Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

[1] Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.

[2] Я сделал всё, что смог; пусть те, кто сможет, сделают лучше.

[3] Всё своё ношу с собой.

[4] Вопреки расхожему мнению уточним: это кажущееся грубым и вульгарным выражение появилось благодаря пасхальным яйцам Фаберже.

Глава 10

Синопские письма

Два месяца я пинал балду в Синопе, заходясь от раздражения. Турист, блин! Угораздило меня сюда забраться!

Впрочем, других вариантов не было. На черноморском побережье Турции Синоп был самой лучшей, самой защищенной гаванью для зимнего времени. Полуостров, напоминающий шарик на ниточке, надежно прикрывал бухту от зимних штормов. Именно они перекрыли мне путь на Кавказ.

Метро закрыто, такси не содют. В смысле, кочермы, набившиеся в порт, как шпроты в банке. Сколько я ни спрашивал капитанов о «трансфере» в нужную мне точку, мне неизменно отвечали: йок, эфенди! Я этим йоканьем был сыт по горло! Как и портовыми кабаками, которые ежевечерне навещал в надежде на чудо. Но чудеса закончились, не успев начаться. Спасибо старине Спенсеру!

Наверное, ему икалось в его промозглом Лондоне. Я не уставал его костерить на все лады. Как он меня подставил! Мало того, что всю зиму мне пришлось торчать в обществе черкесов-эмигрантов, пьяной матросни и местных путан, так еще и выяснилось, что в Грузию морем мне не попасть. Не плывут туда контрабандисты. Не выгодно, но опасно. Рабов не купишь, а на русский патруль нарвешься запросто.

А часики тикали. Тамару могли уже собирать в дорогу. Еще месяц — и придется ее с боем вырывать из дома молодого мужа. Я даже к такому повороту событий был готов. Вот же Эдмонд подсуропил!

При всей моей злости на него, я не мог не признать, что в сравнении со стариной Беллом он — красавчег! Ему я готов был прикрывать спину и проливать за него кровь. А для Джемса Станислава у меня было только два слова: «пошел ты»!

И не моя хандра была тому виной. Паршивое настроение, естественно, присутствовало. Но Белла я стал бы ненавидеть всем сердцем, даже случись долгожданная встреча с моей грузинской царицей. В нем я видел причину своих несчастий. Отчасти, несправедливо, зато искренне. Не ругать же самого себя за то, что все так вышло?

Мою ипохондрию скрасил, но до конца не развеял приезд Дмитрия Цикалиоти с Фалилеем. Юнкер заявился в Синоп под предлогом осмотра береговых укреплений. На самом деле примчался меня увидеть, как только я подал весточку о себе в османскую столицу. И Фалилей захотел того же. В общем, наша банда «Веселые ребята» собралась почти в полном составе. Лишь Его Преподобие не почтил меня визитом. Фонтон запретил. И сам в Стамбуле остался. Был крепко занят своими шпионскими буднями.

Я был счастлив увидеть старых друзей. Мне опостылел этот город. Я с каждым днём пребывания в нём становился законченным мизантропом. Мне не нравились местные жители. Меня раздражали все приезжие. Учитывая моё состояние и круглосуточное недовольство сложившейся ситуации, можно понять, как я был рад, наконец, столкнуться с дорогими для меня людьми. Любая встреча с Цикалиоти и Фалилеем была бы мне в радость. Но синопская стала глотком чистого воздуха.

Когда мы оторвались друг от друга после объятий, студент неожиданно выставил руку вперед. Понимал, что я сейчас начну обо всем расспрашивать. Хотел взять слово первым. Я даже чуток опешил. Дмитрий никогда так «бесцеремонно» себя не вёл. Цикалиоти убедился, что я готов выслушать. Прокашлялся.

«Хм… Что-то торжественное намечается, судя по его приготовлениям!» — подумал я.

— Коста Варвакис!

— Ты чего, Дмитрий⁈ — я не удержался.

Студент поморщился.

— Хорошо, хорошо! Молчу.

Дмитрий откашлялся еще раз.

