Таких не берут в космонавты. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Зосимова улыбнулась — на её щеках появились ямочки.

— Приятно это слышать, Василий, — сказала она. — Вот только драться из-за меня ни с кем не нужно. Понимаю, что ты пошутил. Очень надеюсь, что твои слова так и останутся шуткой.

Она протянула руку, поправила у меня на груди комсомольский значок.

— Сколько тебе лет, Василий? — спросила она. — Семнадцать?

— День рождения будет в апреле.

— Значит, ещё только шестнадцать.

Лена снова качнула косой.

— Мне в декабре исполнилось восемнадцать лет, — сказала она. — У нас с тобой, Вася, слишком большая разница в возрасте. Я для тебя старуха. А ты в свои шестнадцать лет кажешься мне ребёнком. Это я тебе сейчас говорю, чтобы в будущем у нас с тобой не возникло недопонимание. Вася, ты симпатичный мальчик. Когда ты поёшь, у меня сердце замирает. Но я уже не маленькая девчушка. Мне нравятся мужчины постарше. Поэтому выброси из головы все эти мысли о… дуэлях. Мы договорились, Василий?

Зосимова снова впилась взглядом в мои глаза.

Её губы дрогнули — Лена улыбнулась.

— Договорились, — ответил я.

— Вот и замечательно, — сказала Лена.

Она махнула листами со списком.

— Твоё предложение мы с ребятами обсудим в пятницу, — сообщила Зосимова. — А с тобою мы снова встретимся в субботу в актовом зале. Если в моих планах что-то изменится, я проинформирую тебя об этом заранее.

Сегодня я вновь поддался на уговоры одноклассников и отправился в актовый зал. Там мы с Черепановым исполнили только две музыкальные композиции: «Песню о медведях» и «Трава у дома». От продолжения концерта я отказался. Сообщил одноклассникам, что мы с Алексеем готовимся к субботней встрече с представителями школьного комитета комсомола: разучиваем новые песни.

Солнце уже светило не так же ярко, как днём — оно устало опускалось к горизонту. С крыш больше не капала растаявшая от солнечного тепла вода. Под крышами домов застыли длинные блестящие сосульки.

Мы шли от школы, втроём. Иришка держала меня под руку, помахивала портфелем. Молчаливый сегодня Черепанов шагал слева от меня, слушал Иришкину болтовню, хмурил белёсые брови.

— … Вася, они все думают, что ты влюбился в эту глупую куклу, представляешь? — сказала Иришка. — Мне девочки об этом в школе все уши прожужжали. Даже девчонки из десятого «А» класса подходили и спрашивали, правда ли это. Клубничкина всей школе раззвонила, что ты побил из-за неё Тюляева. Теперь говорят, что Гена скоро возьмёт реванш. Девчонки считают, что вы с ним вот-вот снова подерётесь. Ещё на этой неделе. Потому что Клубничкина всем говорила: она в воскресенье пойдёт с тобой в «Юность».

Черепанов вскинул голову, взглянул на меня.

— Это правда? — спросил Алексей. — Вы со Светой в воскресенье пойдёте в кафе?

Я хмыкнул и сказал:

— Лёша, хоть ты не повторяй этот бред. Ты вчера и сегодня в школе не отходил от меня ни на шаг. Когда бы я с Клубничкиной договорился о походе в кафе без твоего ведома? Ерунду-то не говори.

Черепанов пожал плечами.

— Ну, я не знаю… — сказал он.

— Не нужно знать, Лёша. Головой подумай. Не телеграммами же мы с ней обменивались. А раз ты не присутствовал при моём с ней общении — это значит, что его и не было. Разве не так?

Алексей вздохнул.

— Наверное.

— Не наверное, а точно, — сказал я. — Или ты не понимаешь, что происходит?

— Что?

— Что происходит? — продублировала Лёшин вопрос Иришка.

Лукина и Черепанов скрестили взгляды на моём лице.

Я посмотрел сперва в глаза двоюродной сестре, затем взглянул на Алексея. Покачал головой.

— Вы как маленькие, — заявил я. — Верите во всякую ерунду. Клубничкина устроила себе рекламную кампанию. Нравится ей быть в центре внимания, понимаете? Актрисы все такие. Наверное. Она хайпанулась за счёт меня…

— Хай… что? — переспросила Лукина.

Она поправила съехавшую ей на брови шапку.

