Я – Товарищ Сталин 6 (СИ) - Цуцаев Андрей

— Он ничего не обещал, — ответила Акико, её голос дрожал, но она заставила себя продолжить. — Он говорил о людях, которые голодают, о ценах на рис, которые растут, о солдатах, которые не возвращаются домой. Я не политик, господин Хирота, я певица. Но я вижу, как Гинза сияет снаружи, а внутри я вижу страх и отчаяние. Если эта записка может что-то изменить, я должна была передать её вам.

Хирота смотрел на неё, его глаза были холодными, но в них мелькнула тень любопытства.

— Ты веришь в красивые слова, — сказал он, его голос был полон сарказма. — Но мир не меняется от записок. Ты думаешь, я не знаю о голоде? О санкциях? О том, что флот едва держится? Я читаю отчёты, Акико, каждый день. Генералы требуют войны, промышленники — прибыли, народ — хлеба. Что ты хочешь, чтобы я сделал с этим? — он слегка приподнял свёрток, не разворачивая его.

— Прочтите, — сказала Акико, её голос стал твёрже. — Если там ложь, выбросьте его. Если правда, вы можете пересмотреть планы. Я не знаю, что там, но я верю, что вы сделаете правильный выбор.

Хирота усмехнулся, но в его смехе не было веселья.

— Правильный выбор, — повторил он. — Ты думаешь, у меня есть выбор? Генералы хотят наступления, дипломаты говорят о переговорах, а Кэмпэйтай видят врагов в каждом углу. Ты знаешь, что будет, если они узнают, что ты принесла мне это?

— Я знаю, — сказала Акико тихо. — Я знаю, что они делают с теми, кто им мешает. Я видела, как люди исчезают. Но я не могла молчать. Если есть шанс, что это остановит войну, я должна была рискнуть.

Хирота встал, его движения были резкими, и Акико невольно отшатнулась. Он заметил это и замер, его лицо смягчилось, но гнев всё ещё горел в его глазах.

— Ты не понимаешь, во что ввязалась, — сказал он, понизив голос. — Это может быть проверка, Акико. Кэмпэйтай любят такие игры. Они могли подослать этого человека, чтобы проверить твою лояльность. Или мою. Если я открою этот свёрток и там что-то, что они сочтут предательством, нас обоих найдут в реке Сумиде. Ты этого хочешь?

— Нет, — ответила Акико. — Я не хочу этого. Но я не могу жить, зная, что могла что-то сделать и не сделала. Вы — человек, который решает судьбу страны. Если там правда, вы можете остановить это безумие.

Хирота смотрел на неё, его дыхание было тяжёлым. Он медленно сел обратно, положив свёрток на стол. Его пальцы дрожали, когда он начал разворачивать бумагу. Акико затаила дыхание, её глаза следили за каждым его движением. Бумага раскрылась, и внутри оказался сложенный лист, исписанный аккуратным почерком. Хирота взял его, развернул и начал читать. Его лицо оставалось неподвижным, но Акико заметила, как его брови слегка нахмурились, а губы сжались в тонкую линию.

— Это опасно, Акико, — сказал он наконец, не отрывая глаз от бумаги. — Здесь данные, которые не должны быть у обычного человека. Разведка о русских, о наших кораблях, о топливе. Если это правда, это может изменить многое.

— Тогда что вы сделаете? — спросила Акико, её голос был едва слышен. — Выбросите его? Или используете?

Хирота сложил лист и положил его обратно в бумагу. Он посмотрел на неё, его взгляд был тяжёлым.

— Я не знаю, — сказал он честно. — Я не могу доверять этому. Не могу доверять тебе, Акико, после этого. Ты поставила нас обоих под удар. Почему ты не пришла ко мне раньше? Почему не рассказала, кто он?

— Потому что я не знаю, кто он, — ответила она, её голос дрожал. — Он был осторожен, как и я. Он сказал, что это единственный шанс. Я не могла отказаться.

— Ты должна была, — отрезал Хирота, его голос стал резким. — Ты должна была выбросить этот свёрток и забыть о нём. Теперь я должен решать, что с этим делать. И с тобой.

Акико почувствовала, как её сердце упало.

— Вы думаете, я предательница? — спросила она, её голос был полон боли. — Я сделала это, потому что верю, что вы можете изменить ход событий. Я не шпионка, господин Хирота. Я человек, который видит, как простые люди страдают.

Хирота смотрел на неё, его лицо смягчилось, но глаза остались холодными.

