Я – Товарищ Сталин 6 (СИ) - Цуцаев Андрей
Дверь распахнулась, и в комнату влетел запыхавшийся лейтенант Паоло Треви, тот самый адъютант, который утром докладывал о состоянии охраны аэродрома в лагере в тридцати километрах от Аддис-Абебы. Его форма была покрыта пылью, лицо чёрное от копоти, а глаза полны паники. Он замер у порога, тяжело дыша, и отдал честь, хотя его рука дрожала.
— Синьор генерал, — выдохнул он, — катастрофа! Аэродром атакован! Диверсия! Мы потеряли десять самолётов! Треть нашей авиации уничтожена!
Грациани медленно поднял голову. Его взгляд впился в Треви. Рука, державшая перо, замерла, и чернила капнули на карту, растёкшись тёмным пятном по красной линии, ведущей к столице.
— Что ты сказал? — произнёс он тихо, но в его голосе звучала угроза, словно затишье перед бурей. — Повтори, Паоло. И лучше тебе не ошибаться.
— Синьор генерал, около часа назад на аэродроме начались взрывы. Десять самолётов — бомбардировщики Caproni и истребители Fiat — уничтожены. Взрывчатка была подложена под топливные баки. Склады горючего под угрозой. Это диверсия, синьор генерал. Мы не знаем, кто это сделал, но это явно не авария.
Грациани встал из-за стола и подошёл к Треви. Его лицо побагровело, вены на висках вздулись, а глаза горели яростью, которую он едва сдерживал.
— Десять самолётов? — прошипел он, его голос дрожал от гнева. — Треть нашей авиации? И ты смеешь стоять здесь и говорить, что это диверсия, а вы не знаете, кто виновен? — Его голос сорвался на крик, эхом отразившийся от стен. — Как, чёрт возьми, это могло случиться⁈ Где была охрана⁈ Где были твои люди, Паоло⁈
Треви отступил на шаг, его лицо побледнело.
— Синьор генерал, я… мы усилили охрану, как приказал полковник Париани. Я лично проверял посты на рассвете! Никто не мог проникнуть незамеченным! Клянусь, мы…
— Замолчи! — рявкнул Грациани, ударив кулаком по столу. Карты и бумаги разлетелись, чернильница опрокинулась, заливая пол тёмной лужей. — Твои клятвы стоят меньше, чем песок в пустыне! Десять самолётов, Паоло! Десять! Ты хоть понимаешь, что это значит? Дуче ждёт победы, а ты мне говоришь, что мы потеряли треть авиации за один час⁈ Муссолини нас всех расстреляет за такое! — Он повернулся к Росси, который замер у стола, не смея поднять взгляд. — Джузеппе, телеграфируй в Рим! Немедленно! Доложи, что аэродром атакован, но мы найдём виновных и проведём наступление, чего бы это ни стоило!
Росси кивнул, его пальцы задрожали, когда он бросился к телеграфному аппарату в углу комнаты. Грациани повернулся к окну.
— Это предательство, — прорычал он, обращаясь скорее к себе, чем к присутствующим. — Никто не мог проникнуть на аэродром без помощи изнутри. Кто-то из наших. Кто-то, кого мы кормим, одеваем, кому доверяем. — Он резко повернулся к Треви. — Паоло, ты был там. Назови мне имена. Кто отвечал за охрану? Кто осматривал самолёты? Я хочу знать всё!
Треви, всё ещё дрожа, попытался собраться с мыслями.
— Охрану аэродрома возглавлял капитан Антонио Векки, синьор генерал. Он клялся, что его люди проверяли периметр всю ночь. Самолёты осматривал сержант Марио Бьянки под командованием капитана Фаласки. Полковник Париани руководил всем лагерем. Я… я не знаю, как это могло случиться, но…
— Хватит! — Грациани шагнул к нему, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица лейтенанта. — Если я ещё раз услышу «не знаю», я отправлю тебя под трибунал прямо сейчас! Ты понял? — Он отступил, вытирая пот со лба. — Собери всех офицеров: Париани, Фаласки, Мессину, Векки — всех! Я хочу их видеть здесь, в Асмэре. И пусть притащат с собой каждого, кто хоть раз подходил к аэродрому за последние сутки. Мы найдём предателя, даже если мне придётся допросить каждого солдата в лагере!
