Я – Товарищ Сталин 6 (СИ) - Цуцаев Андрей

Фаласки отпустил его, его взгляд метался по пылающему аэродрому. Восьмой взрыв уничтожил ещё один самолёт, и пламя перекинулось на соседний ангар, где хранились запасные части. Брезент вспыхнул, словно бумага, и огонь побежал по деревянным балкам. Девятый взрыв был ещё более сокрушительным: бомбардировщик Caproni разлетелся на куски, его топливный бак взорвался, повалив солдат на десятки метров вокруг. Десятый взрыв завершил катастрофу: последний истребитель Fiat CR.32 вспыхнул, его фюзеляж раскололся, а пропеллер разлетелся на куски, один из которых вонзился в ящик с боеприпасами, вызвав новый взрыв.

Аэродром превратился в ад. Десять самолётов — треть итальянской авиации — пылали, их силуэты растворялись в чёрном дыму, который поднимался в небо, словно траурный флаг. Пламя, неудержимое и беспощадное, лизало всё вокруг, подбираясь к складам горючего, расположенным в сотне метров. Солдаты кричали, некоторые падали, обожжённые летящими обломками. Механики, кашляя от дыма, пытались тушить огонь песком и водой, но пламя было слишком сильным. Один из них, молодой парень по имени Луиджи, получил ожог лица, пытаясь оттащить ящик с бомбами. Его крики разрывали сердце, но никто не мог остановиться, чтобы помочь — огонь наступал, пожирая всё на своём пути.

Париани, добравшись до Фаласки, схватил его за плечо.

— Маттео, сколько мы потеряли? — крикнул он, перекрикивая рёв пламени.

Фаласки повернулся, его лицо исказило отчаяние.

— Десять машин, синьор полковник! — ответил он. — Треть нашей авиации! Если огонь доберётся до складов горючего, мы потеряем всё!

Париани стиснул зубы, его очки запотели от жара. Он повернулся к Мессине, чьи усы подрагивали от гнева.

— Франческо, организуй людей! — рявкнул Париани. — Надо убрать уцелевшие самолёты! И проверь склады, сейчас же!

Мессина кивнул и бросился к солдатам, выкрикивая команды.

— Первый и второй батальоны, к аэродрому! Тащите песок, тушите огонь! Третий батальон, охраняйте склады! Шевелитесь, или я вас всех под трибунал отправлю!

Капитан Антонио Векки, командир наземной охраны аэродрома, пробился через толпу солдат, его лицо было покрыто сажей, а форма порвана. Он подбежал к Фаласки, задыхаясь от дыма.

— Синьор капитан, — прохрипел он, — мои люди проверяли периметр всю ночь! Никто не мог проникнуть на аэродром! Я клянусь, мы не спали!

Фаласки схватил его за грудки, его глаза горели яростью.

— Тогда как, Антонио⁈ — заорал он. — Как взрывчатка оказалась под моими самолётами⁈ Где твои люди были, когда это происходило⁈

Векки отшатнулся, его голос дрожал.

— Я… я не знаю, синьор капитан. Мы усилили посты, проверяли каждого, кто входил и выходил. Это… это кто-то из наших, клянусь!

Париани, услышав это, повернулся к Векки, его лицо стало багровым.

— Из наших? — прошипел он. — Ты смеешь говорить о предательстве, Антонио? Если я найду хоть одного виновного, я лично пристрелю его на месте!

Одиннадцатый взрыв, менее мощный, прогремел у ангара, где хранились запасные части. Брезент вспыхнул, и пламя перекинулось на соседние ящики. Солдаты, пытавшиеся тушить огонь, отступили, их лица были искажены страхом. Некоторые бросали вёдра и бежали, не в силах справиться с паникой. Дым стал таким густым, что солнце исчезло, погрузив лагерь в зловещую полутьму. Солдаты кашляли, задыхались, некоторые падали, не в силах дышать. Раненые стонали, их крики тонули в рёве пламени. Один из механиков, пытаясь спасти уцелевший самолёт, получил удар обломком по голове и рухнул без сознания. Его товарищи оттащили его в сторону, но их лица выражали отчаяние — они знали, что спасти аэродром почти невозможно.

Лейтенант Треви, вернувшись из шатра, подбежал к Париани, его глаза были полны ужаса.

— Синьор полковник, — доложил он, — склады пока целы, но огонь близко! Я приказал эвакуировать боеприпасы, но у нас не хватает людей!