— Я не думаю, что ты предательница, — сказал он тихо. — Но ты наивна. Ты думаешь, что одна записка может остановить войну? Война — это машина, Акико. Её не остановить бумажкой. И ты только что сделала себя мишенью.

— Тогда что мне делать? — спросила она, её голос дрожал. — Забыть? Петь и притворяться, что всё в порядке?

— Да, — сказал Хирота. — Ты должна забыть. И ты не должна больше встречаться с этим человеком. Кто бы он ни был, он использует тебя. И я не смогу защитить тебя, если Кэмпэйтай решат, что ты опасна. Мы должны реже видеться, Акико. По крайней мере, пока всё не уляжется.

— Но если там правда, — возразила Акико, — если там что-то, что может спасти людей, как я могу забыть? Я вижу их лица, господин Хирота, каждый день в чайном доме. Купцы, рабочие, солдаты — они все боятся. Они не говорят об этом, но я вижу. Вы можете изменить это.

Хирота покачал головой, его пальцы сжали край стола.

— Ты не понимаешь, — сказал он, его голос был усталым. — Я не бог, Акико. Я не могу остановить всё одним решением. Если я начну действовать на основе этой записки, я должен быть уверен, что она не подделка. А это значит проверки, расследования, вопросы. И каждый вопрос будет вести к тебе. Ты готова к этому? К допросам? К тому, что твоя жизнь будет разобрана по кусочкам?

Акико сжала губы, её пальцы теребили край кимоно.

— Я не готова, — призналась она. — Но я не могу жить, зная, что не попробовала. Вы говорите, что война — это машина. Но кто-то должен её остановить. Если не вы, то кто?

Хирота смотрел на неё.

— Ты смелая, Акико, — сказал он тихо. — Или безрассудная. Я ещё не решил. Но ты должна понять: если я возьму эту записку, я не смогу защитить тебя. Кэмпэйтай будут искать источник. И они найдут тебя.

— Тогда пусть найдут, — сказала Акико, её голос был твёрдым, несмотря на страх. — Я сделала свой выбор. Теперь ваш черёд.

Хирота молчал, его взгляд скользнул по комнате, словно он искал ответы. Он взял записку и спрятал её во внутренний карман пиджака. Затем встал, его движения были медленными, словно он нёс тяжёлый груз.

— Ты хорошая женщина, Акико, — сказал он. — Но этот мир не для хороших людей. Береги себя. И забудь об этой записке. Если спросят, ты ничего не знаешь.

Он вышел, и дверь за ним закрылась. Акико опустилась на татами, её руки дрожали. Она смотрела на пустой стол, где только что лежал свёрток, и чувствовала, как её сердце сжимается. Она сделала, что обещала Танаке, но цена могла быть слишком высокой. Закрыв глаза, она пыталась представить Гинзу, её фонари, её музыку. Но вместо этого видела реку Сумиду — тёмную, холодную, с лепестками сакуры, плывущими по её поверхности, словно крошечные лодки, уносимые в неизвестность.

Она встала, подошла к алтарю и зажгла новую палочку благовоний. Дым поднялся к потолку, его аромат смешивался с запахом дерева. Она смотрела на пустой алтарь, пытаясь найти в нём утешение, но её мысли были полны слов Хироты. Его гнев, его усталость, его предупреждения эхом звучали в её голове. Она знала, что должна быть осторожнее, чем когда-либо. Если он решит, что она угроза, он может сообщить о ней. Или просто отстраниться, оставив её наедине с Кэмпэйтай.

Акико вернулась к столу, допила остывший чай и попыталась собраться с мыслями. Её пальцы нервно теребили край кимоно, а взгляд скользил по комнате, словно ища ответы в трещинах на стенах. Она вспомнила переулки Гинзы, шаги за спиной, тени, которые, казалось, следили за ней. Что, если Хирота прав, и это была проверка? Что, если Кэмпэйтай уже знают о свёртке? Она заставила себя дышать ровно, но страх не отпускал. Она сделала шаг, и теперь всё зависело от Хироты — и от того, решит ли он поверить в записку и начать действовать или оставить всё как есть.

Вечер в Асакусе переходил в ночь, и свет фонарей, мягкий и рассеянный, едва пробивался сквозь сгущающуюся тьму. Хирота Коки вышел из старого деревянного дома, аккуратно закрыв за собой дверь. Он остановился на крыльце, оглядев узкую улочку. Ветер шевелил листья азалий в саду.