Ленька-гимназист (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Хорошо, — сказал я наконец, и голос мой прозвучал тверже, чем я ожидал. — Я помогу. Но уйти прямо сейчас с раненой ногой не выйдет. И лодку сейчас, в темноте, пока найти не выйдет. У нас тут недалече шалаш есть, мы с ребятами там Полевого прятали. Там сухо, и кто не знает — ни в жисть не найдёт! А я еду принесу. И перевязку надо срочно сделать. Конечно, пройти придется, но там безопаснее. Подняться сможете, дяденька Костенко?

— Попробую!

Раненый снова попытался подняться, опираясь на здоровую ногу и цепляясь руками за ствол ракиты. Даже в сумерках я заметил, как лицо его стало серым от боли.

— Опирайтесь на меня!

Шагнув ближе, я подставил плечо. Он тяжело навалился на меня, обдав запахом пороха и крови. И мы потихоньку двинулись вглубь плавней, то и дело оборачиваясь по сторонам.

— Нет… ничего…

Костенко бессильно покачал головой.

— Я принесу. Дома поищу тряпья чистого. Йод, кажется, был… Вы дойти сможете?

Идти было сущим адом. Костенко стонал сквозь зубы при каждом шаге, но упрямо шел вперед. Мои ноги по щиколотку вязли в холодном, чавкающем иле, цепкие ветки ивняка хлестали по лицу. Сумерки стремительно сгущались, превращая плавни в темный, враждебный лабиринт.

Пока мы так ковыляли к шалашу, поминутно озираясь по сторонам, я вновь и вновь раздумывал и взвешивал, правильно ли поступаю. Риск? Огромный. Но и ставка высока. Ведь красные обязательно вернутся. Деникин обречен, как и всё белое движение. А спасти коменданта, это же не просто доброе дело. Это, если посмотреть на дело под правильным углом — первая ступенька моей будущей карьеры! Удачно подвернувшаяся возможность, можно сказать — вложение в будущее. Да жалко же его! Нормальный мужик, а его ведь, если найдут, расстреляют на месте!

Наконец, мы выбрались на небольшую сухую полянку, скрытую густыми зарослями лозы. Здесь, под старой ивой, и прятался наш шалаш — неказистое сооружение из веток лозы и пучков камыша, завешенное спереди куском старого брезента.

— Ну вот! Не дворец, конечно, но внутри сухо и совершенно незаметно со стороны берега. Если только с реки кто-то спалит: Полевой нас так и нашел.

Я помог Костенко забраться внутрь и устроиться на подстилке из прошлогодней сухой травы. Он тут же обессилено откинулся назад, закрыв глаза.

— Спасибо, Ленька… — прошептал он, не открывая глаз. Голос его был совсем слабым. — Век… не забуду… Слушай, ты знаешь, где живёт Свиридов Иван Евграфович — рабочий с вашего завода, инструментальщик.

Мне оставалось лишь пожать плечами. Возможно, настоящий Лёнька Брежнев и знал этого Свиридова. Но я — нет.

— Ладно, слушай. Он живет у станции, переулок, кажется… Канатный, что ли. В общем, его улица выходит аккурат к стрелке; там еще штабель старых шпал лежит. Его дом второй от железки. Скажешь ему, что, мол, от Климент Егорыча. Это я. И пароль — «Нева». Он поймет. Надежный товарищ. Расскажешь ему, где я. Только смотри, о нём — никому! Опасно… и для него, и для тебя… Понял?

Я снова кивнул. Теперь у меня был запасной план, контакт на случай непредвиденных обстоятельств.

— Понял, чего тут не понять. Лежите, товарищ Костенко, отдыхайте. Я быстро обернусь и назад. Буду подходить, крякну уткой. Не подстрелите ненароком!

Выбравшись из плавней на опустевший берег, я со всех ног помчался разыскивать этого Свиридова. Улицы были темны и безлюдны, лишь в редких окнах тускло мерцали огни. Комендантский час уже начался. Нужно было спешить и быть предельно осторожным. Мысль о том, чтобы рассказать все Костику или Гнатке, даже не возникла. Костик, хоть и друг, но язык у него без костей, мог сболтнуть лишнее. А Гнатка… после ранения отца его отношение к красным оставалось под вопросом. Нет уж, пусть это останется моею тайной.

