Таких не берут в космонавты. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Обзор книги Таких не берут в космонавты. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич
Я уже прожил жизнь. Но получил второй шанс.
Снова 1966 год. Я живу в СССР. Теперь не хочу славы и богатства, как прежде.
Хочу, чтобы и через двадцать пять лет советские школьники мечтали стать не бандитами и валютными проститутками, а врачами и космонавтами. Хочу, чтобы Юрий Алексеевич Гагарин дожил до следующего тысячелетия. Хочу, чтобы в советской колонии на Марсе зацвели яблони.
Фантастика?
Реальность.
Потому что у меня есть Эмма
Таких не берут в космонавты. Часть 2
Глава 1
Во вторник двадцать пятого января шестьдесят шестого года в городе Кировозаводск потеплело. До плюсовой отметки температура на улице не поднялась. Но приблизилась к ней. Это я понял, потому что по пути в школу мы с Иришкой сегодня не выдыхали пар. Ветви берёзы за школьным окном избавились от шапок из снега, уже не клонились к земле. Освещённая лишь светом из окон берёза походила сейчас на огромную корягу — об этом я подумал, пока дожидался ответ Черепанова. Лёша сидел за партой, смотрел на меня снизу вверх. Выглядел он не выспавшимся, размышлял над моими словами едва ли не полминуты.
— А… что случилось? — спросил Алексей. — Какая помощь? Что я могу? Нет, я… конечно.
Черепанов тряхнул головой.
Я уселся рядом с ним, тихо сказал:
— Мне нужны три портрета.
— Сейчас?
— Как можно скорее. Желательно: уже на этой неделе.
— На этой? — переспросил Лёша. — Ладно. В скафандре?
Теперь уже слегка «завис» я.
— В каком скафандре?
— В таком же, в какой я тебя нарядил на прошлом рисунке. Забыл? Тот портрет сейчас у тебя над письменным столом висит.
Я улыбнулся и покачал головой.
Сообщил:
— Понял, о чём ты говоришь. Нет, скафандры не нужны. Портреты нужны не мои.
Я открыл портфель, вынул оттуда сложенный вчетверо тетрадный лист. Развернул его. Положил лист перед Черепановым.
Алексей опустил взгляд на страницу.
— … Илья Муромец… — пробормотал он.
Взглянул на меня и уточнил:
— Это кто? Наши физруки?
— Они, — ответил я. — Три человека. Нужны три портрета. По одному портрету каждого из этих товарищей.
Черепанов нахмурился, но уже через пару секунд приподнял брови.
— Ааа! — протянул он. — Не твои портреты?
Он снова посмотрел на страницу.
— Нет, но… ладно. Сделаю. А зачем?
Я приложил палец к губам и пообещал:
— Позже расскажу.
Показал на лист бумаги.
— Сможешь? — спросил я.
Алексей кивнул, поднял на меня глаза.
— Конечно, — ответил он. — На переменах гляну на них ещё разок. Освежу в памяти образы. Муромца-то я тебе хоть сейчас изображу. А вот на этих двоих…
Черепанов повернул лицо в сторону входа в класс, замолчал. Мне почудилось, что он затаил дыхание.
Я всё ещё дожидался, когда Лёша завершит фразу. Когда услышал знакомый звонкий женский голос.
Голос громко и будто бы торжественно произнёс:
— Пиняев, ты сошёл с ума⁈
Я заметил, как умолкли мои одноклассники. Они посмотрели в мою сторону. Повернула голову и сидевшая за партой перед Черепановым Иришка Лукина — она тут же скривила губы, словно надкусила лимон.
Обернулся и я — увидел замершую в шаге от моей парты Свету Клубничкину.
Светина причёска «каре» выглядела сейчас безупречно. Клубничкина излишне театрально хмурилась, сжимала кулаки. Целила в моё лицо грудью второго размера, спрятанной под тканью малинового цвета кофты.
— Пиняев, это возмутительно! — пафосно воскликнула Света.
Она всплеснула руками. Я сообразил, почему Клубничкина не подошла вплотную к моей парте: Света замерла там, где свет ламп лучше освещал её лицо. Я невольно хмыкнул, восхитившись её сообразительностью.
Сказал:
— Здравствуй, Света.
— Клубничка, ты не ошиблась классной комнатой? — спросила Лукина. — Здесь будет урок у десятого «Б», а не у десятого «А».
Клубничкина и бровью не повела в сторону Иришки.
Она подпёрла кулаками свои бока и во всеуслышание спросила:
— Василий, так это правда, что ты из-за меня вчера подрался с Геной Тюляевым из одиннадцатого «Б»?
Реплика Клубничкиной возымела эффект — по классу прокатились удивлённые шепотки.
Десятиклассники позабыли о своих делах. Наблюдали за Светиным представленьем.
Я покачал головой и ответил:
— Враньё.
Клубничкина красиво повела рукой, но вдруг замерла. Словно сообразила, что пьеса пошла не по сценарию. Клубничкина вновь нахмурилась — на этот раз она будто бы рассердилась искренне.
— Почему это, враньё? — спросила Светлана. — Мне сказали: дрался!
Она обвела глазами притихший класс, снова опустила взгляд на моё лицо.
В обличительном порыве указала на меня рукой и заявила:
— Мне сказали, что ты подрался вчера в раздевалке спортзала с Геной Тюляевым! Сказали, что вы повздорили из-за меня. Говорят, Геннадий из-за этой драки на урок опоздал.
Она торжествующе улыбнулась.
— Василий, мне не интересно, что там у вас произошло, — сказала Клубничкина. — Но знай: я не одобряю твой поступок!
Светлана в порыве наигранного гнева топнула ногой.
— Глупые мальчишки! — воскликнула она. — Вы что, вообразили себя героями Пушкинского романа? Онегиным и Ленским? Что за дуэль вы устроили? Сейчас не Пушкинские времена! Вы не какие-то там безграмотные дворянчики! Вы советские люди, комсомольцы! Мне стыдно за вас, Пиняев! Так и знай! Я не одобряю подобные поступки!
Клубничкина махнула рукой, резко развернулась и зашагала к выходу из класса.
У самой двери она не удержалась и всё же повернула голову — оценила произведённый её выходкой эффект.
Я заметил торжествующий блеск в её глазах.
Иришка Лукина повернулась ко мне лицом и спросила:
— Василий, она правду сказала?
Зашушукавшиеся, было, школьники вновь притихли.
— Ты вчера подрался из-за этой дуры с Геной Тюляевым? — сказала Лукина. — Это правда?
Я усмехнулся и громко повторил:
— Враньё.
Заметил на лицах одноклассников недоверчивые улыбки.
— Света тренируется в актёрском мастерстве, — сказал я. — Попутно рекламирует себя, как актрису. Привлекает к себе внимание. Творческие люди они такие…
Я ухмыльнулся, покрутил кистью руки и добавил:
— … Немного странные.
— Клубничкина дура! — безапелляционно заявила Иришка. — Я рада, Василий, что ты это понял.
Она посмотрел на одноклассников и заявила:
— А ещё она врунья! Чего ещё можно было ждать от актриски⁈ Вообразила себя… непонятно кем!
Лукина фыркнула, принялась перетасовывать в портфеле учебники и тетради.
Вернулись к своим занятиям, прерванным появлением Клубничкиной, и остальные ученики десятого «Б» класса.
Я снова указал Черепанову на список из трёх фамилий.
Уточнил:
— Нарисуешь?
— Конечно, — ответил Алексей.
Он воровато огляделся, склонился в мою сторону и прошептал:
— Вася, но ведь ты же подрался вчера с Тюляевым.
Я так же шёпотом ему ответил:
— Враньё. Это была не драка, а мелкая стычка. Можно сказать, мы просто активно пообщались. К тому же, я тебе снова повторю: из-за Клубничкиной я не дрался и драться не намерен. Как бы ей того не хотелось.
Черепанов вздохнул.
Я заметил, как он тоскливо взглянул в сторону школьного коридора, куда минуту назад удалился объект его обожания. Подумал о том, что Лёша выглядел сейчас, как брошенный хозяйкой пёс. Покачал головой, вынул из портфеля тетрадь и учебник.
После урока математики я поинтересовался у Черепанова, за какие заслуги мне на позапрошлой неделе влепили двойку по литературе. Честно признался Алексею, что воспоминания о том событии начисто выветрились из моей памяти.
— Так ты же не рассказал стих, — напомнил мне Черепанов.
— Какой ещё стих?
— Маяковского.
— Я рассказал его на прошлой неделе.
— Да, — сказал Алексей. — А на позапрошлой неделе ты заявил, что поэзию Маяковского не любишь, и что учить стихи не намерен.
— Так и сказал?
Я удивлённо вскинул брови.
Черепанов кивнул.
Я покачал головой и заявил:
— Вот это я брякнул… не подумав.
Урок литературы начался с привычного обмена приветствиями между школьниками и учителем.
— Здравствуйте, товарищи будущие выпускники!
— Здравствуйте, Максим Григорьевич!