Ленька-гимназист (СИ) - Коллингвуд Виктор
Утром, едва забрезжил рассвет и стрелки ходиков возвестили об отмене комендантского часа, я уже был на ногах. Быстро умывшись и перехватив краюху хлеба, я побежал к Свиридову. Он уже ждал меня, одетый в свою рабочую куртку «чёртовой кожи», * с небольшим узелком в руках.
— Готов? — спросил он коротко.
— Готов, дяденька Свиридов. Пошлите!
Мы шли быстро, почти не разговаривая. Свиридов держался уверенно, но настороженно, внимательно оглядывая пустынные утренние улицы. Добравшись до плавней, мы углубились в заросли. Свиридов шел за мной след в след, не задавая вопросов.
Костенко ждал нас в шалаше. За ночь ему стало немного хуже, лицо осунулось, глаза лихорадочно блестели. Они со Свиридовым поздоровались, как давние знакомые. Тот молча осмотрел рану, умело сменил повязку, используя принесенные с собой медикаменты — какой-то порошок и мазь с резким запахом.
— Плохо дело, Егорыч, — сказал он тихо, заканчивая перевязку. — Рана грязная, может и заражение пойти. Лежать тебе тут долго нельзя. Надо уходить.
— Знаю, Иван, знаю… — вздохнул Костенко. — Да как? Через реку надо. А как?
— Ялик надо, — сказал я скорее себе, чем им. — Переправиться на тот берег…
— Челн я достану, — сказал Свиридов. — Есть у меня на примете один, у знакомых рыбаков. Ночью можно будет взять.
— На тот берег? — с сомнением спросил Костенко. — Думаешь, там чисто? Белые и там могут быть.
— Могут, — согласился Свиридов. — Опять же, нашего брата-большевика не во всех сёлах любят. Не казаки, так зеленые могут схватить и запытать. Риск велик. Лучше, может, вверх по реке попробовать? На север, к своим пробираться?
— Вверх — тоже опасно, — покачал головой Костенко. — Долго плыть. Течение навстечь! Опять же, заметят с берега, стрелять начнут. Да даже не белые — кто угодно заметил да и сболтнёт, и всё — привет, пеньковый галстух. Тут бы выбрать время такое, чтоб им не до реки было…
И тут я вспомнил вчерашний разговор на «пляже».
— Парад! — выпалил я. — Говорят, Деникин скоро приедет. Парад будет, празнества. Все в городе соберутся, на площади. Глазеть будут. Может, в это время и охрана на реке ослабнет? Им не до того будет!
Костенко и Свиридов переглянулись.
— Парад… Деникин… — задумчиво протянул Свиридов. — А ведь это мысль, Ленька! Верная мысль! Когда кошка пошла мышей ловить, воробьям раздолье! Надо узнать точно, когда это дело у них состоится, да и заранее подготовиться. А я челн к тому дню припрячу здесь, в камышах.
Прошло еще несколько дней. Я регулярно таскал Костенко еду — хлеб, картошку, иногда удавалось раздобыть немного сала. Костенко выглядел уже лучше, заметно было, что силы к нему понемногу возвращались. Рана начала затягиваться, хотя ходить он по-прежнему почти не мог.
И вот этот день настал. Город гудел с самого утра. Прием Деникину готовился самый торжественный. Сам генерал Деникин приедет! В городе такие, события были редкостью, и пропустить бесплатное зрелище никто не хотел: не каждый день посещает Каменское сам Главнокомандующий вооруженных сил Юга России. Улицы были чисто выметены (в кои-то веки!), на домах вывесили трехцветные флаги.
Командир казачьего полка на тощем, облезлом «форде» отправился на вокзал за Деникиным и Шкуро. Они должны были бронепоездом подъехать из Екатеринослава. На центральной площади выстроились войска — пехота в серых шинелях, за пехотой растянулся кавалерийский полк донцов генерала Шкуро — несколько казачьих сотен на конях, и даже пара броневиков стояла поодаль, привлекая взоры пацанов. Гремел духовой оркестр.
К полудню площадь и прилегающие улицы заполнила толпа. Кавалеристы сдерживали густые толпы любопытных. Всем хотелось посмотреть парад.
Пройти все должно было на обширной площади перед храмом. На ступеньках церкви собрались полковники, казачьи есаулы, кучка заводского начальства, группа интеллигентов и другой «чистой публики», дореволюционный председатель управы — в общем, избранные, представляющие «белую общественность». Командовал парадом главный инспектор пехоты.