Адрес Костенко дал точный, так что искомый дом я обнаружил достаточно быстро — небольшой, но крепкий, ладно сложенный, с аккуратным заборчиком и маленьким палисадником под окнами. Я постучал в раму окна условным стуком — сначала три быстрых удара, затем после перерыва — еще два. Через полминуты створка окна осторожно приоткрылась, и в темноте мелькнуло лицо седовласого пожилого рабочего с густыми пушистыми усами и настороженными глазами. Впрочем, увидев мальца, он несколько оттаял.

— Ты чего, хлопчек? Что надо в такой час? — голос был хриплый, но твердый.

— От Климент Егорыча, — тихо произнес я. — Нева!

Рабочий вздрогнул, лицо его изменилось. Чиркнула спичка, и в ее колеблющемся свете он внимательно вгляделся в меня.

— Ленька? Илюхи Брежнева сын? Заходи скорее, чего на улице стоять!

Он быстро отпер низкую дверь и впустил меня в дом. Внутри было просто, но чисто прибрано. Пахло свежеструганным деревом и махоркой. Свиридов сразу понял, о ком речь.

— Клим? Товарищ Костенко? Здесь, в городе? Что с ним? Живой⁈ — в его голосе послышалась неподдельная тревога.

Я быстро, шепотом, рассказал о встрече в плавнях. Свиридов слушал молча, сосредоточенно кивая. Взгляд мой невольно отметил аккуратно сложенную стопку каких-то бумаг на столе и странный ящичек в углу. Похоже, Свиридов был не просто «надежным товарищем», а кем-то большим — возможно, подпольщиком, оставленным здесь для связи. А может быть, и для диверсий?

Догадка эта, молнией блеснувшая в мозгу, заставила меня быть еще осторожнее.

— Так, хлопец. Сейчас я оденусь, и веди меня к Климу Егоровичу. Ему небось перевязку надобно сделать!

— Нет, Иван Евграфович! — остановил его я. — Вдвоём идти опасно будет. Патрули по улицам ходят. Если меня поймают — я пацан, с меня какой спрос. А если нас двоих увидят ночью, да еще с узелком, боюсь, не отбрехаемся. Завтра утром, как только рассветет, комендантский час кончится, я приду за вами и провожу к нему. Так будет надежнее для всех. А сейчас уж я один сгоняю. У вас есть хлеб или еще чего? И бинтов каких-нибудь надо!

Свиридов внимательно посмотрел на меня, потом медленно кивнул.

— Верно говоришь, парень. Ты молоток, голова светлая, варит как надо. Время опасное, осторожность нужна во всём! Иди тогда один. Осторожнее там, в плавнях. А утром жду. Как только можно будет — сразу приходи!

Потом быстро прошел в соседнюю комнату и вернулся с чистыми холщовыми тряпками, большим куском хлеба и селёдкой.

Я снова выскользнул на темную, притихшую улицу и, прижимая к груди узелок с едой и перевязочными материалами, стараясь ступать бесшумно, прячась в тени заборов и редких деревьев, направился к Днепру, к плавням, где в шалаше ждал меня раненый красный комендант. Сердце колотилось — не столько от страха перед патрулями, сколько от осознания того, в какую опасную игру я ввязался. Но отступать было поздно.

Добравшись до шалаша в густых сумерках, я развернул узелок. Костенко жадно набросился на хлеб и селедку.

— У Свиридова был, — доложился я. — Он вот это всё передал, и обещал утром прийти, помочь, чем может.

— Спасибо, Ленька, — прошептал Костенко. — Считай, жизнь мне спас. А Свиридов — товарищ надежный. Он ведь подпольщик, связной. Если что — через него можно будет весть подать, если будут у тебя какие сведения про белых — неси к нему. Только — чур, осторожно. И — ни-ко-му ни слова! Усёк?

«Так-так. Выходит, я не ошибся, — мелькнуло у меня в голове. — Так вот почему он так спокойно отреагировал, так быстро помог… Интересно! Что ни говори, иметь такого знакомого, как Свиридов, да еще и спасенного Костенко — это может быть полезно. Не попасть бы только в контрразведку белых!»

— Я утром за ним приду, как только комендантский час снимут, — пообещал я. — А сейчас вам отдыхать надо. Лежите тихо.

Оставив ему еду и бинты, я поспешил выбраться из плавней. Ночь уже полностью окутала город, лишь редкие звезды мерцали в бархатной черноте неба. Домой добрался благополучно, патрулей не встретил. Мать, проснувшаяся от скрипа двери, поворчала, что шляюсь невесть где до ночи, но расспрашивать не стала — видимо, усталость и переживания последних дней брали свое. Я, не раздеваясь, рухнул на свою кровать и тут же провалился в тяжелый сон без сновидений.