Помещик (СИ) - Шерр Михаил

Почти сразу же мы нашли большую сумму денег. Степан начал их пересчитывать, а я заинтересовался содержимым большой шкатулки. В ней оказалась пачка писем. Просмотрев два верхних, я понял, что это именно то, что женщина просила сжечь.

Это была её любовная переписка с нашим негодяем управляющим. И там речь шла не только об амурных делах, но и о том, кого и как эта парочка ограбила.

Предприимчивая дама на полную катушку использовала служебное положение мужа. Не знаю как это называется сейчас в 19 веке, но в 21 это называется рэкет.

— Ровно двадцать тысяч пятидесяти рублевыми ассигнациями, барин, — Степан пересчитал деньги и дал отчет. — Давайте еще сундук проверим.

Он подошел к сундуку, стоявшему в углу и заглянул внутрь.

— Ба! — воскликнул он. — Да тут же серебро из нашего дома! Вот эта солонка — я её сам чистил! А вот этот подсвечник — он в кабинете у покойного барина стоял! И фамильные украшения вашей матушки, а она все убивалась. Называла себя старой дурой, выжившей из ума и не помнившей куда их положила.

Найденные фамильные ценности, особенно матушкины украшения, потянут не на одну тысячу рублей. Продавать их совсем не обязательно, можно просто заложить на несколько лет и выручить за них очень даже приличную сумму.

Услышав сзади сдавленное мычание, я посадил управляющего и наклонился к нему.

— Веди себя, гнида, правильно, — я достал пистолет, взвел курок и приставил оружие ко лбу управляющего. — Не сомневайся. Пристрелю тебя без колебаний если что.

Я выдернув из-за рта его кляп.

— Ну что, Семён Иванович, поговорим о твоих доходах?

— Каких доходах? — он явно пытался играть роль непонимающего, дрожа и бледнея от страха.

— Да о тех, что позволяют тебе иметь коляску лучше барской, часы дороже господских и костюмы из Парижа.

— Я… я экономлю…

— На чем экономишь? — рявкнул Степан. — На жалованье в сто рублей в год?

Управляющий побледнел ещё больше. Степан тоже достал пистолет и обратился ко мне:

— Барин, разрешили я вышибу ему его паршивые мозги, — Степан тут же похабно и гадко осклабился и ткнул пистолетом управляющему между ног. — Но лучше будет ему вонючие паршивые яйца отстрелить, сначала одно, затем другое.

Семён Иванович окончательно сник. Он затрясся и заплакал.

— Я… я не хотел…

— И что ты хотел? — наседал Степан. — Обокрасть своих хозяев?

— Я думал, они всё равно не узнают…

— Вор! — рявкнул я на Семёна Ивановича. — Ты обычный вор!

— Я не вор! — запротестовал тот. — Я просто… взял на сохранение…

— На сохранение? — засмеялся Степан. — И сохраняешь в доме любовницы или кто она тебе.

Он с силой надавил на пистолет и это было последней каплей добившей управляющего.

— Хорошо, хорошо! — застонал он. — Да, я брал деньги! Да, я продавал вещи! Но не весь же доход крал! Часть отдавал!

— Сколько украл? — потребовал я.

— Не знаю точно… Может, тысяч двадцать за все годы…

— Двадцать тысяч! — ахнул Степан. — Да это же целое состояние!

— Помилуйте! — взмолился Семён Иванович. — У меня семья!

— Надо было думать раньше, — отрезал Степан. — Воров не жалеют.

Семён Иванович зарыдал.

— Я всё расскажу… всё отдам…

— Вот и правильно. А сейчас я забираю украденные у меня деньги и вещи. Письма я отправлю властям, им же сдам и тебя.

Мы погрузили все найденное в нашу карету, запихали в неё негодяя Семена Ивановича и не дожидаясь рассвета, поехали в имение.

Коляску управляющего и найденную оседланную лошадь решили тоже захватить с собой.

Что за хутор мы не знали, Степану неожиданно он был не знаком. Поэтому судьбу лучше не испытывать и побыстрее унести отсюда ноги.

— Барин, — сказал Степан, когда мы подъезжали к Сосновке, — а ведь вы и правда изменились после того случая. Раньше вы бы до такого ни за что не додумались бы.

— Может быть, Степан, — ответил я. — А может быть, просто время пришло взяться за ум.

— А что теперь делать будем? — спросил он.

