Патриот. Смута. Том 6 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Он предал Родину и тысячи людей, что поверили ему. Он убедил их в том, чего не было на самом деле. И это повлекло ужасающие последствия.

За это могли отомстить. Даже с учетом достаточно хорошей дисциплины в войске.

Распорядился быстро, переговорил с бойцами, приказы роздал, пояснил, почему этот человек нужен живым, очень нужен, как символ своего предательства и как олицетворение безумия Смутного времени. Его жизнь в том состоянии, как сейчас — важный элемент противостояния смуты.

Они кивали, вроде понимали. Ну и мой авторитет все же для сотни Якова значил очень и очень многое.

Подошел наконец-то к батюшке.

— Поговорим, отец. Кое-что узнать мне нужно.

— Господарь, все что угодно, мы всем. — Он смотрел на меня, косился на пленника нашего. — Всем, что можем. Только сами бедны, нет считай ничего. Живем в впроголодь.

Я хмыкнул.

— Хочешь знать, кто это?

— Боярин какой-то, господарь? — Он поклонился.

— Это тот, кто себя сыном Ивана Великого звал, Дмитрием. Царь воровской.

Лицо священника исказилось, он перекрестился. Забубнил какую-то молитву. Вроде бы отче наш, но слишком уж тихо говорил и быстро. Не разобрать. Еще больше согнулся и, казалось, постарел даже малость.

— Отец, мне про жизнь вашу кое-что разузнать надо, про людей служилых.

— Господарь, все, что могу. — Он дернулся, выходя из ступора, вызванного увиденным, поклонился.

Все же тяжело далось ему понимание того, кто в Дедилове остановился.

— Скажи, сколько тут стояло людей из Тулы? Какую вы с ними связь поддерживаете вообще, с туляками, кто воевода у них? И что про него вообще сказать можешь? Давай по порядку.

Батюшка напрягся, вдохнул, выдохнул, погладил затылок. Видно было, что собирается с силами, нервничает сильно. Я ждал, и он, наконец-то начал.

— Дела наши темные, господарь. — Начал он из далека, но я пока решил не перебивать батюшку, а то вообще ничего толком не разберу. Пускай говорит, как получается. — Когда тут битва то была, окрест Тулы, Дедилову крепко досталось.

Он перекрестился, взгляд его на стену с огромным проломом попал и на сгоревшую, рухнувшую башню.

— Ну и потом, народ как-то все больше в Тулу потянулся. — Продолжал старик. — Кого-то прямо волоком потащили. Были у нас тут мастеровые знатные, оружейники, целая улица, артель, стало быть. — Он махнул в другую часть города. — Там вон за воротами, в посаде они стояли. — Вздохнул. — Не осталось ничего, сожжено, разобрано, разбито, сломано. Так вот, за три года народец-то разбежался. То разбойники, то татары, то чего еще. Сил и Тулу держать и Дедилов у государя… — Он опять перекрестился. Вздохнул, на меня глянул со страхом. — Прости, господарь. Столько нынче царей, что и неясно кого и как называть-то…

— Ты по делу, дальше давай, отец. Не гневливый я, если толком все говорить. Все понимаю.

Может хоть так успокоится и говорить толково начнет.

— Так вот. Осталось нас тут, стало быть, ну вот сколько есть. Бабы, дети, нажитые в Смуту, да стариков несколько. Промысел рыбный, река же рядом. Репу растим тут, хлеб, ну как можем. Дома все выбрали, все вытащили, да в Тулу возим, на торг. Но… — Он прямо очень тяжело вздохнул. — С каждым месяцем, хуже все. Не знаю уж, до года следующего дотянем, али нет. А если дотянем, то, как зиму переживем, неведомо. Если бог урожай даст, может, протянем. Если нет, если пожжет кто, потопчет…

Скупая слеза накатилась на его глаза.

— Поможем, чем сможем, отец. — Заверил я его. — Чего в Тулу сами не отойдете?

— Так храм же, место божие.

Его можно было понять. Церковь не пострадала, как можно было бросить святое место? Если сам священник жив. Есть кому службу служить.

Вот люди за него и держаться.

Только ситуация в городе не способствовала тому, чтобы хоть как-то выживать. В поле, в лесу, у реки было гораздо больше возможностей для добычи пищи. А здесь — поля-то окрест какие-то можно возделать, да и огороды в черте города разбить. Но, в первом случае это дорога, спуск с холма и подъем на него вечером. Слишком далеко. Во втором — места мало. Да и город привлекал служилых людей, а это во время Смуты далеко не всегда заступники.