Треви кивнул и выбежал из комнаты, чуть не споткнувшись о порог. Грациани повернулся к карте, его пальцы сжали край стола. Он смотрел на красные линии, которые ещё утром казались путём к триумфу. Теперь они выглядели как насмешка. Без авиации наступление на Аддис-Абебу становилось самоубийственным. Танки и пехота могли продвигаться по равнине, но без прикрытия с воздуха абиссинцы, засевшие в холмах, превратят их в лёгкую мишень. Дуче не простит провала. Грациани знал это лучше, чем кто-либо. Муссолини требовал победы, и каждая неудача воспринималась как личное оскорбление.
— Джузеппе, — произнёс он, не поворачиваясь. — Сколько у нас осталось самолётов?
Росси, закончив отправлять телеграмму, повернулся к генералу.
— По последним данным, синьор генерал, у нас было сорок машин. Десять уничтожены. Осталось тридцать, но некоторые могут быть повреждены. Полковник Париани должен доложить точные цифры.
Грациани кивнул, его губы сжались в тонкую линию.
— Тридцать, — пробормотал он. — Этого едва хватит, чтобы прикрыть один фланг. — Он ударил кулаком по столу, и лампа задрожала. — Чёрт возьми, Джузеппе! Это не просто диверсия — это удар в сердце нашей армии! Если мы не начнём наступление завтра, Дуче снимет с нас головы! А если начнём без авиации, абиссинцы раздавят нас в горах!
Он прошёлся по комнате, его сапоги гулко стучали по полу. Мысли вихрем кружились в его голове. Диверсия такого масштаба не могла быть делом рук случайных повстанцев. Абиссинцы, несмотря на их храбрость, не обладали такой точностью и ресурсами. Взрывчатка, подложенная под топливные баки, требовала знаний и доступа. Это был кто-то, кто знал расположение самолётов, график проверок, слабые места охраны. Грациани остановился у окна, глядя на дым, поднимающийся над горизонтом. Его пальцы сжали подоконник.
— Советы, — прошептал он. — Или британцы. Они хотят, чтобы мы увязли здесь. — Он повернулся к Росси. — Проверь все разведданные за последние две недели. Каждое сообщение, каждый слух. Если это иностранные агенты, я хочу знать, кто и как.
Росси кивнул, записывая приказ в блокнот.
— Синьор генерал, — осторожно начал он, — есть ещё вероятность, что это… кто-то из наших. Капитан Векки упомянул, что охрана не заметила ничего подозрительного. Это может означать…
— Предательство, — закончил Грациани. — Я знаю. И если это так, я вырву сердце у того, кто посмел нас предать. — Он подошёл к столу, схватил телефонную трубку и рявкнул: — Соедините меня с Париани! Сейчас же!
Через несколько минут в трубке раздался голос полковника Париани, хриплый и напряжённый.
— Синьор генерал, — начал он, — мы делаем всё возможное. Огонь удалось сдержать, склады горючего спасены, но аэродром в руинах. Десять машин уничтожены, ещё три повреждены. Мы потеряли треть авиации, и…
— Я знаю, Альберто! — прервал его Грациани. — Треви доложил. Как это могло случиться? Ты отвечаешь за лагерь! Где была охрана? Где были твои люди?
Париани замялся, его голос стал тише.
— Синьор генерал, мы проверяем. Капитан Векки клялся, что его люди не спали. Фаласки и Бьянки осматривали самолёты утром, всё было в порядке. Это… это кто-то, кто знал, где и когда ударить.
— Кто-то из наших? — Грациани почти прошипел эти слова. — Ты это хочешь сказать, Альберто? Что среди нас предатель?
— Я… я не уверен, синьор генерал, — ответил Париани. — Но мы найдём виновных. Я уже приказал допросить всех, кто был на аэродроме. Мы проверяем каждого механика, каждого солдата.
— Найдите их, Альберто, — сказал Грациани, его голос стал угрожающе спокойным. — Найдите их до рассвета, или я приеду в лагерь и начну расстреливать каждого, кто покажется мне подозрительным. Ты понял? А теперь слушай внимательно: наступление начнётся завтра, как и планировалось. Без авиации, с авиацией — мне плевать. Мы идём на Аддис-Абебу. Дуче ждёт победы, и я не собираюсь объяснять ему, почему мы провалились из-за какого-то предателя. Организуй людей, Альберто. Танки, пехота, артиллерия — всё должно быть готово к утру. И найдите мне этого ублюдка, который подложил взрывчатку!
— Да, синьор генерал, — ответил Париани, его голос дрожал от напряжения. — Мы сделаем всё.
— Не всё, Альберто. Всё, что нужно. — Грациани бросил трубку, и она с грохотом упала на рычаг. Он повернулся к Росси, который всё ещё записывал приказы.