Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

Те дружным возгласом поддержали мудрого руководителя!

— Согласен!

— Коста!

— Да!

— Она так хороша?

Я улыбнулся.

Папа улыбнулся в ответ.

— Ах, какая женщина! — произнёс Папа мечтательно.

«Будет весело, если он сейчас добавит: "мне б такую!».

Но Папа только махнул на прощание.

— Удачи!

…Про веревку спросил на крайний случай. Надеялся, что обойдется. Были основания для этого. Нужно теперь сделать их железными. А помочь мне в этом мог мой славный зять, прекрасный муж и отец, удивительный турок — Умут-ага. Он в Одессе. Нужно найти его. Кровь из носу. И уже он будет… Точно договорится с капитаном о незапланированной остановке в открытом море.

Помчался в порт, чтобы узнать, где могут быть турецкие продавцы апельсинов. На полпути сообразил, что соваться в порт — потеря времени. Зачем, если в Одессе есть Греческая улица⁈ На которой складываются все апельсины, привозимые в город. И там же живёт Микри! А эта чертовка всё знает! Да и увидеться нужно. И любопытно, о каком таком «небольшом сюрпризе» намекал Проскурин.

«Сюрприз» обнаружил сразу, как только вбежал в таверну. И «небольшим» его никоим образом назвать было нельзя. Этим сюрпризом оказался парень под два метра (!) ростом, который в этот момент трогательно держал Микри за ручки. Микри со своим ростом чуть выше стола, дышала парню в пупок! Парень смотрел на неё такими глазами, что не оставалось сомнений в его статусе! Ай да, Микри! Вот отхватила себе! Хорошо, что они меня не заметили сразу. Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Ну, по правде, чтобы угомонить разбиравший меня смех. Получилось. Так же, как и получилось выразить огромное удивление и радость, когда я, вбежав, «натолкнулся» на них. Оба голубка тут же смутились, покраснели. Хорошо, что с испугу не отпрыгнули друг от друга! Микри, не обращая внимания на «баскетболиста», обняла меня.

— Коста!

— Адония! — я не решился при парне назвать её Микри.

— Знакомьтесь! — Микри схватила парня за руку, подвела ко мне. — Мой жених! Михаил! Коста!

— Вообще-то, Микис! — парень все никак не мог побороть смущение, согнать краску с лица. — Но на службе называют Михаилом! А свои — Миша! Очень рад! Микри много про вас рассказывала!

«Уже и его в „рабы“ записала! — ухмыльнулся про себя. — Заставила называть себя „госпожой“. Хотя в свете их разницы в росте, „Микри“ приобретает свой первоначальный смысл!»

— Ребята! Как же я рад за вас!

В подтверждение своих слов, обнял обоих.

— Я хочу обязательно услышать всё о том, как это произошло. Ваше знакомство, помолвка. Только, ради Бога, простите. Но сейчас не могу. Важное дело! А вот вечером — требую! Не обидитесь?

— Что вы, что вы! — поспешил успокоить меня Миша. — Конечно!

— Микри…

— Опять письмо передать нужно? — съязвила Микри, не дав договорить.

— Нет! Зять мой нужен сейчас! Вопрос жизни и смерти. Ты всё всегда знаешь! Может, видела его? Знаешь где искать?

— Конечно! — фыркнула Микри по своему обыкновению.

— Бог мне тебя послал! Где он?

— Будешь смеяться, но в твоей комнате! Там поселила, по старой памяти!

— Микри! Микри! Я твой должник!

— Да ты с прежними долгами никак не расплатишься! — засмеялась она.

— Миша! Ты даже не представляешь, как тебе с ней повезло!

— Почему? — удивился Миша. — Представляю!

— Всё! До вечера! — я бросился в бывшую свою комнату.

— Что тебе приготовить? — спросила Микри вслед.

— Что за вопрос⁈ Конечно, баранину!

Умут блаженствовал. То есть попросту спал. У южных людей это свойство и привычку никакие катаклизмы отнять не смогут. Дневной сон, практически, святое дело. Растолкал его. Сразу выложил проблему. Умут, слушая, одевался. Натянул сапоги.

— Всё решим, шурин! Не волнуйся! Капитан — мой хороший знакомый!

Ехали на извозчике.

— Умут!

— Да, дорогой?

— Я, ведь, ни разу не поинтересовался, как твои родственники отреагировали на твоё решение остаться в Крыму?