Тот, кто с оружием и убить может, и ограбить, и снасильничать.

Вот и вся жизнь дедиловских людей.

— Сколько туляков тут стояло, боевых?

Предысторию стоически выслушал, пора переходить к более вопросам.

— Так это, господарь, двадцать восемь человек. Видимо, как вашу силу узрели, очень быстро собрались, в панике ушли.

— Прямо в панике? — Я приподнял бровь.

— Да. Все так и было. Гонец влетел. Я вначале и не понял, что это, откуда, почему. Вышел. Тут шум, гам, они бегают все. Горн трубит. Собрались и конными все утекли на север.

— Ясно. Что про Тулу скажешь?

— Город большой. Хоть и бой там был, злой. Как-то жители восстановили все. Сделали. — Он плечами пожал. — Воевода там, эээ… Запамятовал.

Странно слышать, что человек, живущий здесь несколько лет, не знал, кто главный в соседнем, крупном городе, с которым они, судя по всему, чем-то пытались торговать и чьи люди стояли у них.

— Как так, отец?

— Да… Тут же как. Был то один, то другой. Шуйских их менял быстро. Как слухи до нас дошли, что Скопин в Москву вошел, сменился опять воевода. А недавно, ну совсем прямо вот, с месяц может. Опять. Говорят, войско большое собирается. — Он побледнел вдруг, засопел.

— Говори.

— Не против тебя ли, господарь, воинство? — Выдавил с трудом.

Понять его можно. Если против меня, это же здесь где-то битва будет, разорят опять. Еще сильнее.

— Того не знаю. — Ответил, как думал. — Слышал, что Скопина отравили?

Вопрос имел больше косвенный интерес. Насколько местный люд новостями полон. Как быстро распространяются они.

— Да, господь милостивый, такой человек был. Такой… Великий. Славный. — Он перекрестился.

Интересно, откуда простой батюшка в захудалой церкви, в каком-то богом забытом городке знал самого Скопина? Или это по слухам. Но, сейчас иное важно было.

— Как вы с ними, с туляками связь поддерживаете?

— Да как… Это… Как тут чего найдем, наберем, идем пешком туда, продаем. Только. — Он продолжал вздыхать. — Не осталось же уже ничего. Не продать.

— И как, пускают в город?

— Да. У меня там знакомые же. Говорю к ним и… Кому я нужон то, я же человек божий. Да и бабоньки хаживают, бывает.

— Тоже пускают?

— Да.

То ли этих людей знали в лицо и пропускали по старой памяти, то ли воевода тульский не сильно о безопасности думал. Хотя если его недавно поставили, то тут как посмотреть. Может, прошлый так делал, а этот уже иначе.

Сложно. Служилые люди, думаю, их в лицо знают, а вот приведут они кого-то много. Пропустят или нет, здесь вопрос.

— А провести в город сможешь?

Я решил спросить в лоб.

— Господь с тобой, господарь, господь с тобой. Убьют же! — Он отпрянул.

— Сможешь или нет? — Я смотрел на него пристально.

— Смогу… — Протянул он. — Наверное.

— Куда?

— Да есть там лазейка. Мы с одним батюшкой местным знакомы давно, хорошо, помогает он нам. Только…

— Только?

— Узкий лаз. Много народу сложно провести. Да и в доспехах… Застрять можно. А это все. Конец тогда.

Дела. Но, зрел у меня план, как все это дело использовать.

— Отец, я вам еды на всю вашу общину выдам прилично, да коня, чтобы землю пахать мог.

При этих словах глаза священника загорелись, но он тут же в ужасе креститься стал.

— Господарь, я нет, не могу я. Не просите. Это же смертоубийство будет.

— Ты, отец… — Говорил я строго. — Вначале слушай, а потом уже волком вой. Сам пойдешь, письма людям передашь. Знакомцу своему, батюшке. Это раз. Кого еще знаешь?

— Так это, кузнецы же, мастеровые, в Тулу от нас утекли. Всех их знаю, помогают чем могут. Но и им несладко.

— Вот им передашь, еще кто?

— На рынке есть народец. Да и ну… Из служилых кое-кого. Да даже тех, что здесь стояли. Люди-то хорошие. Не обижали нас. При них-то, неплохо жилось даже.