Париани стиснул зубы, его взгляд метнулся к пылающим самолётам.

— Найди людей, Паоло! — рявкнул он. — Возьми всех, кто может держать ведро! Если склады взорвутся, мы потеряем не только авиацию, но и весь лагерь!

Треви кивнул и бросился к солдатам, выкрикивая команды. Но хаос нарастал. Огонь подбирался к складам горючего, и солдаты, понимая, что может случиться, если пламя доберётся до бочек с бензином, работали с отчаянием обречённых. Некоторые падали, задыхаясь от дыма, другие, обожжённые, кричали от боли, третьи продолжали тащить вёдра с песком. Механики, чьи руки были покрыты ожогами, пытались оттащить уцелевшие ящики с боеприпасами, но огонь был быстрее.

Сержант Бьянки, стоявший рядом с Фаласки, упал на колени, его глаза были полны слёз.

— Мои самолёты… — прошептал он, его голос дрожал. — Я их готовил… я их проверял… как это могло случиться?

Фаласки, чьё лицо было чёрным от копоти, схватил его за плечо.

— Вставай, Марио! — рявкнул он. — Помоги тушить огонь, или мы потеряем всё!

Париани, стоявший посреди хаоса, пытался восстановить порядок.

— Все к складам! Защитите горючее! Если оно взорвётся, мы все сгорим!

Мессина, руководивший солдатами, организовал цепь из людей, передающих вёдра с песком. Но огонь был быстрее: он лизал сухую траву, подбирался к ангарам, угрожая уничтожить уцелевшие ящики с боеприпасами.

Фаласки, стоя посреди аэродрома, смотрел на пылающие машины, его кулаки были сжаты так сильно, что побелели костяшки. Десять самолётов — треть их авиации — были уничтожены за считанные минуты. Каждый взрыв был как удар в сердце, каждый столб огня — как насмешка над их мечтой о великой империи. Он знал, что это не случайность. Взрывчатка, подложенная с такой точностью, могла быть делом рук только профессионалов. Но кто? Абиссинские диверсанты? Советские агенты? Или, что хуже, предатель среди своих?

Париани подошёл к нему, его лицо было мрачным, как грозовая туча.

— Маттео, — сказал он, его голос дрожал от гнева. — Это конец. Без авиации мы не сможем прикрывать танки. Наступление под угрозой.

Фаласки повернулся к нему.

— Мы найдём виновных, синьор полковник, — сказал он. — Я переверну весь лагерь, но найду того, кто это сделал. Это не просто диверсия — это предательство.

Мессина, вернувшись от складов, вытер пот со лба. Его форма была покрыта сажей.

— Склады пока держатся, — доложил он. — Но мы потеряли слишком много. Десять самолётов, Альберто. Это катастрофа. Дуче нас всех под трибунал отправит.

Париани кивнул, его губы сжались в тонкую линию.

— Мы найдём виновных, — сказал он. — Проверьте каждого солдата, каждого механика, каждого офицера. Если это предатель, я хочу его голову. Если это абиссинцы или Советы, я хочу знать, как они пробрались на аэродром.

Фаласки кивнул, его взгляд скользнул по пылающим обломкам. Огонь всё ещё бушевал, но его ярость начала угасать, оставляя за собой лишь чёрный дым и искорёженный металл. Наступление, которое должно было принести триумф, теперь висело на волоске. Где-то в горах, возможно, враги наблюдали за происходящим, смеясь над их поражением. Париани стиснул кулаки. Он знал, что это только начало. Война, которую они считали лёгкой победой, превращалась в кошмар, и пламя на аэродроме было лишь первым предвестником грядущей бури.

Солнце клонилось к закату, но жара в Асмэре, административном центре итальянских сил в Абиссинии, не спадала. Штаб генерала Родольфо Грациани располагался в бывшем губернаторском здании — массивном каменном строении с высокими окнами и колоннами, окружённом колючей проволокой и мешками с песком. Внутри, в просторной комнате с картами на стенах и длинным деревянным столом, заваленным рапортами, телеграммами и схемами, царила напряжённая тишина.

Рядом стоял адъютант генерала, лейтенант Джузеппе Росси. Он сортировал входящие сообщения, передавая самые срочные Грациани. Война в Абиссинии казалась далёкой, пока резкий стук в дверь не разорвал тишину.

— Войдите! — сказал Грациани, не поднимая глаз от карты.