— Коста Варвакис! Для меня честь передать тебе на словах послание от Феликса Петровича. Он просит прощения за то, что так обернулось дело с «Лисицей» и очень высоко оценивает твою роль! Представление о твоём награждении Станиславом 4-ой степени будет рассмотрено в заседании сего месяца Кавалерской Думой Ордена и в случае успешного голосования будет передано Государю Императору 25-го апреля. Фонтон не сомневается, что дело решится положительно. Редко, когда дипломаты ходатайствуют о награждении за поручение, сопряженное с опасностью! — тут студент позволил себе улыбку. — Что касается твоего поощрения за последнюю миссию, решение будет приниматься непосредственно в Корпусном штабе. Тебе следует туда прибыть, если ты надумаешь продолжать службу! Возможно, тебе будет предложено сдать экзамен на офицерский чин.

Только после этого Дмитрий сбросил торжественную маску, вернул детскую улыбку.

— Поздравляю! Очень рад за тебя!

Опять бросились обниматься. Опять я почувствовал себя Штирлицем, которого за разгадывание операции Санрайз-Кроссворд представили к присвоению звания Героя Советского Союза. Правда, тут же одёрнул себя.

«Губу закатай, герой! Тебе до Штирлица…»

— Спасибо! — скромно ответил.

Сели за стол. Наконец, можно было взять слово. Я сразу забросал их вопросами. Фалилей оставался верен себе и, как обычно, следовал великому завету Антона Павловича: краткость — сестра таланта. Поэтому отдувался студент. Ну да ему не привыкать! Он с охотой и подробно ответил на все мои вопросы касательно своих дел, дел Фонтона.

— Ну, а ты как? — спросил он, когда я удовлетворил своё любопытство.

Ответить не успел. Неожиданно слово взял Фалилей.

— У меня для тебя письмо!

Прежде я удивился тому, насколько его речь стала чистой, грамотной и многословной. Целых пять слов! И только потом ошарашено взглянул на протянутый мне конверт.

Разорвал. От Тиграна!

— Но как? — спросил Фалилея.

— Я подумал, тебе быть приятно! — все-таки еще ошибался в согласовании слов.

— Фалилей! — я не удержался и обнял его. — Друзья?

— Читай, читай! — успокоил меня Дмитрий. — Мы подождём. Поедим как раз. А то…

Но я уже читал.

«Здравствуй, Коста! Здравствуй, мой дорогой друг! Как же я рад, что могу хоть так с тобой пообщаться. Спасибо Фалилею! Какой хороший человек! Настоящий христианин! Подумал о нас с тобой. Обещал, что, вернувшись, все расскажет мне о тебе. Что касается меня, то не волнуйся. У меня все в порядке. Дела идут хорошо. Наверное, у тебя легкая нога! Лавка стала приносить такой доход, что я выкупил соседнее помещение, расширяюсь. Знаю, что пока ты не можешь приехать сюда, наш герой! Но верю, что мы обязательно ещё увидимся. Береги себя! Обнимаю!»

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Я сидел с отсутствующим видом. Вовсю улыбался. Впервые за последние два месяца.

Дмитрий и Фалилей не могли скрыть улыбок, наблюдая за мной.

— Спасибо тебе, Фалилей! Это такой подарок для меня!

Фалилей коротко кивнул.

— Ты напишешь Тиграну, я передам! — предложил мне.

Я выпросил у хозяина таверны бумагу и чернил. Быстро написал Тиграну. Передал письмо Фалилею. Задумался.

И вот как тут опять не сравнить себя со Штирлицем, который захотел отправить весточку жене⁈ Ох, тщеславие, тщеславие!

— Я напишу ещё одно, Фалилей.

— Да. Кому?

— Её зовут Малика. Она живет в Бююкдере. Жена Селим-бея. Сможешь передать?

— Да.

— Только ей в руки!

— Понимаю. Только ей в руки.

— А если…

— Съем, — Фалилей пожал плечами.

Можно было не беспокоиться за безопасность Малики. Письмо в чужие руки не попадёт. Но это не значит, что я должен заставлять покорного абиссинца в случае чего съедать энциклопедию Брокгауза и Эфрона. Я оторвал четвертушку от целого листа. Будет не письмо. Коротенькая записка. В сложенном виде будет раза в два-три больше обычной марки. И легко уместится во рту. И исчезнет за один глоток.

— Еще одна просьба, Фалилей.

— Слушаю.

— Могу ли я написать ей, что в твоём лице она обретёт верного помощника, к которому она всегда сможет обратиться в случае необходимости?

— Да.