— Раздула тему моего недопонимания с Тюляевым, — сказал я. — Придумала эту пушкинскую дуэль. Растрезвонила о ней на всю школу. Представила себя в образе Татьяны Лариной…

— Ольги Лариной, — сказала Иришка.

— Что?

— Онегин убил на дуэли Ленского из-за Ольги Лариной, а не из-за Татьяны, — пояснила Лукина.

Я махнул рукой.

— Пусть будет Ольга. Без разницы. Важно то, что всю эту историю раздула Клубничкина. Помните её появление в нашем классе? Вот что-то похожее она, наверняка, отчудила и в одиннадцатом «Б» для Тюляева. Даже не сомневаюсь в этом.

Я повернул голову, взглянул на то, как пионеры снежками сбивали с крыш сосульки.

— Так ты не пойдёшь с ней в воскресенье в кафе? — спросил Лёша.

Я повернул к нему лицо.

— Разговаривать с ней о системе Станиславского? Боже упаси. Но сосиски в кафе мне понравились. Я бы с удовольствием поел их снова. Так что вопрос с кафе оставляю открытым.

Черепанов вздохнул.

— Я бы с вами пошёл, — сказал он. — Если ты не против.

— Наблюдал бы за тем, как Светка строила бы моему брату глазки? — спросила Иришка.

Лёша дёрнул плечами.

— Ну и что. Зато она была бы рядом со мной. Хотя бы так…

Иришка фыркнула, покачала головой.

— Вот объясните, мальчики, что вы нашли в этой дурочке? — сказала она. — Я этого не понимаю.

Сегодня Черепанов отрабатывал исполнение трёх новых музыкальных композиций. Исполнял он их старательно, но без огонька. Будто мысленно пребывал за пределами Иришкиной квартиры.

Во время очередного перерыва он спросил:

— Вася, почему ты выбрал именно эти песни? Может, лучше споёшь про траву? Трава в иллюминаторе понравится гостям больше… чем всё вот это.

Черепанов указал на нотную тетрадь.

— Дойдёт очередь и до песни «Трава у дома», — пообещал я. — Впереди ещё День космонавтики. Не забыл? А пока мы с тобой исполним «правильные» песни. Которые одобрит комитет комсомола. Потому что мы с тобой, Лёша, смотрим далеко вперёд. Наша цель не выступление в крохотном школьном актовом зале. Мы хотим, чтобы нас позвали во Дворец Культуры имени Крупской. Где в мае будет большой концерт в честь Дня города. Вот там уже всё будет по-взрослому. Вот увидишь, Лёша. И сцена будет большая. И хорошая акустика. И концертный рояль. И заполненный людьми большой зрительный зал. Это будет совсем другой уровень выступления, Лёша. Мы с тобой на него обязательно поднимемся. Но только после того, как исполним песни про «всё вот это».

В четверг на первом уроке мне передали записку. В ней я увидел написанный красивым почерком вопрос: «Ты встречаешься с Клубничкиной?» Подписи в записке не было.

Я показал записку Черепанову.

Лёша насупился и прошептал:

— Это Надька Веретенникова написала. Вечно она суёт свой нос, куда не следует.

Он стрельнул недовольным взглядом в затылок Нади-большой.

На обратной стороне записки я написал три большие буквы: «Н», «Е» и «Т». Продемонстрировал их будто бы невзначай посмотревшей в мою сторону комсоргу класса. Постарался, чтобы эту надпись заметили и другие девчонки.

На перемене после физики ко мне в школьном коридоре подошёл Гена Тюляев. Его сопровождали хмурые братья Ермолаевы. Тюляев преградил мне дорогу. Пристально посмотрел мне в лицо. Я заметил, как напрягся замерший слева от меня Лёша Черепанов, и как с интересом взглянула на Геннадия моя двоюродная сестра.

Нашу с Тюляевым встречу заметили находившиеся в это время в школьном коридоре старшеклассники. Они тоже остановились, с интересом ожидали развития событий. «А наш Вася симпатичнее, чем этот Генка, — произнёс у меня за спиной женский голос. — Не удивительно, что Светка Клубничкина выбрала его».

Я понял, что Тюляев услышал эти слова: Геннадий вздрогнул, недовольно скривил губы.

— Москвич, это правда, что ты со Светкой в воскресенье пойдёшь в «Юность»? — спросил Тюляев.