— Теперь, Степан, мы займёмся настоящим хозяйством. Будем из Сосновки образцовое имение делать. Деньги есть, руки есть, голова на месте. Что ещё нужно?

Карета въехала во двор усадьбы. Я смотрел на свой дом, на сосновый бор вокруг, на реку внизу, и думал о будущем. Двадцать тысяч рублей — это шанс. Шанс начать всё сначала и сделать правильно.

Но сначала надо закончить мерзкую историю с Семеном Ивановичем. Я совершенно не представлял как правильно поступить.

Мысль сдать негодяя напрямую властям, я сразу же отмел. Неизвестно как эту историю воспримет тот же полицеймейстер Калуги. Он, коснись чего, своей властью меня в порошек сотрет.

Поэтому пораскинув умишком, я приказал Степану вооружить деревенских чем можно, выставить вокруг тайные караулы и послал его самого посыльным к дядюшке с просьбой приехать срочнейшим образом.

Алексей Васильевич примчался через четыре часа. Ситуацию он воспринял правильно и крайне серьёзно. Его сопровождало два десятка верховых серьёзно экипированных и вооруженных саблями, ружьями и пистолетами.

Семена Ивановича я поместил в холодный подпол флигеля под охраной среднего брата Степана и Андрея. Ожидая дядюшку, я просмотрел «любовно-бандитскую» переписку бывшего управляющего и к своей огромной радости нашел два письма с описанием ограбления моей семьи.

Эти письма я решил оставить себе, а остальные, если не будет неприятных сюрпризов от дядюшки, отдать ему в придачу к бывшему управляющему.

Алексей Васильевич в кабинет, где я, закончив изучение «вещдоков», перевязывал их тесемкой, влетел стремительно как молодой горячий жеребец.

— Здравствуй, Александр Георгиевич, веди — показывай товар лицом.

«Опаньки, — подумал я. — Лед тронулся, господа судебные заседатели. Дядюшка перешел на имя, отчество. Занятно, однако».

Подойдя к крышке подпола я скомандовал Степану с братом:

— Доставайте.

Вид бывшего управляющего был ужасный. Грязный и голый, я специально приказал его засунуть в подпол в таком виде, увидев, что во время дороги от хутора до Сосновки он немного пришел в себя, Семен Иванович выглядел ужасно.

Лицо от моего удара представляло огромный синяк с полузаплывшими глазами. От манипуляций Степана у него еще один огромный синяк был между ног, а отек заставлял его стоять в раскорячку.

Он с воем хотел упасть в ноги мне и дядюшке, но Степан не дал ему это сделать.

— Стой, гнида ровно, а то еще и жопу тебе сейчас починю.

— Звери вы, однако, Александр Георгиевич. Недаром твой дед в Тайной Канцелярии при Анне Иоанновне начинал служить. Думаю, этот голубчик теперь как соловей на допросе петь будет. Ну, что, Семен, все сам расскажешь, где кого и как ограбил, с кем, — дядюшка сделал акцент на последнем слове. — Смотри, крутить начнешь, опять племянничка приглашу. Он в допросах таких как ты боль-шой специалист.

Бывший управляющий падать в ноги больше не пытался, но тихо заскулил.

— Алексей Васильевич, все как на духу расскажу, на всех покажу.

— Да я и сомневаюсь, — усмехнулся дядюшка. — Ну, что, Александр Георгиевич, отдаешь мне свою добычу?

Я молча кивнул и протянул Алексею Васильевичу пачку писем.

— Здесь голубки о люб-бове своей изъясняются и заодно делишки свои гадкие описывают. Два письма с описанием ограбления нашей семьи я себе оставил.

— Хорошо, тащите его ко мне в карету и отдайте его Герасиму, да скажите ему пусть срам Семену дерюжкой прикроют.

Герасимом звали мужика со шрамом на лице, он со слов Степана был одним из самых доверенных слуг дядюшки.

— А с тобой, Александр Георгиевич, пойдем к тебе в кабинет. Кое о чем еще поговорим.

— Один момент, Алексей Васильевич. Забыл спросить нашего «уважаемого» гостя, а что он делал на вечере у нашего соседа?

— Моя матушка и супруга Ивана Петровича родные сестры. Тетушка и порекомендовала меня Нестеровым.

— Понятно. Все ведите негодяя, — скомандовал дядя.

Умница Пелагея принесла любимый напиток Алексея Васильевича и тонко нарезанное какое-то копчённое мясо.