незабвенного Карла Маркса, когда идея овладевает массами, она становится материальной. Тьфу ты! И откуда я такое знаю? Не помню… Про фентанил — тут понятно… Телевизор смотрел и газеты читал. Но Маркс? А, вспомнил… Сидел со мной преподаватель политэкономии. Он еще погремуху получил — Ленин. Он нас этой херней грузил.

За окном пролетали улицы, а я впервые в жизни пожалел, что центр Москвы такой маленький, и тут совсем мало пробок. Ох, как бы я сейчас постоял… Но нет, не с моим счастьем. Театр же в Камергерском переулке, а это буквально за углом. Я, наверное, первый и единственный олигарх в России, который едет на собственные похороны добровольно. Будем выкручиваться. У меня жена и дочь…

Я терпеть не могу НТВ, потому что они гонят только какую-то голимую чернуху. Никогда не понимал людей, которые смотрят сериалы про мусоров и репортажи со всяких аварий и мест преступления. Ну что у них в головах, когда они прилипают к экрану и упиваются чужим несчастьем? Тут мы с Ленкой солидарны, сразу же переключаем на другую кнопку. И так говна в жизни хватает, чтобы его еще и вечером по телеку смотреть. Предчувствия меня не обманули. Около МХАТа стояло сразу несколько групп репортеров «зеленого телеканала», которые по очереди гнали материал в прямой эфир. Ну и западных журналистов тоже было до хрена. Этих легко было опознать по лощеным рожам и дорогой одежде.

— Колян! — позвал я водителя. — Если Елена Геннадьевна позвонит, меня нет. Я на переговорах. На очень долгих и очень сложных переговорах с иностранными инвесторами. И завтра тоже. А если из театра не выйду, то и послезавтра. У меня очень сложные переговоры будут.

— Вы что, шеф, туда собрались??? — Колян даже вильнул на дороге от неожиданности. Впрочем, мы уже приехали.

— Да, — ответил я и тоскливо посмотрел в окно. Как бы проскочить мимо этих акул и не попасть в объектив. Иначе моя наивная отмазка не сработает.