Инспектор пехоты подозвал к себе стройного, с щегольски закрученными усиками полковника Черняховского:
— Берите с собой кого-нибудь, проверьте улицы, комендатуру и тыл, чтобы все было чисто и пристойно. И смотрите, чтобы командующему не досаждали глупыми просьбами! Заодно надобно проведать, как обстоит дело с подготовкой к торжественному банкету, профинансированному хозяевами Днепровского завода!
Полковник щелкнул каблуками, захватил попавшегося под руку есаула и ускакал.
Вдруг все зашевелилось: по шоссе летел, припав к шее коня, верховой. Он махал рукой и прокричал:
— Едут!
— По местам! — гаркнул инспектор. Есаулы и подпоручики торопливо побежали ровнять строй пехоты и казачьих сотен.
Наблюдая за всем этим из толпы, я решил подобраться поближе — вдруг удастся что-нибудь услышать. Вьюном ввинтившись в толпу, я проскочил через охранение и вскоре уже карабкался на церковное крыльцо.
Когда «форд» зачихал у церковного подъезда, оркестр заиграл «Гимн Добровольческой армии». Из автомобиля вслед за командиром дивизии неуклюже выбрался «сам главнокомандующий сил Юга России», человек среднего роста, в гимнастёрке, тяжело свисающей под тяжестью огромных иностранных орденов, с гвардейской выправкой, профессорской бородкой и молодецки торчащими нафабренными усами. За ним выскочили молодые адъютанты с аксельбантами и наконец последним вышел из тесной машины и генерал Шкуро — высокий красавец-мужчина в мохнатой папахе, чёрном френче и синих казачьих галифе с галунами. Все женские взоры тотчас же обратились к нему — этакой казачьей, снабженной залихватскими усами версии короля эльфов Трандуила.
Местное начальство тут же обступило приехавших. Деникин, чем-то явно недовольный, выслушал короткий рапорт инспектора. Затем к нему обратился с приветствием председатель управы.
Генерал рассеянно слушал, глядя через его голову на выстроенные полки.
— Начнем смотр, — кивнул он инспектору.
Взойдя на небольшой помост у знамени, Деникин обратился к солдатам с короткой речью.
Произносил ее Деникин без особого подъема, видимо устав с дороги. Окончил под казенные крики солдат: «Слава! Слава!», слез с помоста и вытер платком вспотевший лоб. Затем с инспектором и командиром дивизии обошел части. Проходя вдоль рядов батальона «Государственной стражи» — недавно набранных ополченцев, игравших у деникинцев роль внутренних войск, презрительно сощурил глаза, нервно покусывая губы.
К концу смотра, когда «госстражевцы» взвод за взводом, неровными рядами подходили к знамени, у которого стоял поп с Евангелием, и целовали сначала Евангелие, потом угол знамени, произошло нечто неожиданное.
Невесть каким образом на площадь к Деникину пробралась делегация «солидных» еврейских коммерсантов.
Председатель общины, Розенблатт, лакейски изгибаясь, подал Деникину поднос с хлебом и солью. Его взял стоявший рядом генерал Шкуро.
— Еврейское население выражает свою искреннюю признательность и уважение к вам, глава государства. Вот, пожалуйста, поздравительный лист.
— Приветствую, господа! — буркнул Деникин, бегло просматривая бумагу.
— Мы нижайше просим вас, чтобы нам дали возможность открыть предприятия и защитить от погрома, — выдавил Розенблатт трудное слово.
Деникин злобно насупился:
— Моя армия погромами не занимается. Не путайте меня с Петлюрой!
Розенблатт беспомощно развел руками.
Деникин нервно подернул плечом. Он явно был зол на так некстати подошедшую делегацию.
Обернувшись к Шкуро, что стоял за его спиной, покусывая черный ус, командующий произнёс:
— Тут на ваших казаков жалуются, генерал. Разберитесь, в чем дело, и примите меры, — сказал Деникин.
Злополучная делегация никак не ожидала такой встречи: я увидел, как растерянно переглядываются Розенблатт и его соучастники.
Шкуро, схватив Розенблатта за лацканы лапсердака, оттащил его прямо ко входу в храм, и, надвигаясь на него, с внешне спокойным лицом, громко прошипел в лицо:
