Застава, к бою! (СИ) - Март Артём

— Отставить мне всю эту самодеятельность! — Крикнул разозлившийся Пуганьков немного сломавшимся голосом, — еще раз спрашиваю: что это такое⁈ Что младший сержант Селихов себе позволяет⁈ Мало того что он не выполнил мой приказ, так еще и убежал! Ко мне не явился! Вас оставил за себя отдуваться, когда я пришел! Это ж что за трус такой, этот ваш Селихов⁈ За вас, товарищи бойцы, прячется! Из-за него вы тут сейчас все передо мной краснеете! А сам он ходит неизвестно где!

Когда Пуганьков, гордый собой, что так «рубит правду-матку», прямо перед строем, закончил, то заметил, как странно помрачнели все солдаты.

— Вы это про Сашу зря так, — проговорил Матузный холодно.

Пуганьков аж удивился. Быстро-быстро заморгал.

— Что это значит, рядовой Матузный? И вообще! Обратитесь по форме!

Однако вместо Матузного заговорил Сагдиев. Заговорил также недовольно и даже угрюмо:

— Нехорошо так, товарищ Лейтенант, говорит про Селихова. Извините, конечно, но вы это все неправильно говорите. Передергиваете.

Пуганьков испугался, видя, как пограничники защищают неприятного ему Сашу Селихова. Испугался их слов и особенно решительных взглядов. Однако замполит приложил все усилия, чтобы не выдать своих эмоций. Как показалось Пуганькову, это у него получилось.

— Что значит, передергиваю⁈ — Напористо спросил Пуганьков, стараясь сохранит лицо перед бойцами, — отделение, что вы себе позволяете⁈ Этот Селихов у вас тут всю дисциплину разлагает! Вот он что делает!

— Уж простите, — начал Малюга, немного коверкая слова, — товарищ лейтенант, но мы вам не позволим так про Сашу говорить.

— Как это, не позволите⁈ Да что все это значит! — Растерялся, а от этого разозлился Пуганьков.

— То и значит, товарищ лейтенант, что Сашка мне сегодня ночью жизнь спас, — сказал Малюга твердо.

— И мне тоже спас, — невозмутимо вклинился Матузный.

— И мне спас! — Дополнил Сагдиев.

— И мне!

— И мне тоже, товарищ лейтенант!

— И мне спас! Если б ни он, в рукопашной бы я сегодня все! Погиб бы!

— Ну! Я тоже!

— Если б не он, мы б так в конюшне и остались! Прям под крышей похороненные!

— Да!

— Точно!

Каждое «и мне», что раздалось из строя, било по уверенности Пуганькова, словно хлесткой пощечиной по лицу. Ему казалось, что с каждым новым словом пограничников в защиту Селихова, он сам будто бы становился на добрый сантиметр ниже.

Замполит даже попятился.

— Отставить… — Нерешительно сказал он, потом все же собрался с силами и крикнул: — Отставить разговоры!

Пограничники все как один замолчали. Стали смирно перед замполитом.

— Товарищ лейтенант, — неожиданно раздался голос Селихова за спиной Пуганькова. Тот аж вздрогнул. Обернулся.

Селихов, стройный, широкоплечий и поджарый стоял прямо перед ним. Его удивительно суровое для восемнадцатилетнего парня лицо почему-то напугало Пуганьква. А внимательные голубые глаза показались замполиту холодными и… бывалыми. Пуганьков сглотнул.

— Младший сержант Селихов по вашему приказанию прибыл, — проговорил Александр Селихов спокойным и уверенным голосом.

Глава 19

— Младший сержант Селихов по вашему приказанию прибыл, — проговорил я, когда Пуганьков как-то испуганно обернулся ко мне.

Он в своей манере быстро-быстро заморгал. Приоткрыл рот, что бы что-то сказать, но так ничего и не сказал. На несколько мгновений между нами воцарилась тишина.

— Вам не кажется, товарищ лейтенант, — нарушил я ее, что строить бойцов прямо посреди боя, пусть он и притих, не самая лучшая идея?

— Нет… — Не сразу, пару секунд поискав слова, ответил лейтенант, — не кажется.

— Очень плохо. Я бы посоветовал вам вернуть бойцов на позиции. Если духи нападут — на счету будет каждая секунда. Тем более те, что понадобятся бойцам, чтобы занять свои позиции.

— Когда надо будет, тогда и прикажу, — насупился Пуганьков, — вы меня поняли? А сейчас вопрос совсем не в этом…

— Если вы хотели поговорить со мной о том, почему я отослал отделение Бричника обратно на их позицию, то докладываю, — перебил я Пуганькова, — у нас здесь они будут только мешаться. Создавать неразбериху. Кроме того, вы зря открываете левый фланг, надеясь на одну только бронетехнику, что стоит на тех позициях. Левый фланг нельзя оставлять совсем без прикрытия.

Пуганьков застыл без движения. Казалось, он был возмущен от такой наглости.

— Селихов, на заставе сейчас командую я. И я…

— Скажите, это ваш первый настоящий бой?

— Что? — Задрал брови Пуганьков.

— Я спрашиваю вас, товарищ лейтенант, это ваш первый бой?

— Какое это имеет значение? Я командир!

— Ответьте на вопрос, — невозмутимо сказал я, — все же, от вас в определенном смысле зависят жизни бойцов. От меня тоже, потому, собственно говоря, я делаю то — что делаю. А вот вы, видится мне, заботитесь больше не о них самих, а том, чтобы выглядеть в их глазах хорошим командиром. Да только мне кажется, что ваши представления о хорошем командире очень сильно противоречат представлениям остальных пограничников.

Пуганьков молчал. Сверлил меня недовольным взглядом.

— На заставе много опытных командиров отделений, — начал я, — тот же Витя Мартынов. Черепанов, в конце концов. Таран никогда не брезговал тем, чтобы спрашивать их мнения, прежде чем принимать сложное решение. Вы видели это сами. Вместо того чтобы постараться неумело «прогибать» бойцов под себя, лучше бы послушали, что думают об организации обороны сержанты.

Пуганьков нервно сглотнул. Не выдержав моего взгляда, отвел глаза. Потом обернулся, глянул на суровых пограничников.

— Зайдите ко мне, товарищ младший сержант. Жду вас в канцелярии через пять минут, — бросил он, а потом торопливо пошел к зданию заставы.

Я проводил его взглядом. Погранцы, что стояли в строю, расслабились. Сами дали себе команду «вольно».

— Ну, братцы? — Сказал я, — и чего стоим как на параде? Давайте к бою. Если духам взбредет в голову пойти на нас снова, встретим их как надо.

Бойцы дружно, но вразнобой бросили мне свое «есть» и кинулись к позиции у забора.

Когда я шел к Пуганькову в канцелярию, по пути встретил Черепанова, что спускался по сходням и, по всей видимости, направлялся к позициям стрелковых отделений. Видимо, он уже дал лейтенанту свой «совет». И я знал какой.

— Старшина! — Позвал я его и ускорил шаг.

Заметив меня, Черепанов помрачнел, но задержался. Не стал делать вид, что не замечает меня, и не пытался убежать, уклоняясь от разговора.

— Что ты хотел, Саша? — Вместо этого вздохнул он.

— Ты был у Пуганькова?

Не ответив, прапорщик только покивал. Повременив несколько мгновений, Черепанов сказал:

— Пуганьков хочет остаться на заставе. Защищать ее, но наступательные действия не вести ни при каких условиях. Он поставил приказ удерживать Шамабад до прихода подкрепления. Если к этому моменту враг не отойдет сам, мангруппа из отряда, ну или резерв с соседних застав выдавят врага за реку вместо нас.

— Ты считаешь, что так должны действовать советские пограничники, да? — Спросил я холодно. — Просто отпустить врага и дать ему время снова накопить силы?

Черепанов поджал губы. Отвел взгляд.

— Наша задача — охранять участок. Охранаять Границу, — продолжил я. — Нужно встретить новую атаку врага, отразить ее, а дальше контаратаковать и выдавить их с советской земли. Силы и средства для успешного контрнаступления у нас есть. Пусть их больше, но в ходе атаки мы их ряды проредим. Нужно создать возможность. Ты же все это сам понимаешь, Сережа. Что с тобой?

Черепанов похолодел взглядом. Нашел себе силы заглянуть мне в глаза.

— Создать возможность, Саша? — покачал головой Черепанов отрицательно, — Пуганьков сейчас командует. Он отдал приказ, и мы должны ему подчиняться. Будем сидеть тут и защищать Шамабад.

— А какой бы приказ отдал Таран? — Спросил я решительно.