— Спасибо, что спросил! — Умут улыбнулся и прищурился, взглянув на меня. — Сам как думаешь?

— Нууу… Одно могу сказать точно: тебя не убили!

Мы рассмеялись.

— Да, да, да, — согласился зять.

— А если серьёзно?

— Знаешь, было похоже на то, как греки отреагировали на меня в тот памятный день!

— Так! И?

— И я подумал, что мне нужно все рассказать так, как это сделал ты. Ничего не утаивать. Все начистоту. Даже слово в слово повторил про то, что, если не примут, пойму, уйду и меня больше не увидят.

— А братья?

— Сперва посмеялись, пошутили. Мол, если турок женится на турчанке, он несчастный на всю жизнь человек. А если на иностранке — дурак. Но! — Умут горделиво выпятил грудь. — Потом похвалили! Сказали, что ни на какой войне никогда не найдешь счастья. И, Коста, для нас, турок, семья тоже на первом месте.

— Да, Умут! Одно жалко, что не все понимают этого. Все никак не успокоятся. Воюют.

— Увы.

— А когда рассказал про апельсины?

— Конечно, испугались поначалу…

— Можно понять.

— Да.

— Поэтому мало загрузили?

— Да. Решили не рисковать. Проверить.

— Разумно.

— Зато сейчас… — Умут улыбнулся.

— Хочешь сказать: ты станешь апельсиновым королём здесь, а братья — там⁈

— На всё воля Аллаха! — не стал загадывать зять. — И Господа! — уже, видимо, по привычке добавил он.

То, что капитан судна, действительно, был хорошим знакомым Умута, стало понятно по длительности их объятий и взаимных расспросов про здоровье, семьи и прочем. Только после этого, наконец, дело дошло до меня, Умут нас представил. Звали капитана Абдула.

«Может, это имя способствует морской карьере?» — подумал я, вспомнив Абделя.

Оказывается, Абдула уже был наслышан обо мне. Умут постарался. Капитан не преминул похвалить меня за стойкость в решении вопроса с зятем, с его вживлением в греческий мир. Я поблагодарил. Отметил, что сделал это, прежде всего, исходя из того, что Умут для меня — настоящий мужчина и прекрасный человек. И я счастлив, что у моей сестры такой муж, а у моего племянника — такой отец. И хотя оба турка уже были переполнены гордостью, в конце не удержался и добавил, что буду брать пример с Умута. С тем, чтобы стать таким же мужем и отцом для своей жены и детей! В общем, завернул красиво! Абдула был покорён.

— Что нужно, говори! — хлопнул меня по плечу.

Я изложил свою просьбу. Капитан отреагировал примерно так же, как и Папа и его команда. С облегчением и с некоторым удивлением. Даже взглянул сначала на Умута. Мол, и это всё что нужно⁈ А я-то думал!

— Фыф! — капитан выразил своей первой реакцией никчемность и лёгкость задачи.

— Это возможно? — я решил подыграть. Поэтому изобразил волнение и нетерпение.

— Конечно! Остановлю, где нужно! Если хочешь, еще и пару англичан за борт выброшу! — тут он расхохотался, довольный своей шуткой.

Мы с Умутом тут же его поддержали.

— Спасибо! — поблагодарил я Абдулу.

— О чём ты говоришь? Такой пустяк! Для тебя! Для шурина Умут-аги!

В общем, при расставании также пришлось долго обниматься.

Обратно ехали молча. Я, скинув неимоверный груз, вдруг, как это часто бывает, испытывал дикую усталость вкупе с полнейшим безразличием. Умут это понимал. Не дергал меня. Только, когда входили в таверну, шепнул:

— Не волнуйся. Все сложится, как нужно. Ты правильно поступаешь. Там, — он указал в небеса, — это видят и помогут тебе!

…Проскурин и Миша уже сидели за накрытым столом. Явно томились. Но держались, не притрагиваясь к еде. Ждали нас.

— Ну, наконец-то! — обрадовался Проскурин, увидев нас. — Я тут уже весь слюнями изошёл!

Сели за стол.

— Эх! — пожаловался Проскурин. — Не получился сюрприз! Раскололась молодёжь!

Микри, которая подходила к столу с огромным блюдом с бараниной, и Миша покраснели.

«Надо же! — подумал я. — Впервые вижу Адашу, чтобы она столько краснела!»