Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

— Не получится. Ладно. Что вам нужно? Чего приперлись сюда?

Белла удовлетворил такой худой мир. Больше «целоваться» не лез. Затараторил.

Сообщил, что привез с собой гору барахла. «Обрадовал» меня сообщением, что запасся приличным количеством ружей и «телескопов». И страстно желал, чтобы я ехал вместе с ним в Черкесию.

Я поморщился. Он предупредил мой отказ. Вручил письмо от Спенсера и двухтомник его книги, только-только выпущенной издательством.

— Это для вас, приятель! — заявил, глядя мне в глаза, — Мистер Спенсер настоятельно просил вам передать. А также поклоны и нижайшую просьбу присоединиться к моей поездке. Я решил троекратно отомстить русским за причинённые мне убытки. Если Посольство не поможет, я банкрот.

— Что вы забыли в Черкесии?

— Меня ждут в районе Суджук-Кале или Пшады. Буду представлять интересы британской короны. Вот-вот английский флот войдет в проливы. Следует подготовить ему плацдарм для десанта!

— Из газет знаю, что европейские правительства не разделяют мнение лондонского относительно инцидента с вашей шхуной, — не преминул я его уколоть.

Я и не сомневался, что Белл, попав в Константинополь, тут же исполнит свою заветную мечту и даст многочисленные интервью. Расскажет в подробностях об унизительном для России судебном процессе, о техническом несовершенстве флота и уязвимости блокады черноморского побережья Кавказа. Все так и было. Одного только этот скот, потомок скоттов, не ожидал. Он-то думал, что после интервью проснется всемирной знаменитостью. Мир содрогнется. Бросится терзать «полудохлого» медведя. Ан, нет! Мир вяло отреагировал на его рассказы. Должного эффекта он не добился. Поэтому я и пнул его.

— Ерунда! — отмахнулся шотландец. — Британия превыше законов и мнений жалкой кучки дипломатов.

— Так вы, значит, думаете, что войны не миновать?

— Даже русский царь уже все осознал!

— С чего такая уверенность?

— С того, что он объявил военную тревогу своему черноморскому флоту! Мы с вами войдем в историю!

Я же говорю: не терпится ему оказаться на авансцене мировой истории в лучах славы! Нашелся тут Гаврила Принцип! Хотя, новость, конечно, из разряда крышесносных. Тут не попишешь. Отсюда простой вывод: нужно быстрее убираться из Синопа.

— Так как? Вы едете с нами? Меня поджидает турецкое судно «Ени». Через пять дней отправляемся!

— Ени по-турецки означает «новый», «новик», «новичок». Надеюсь, ваш капитан из таких, из неопытных. И потопит вас в виду кавказских берегов, — нагрубил я Беллу. А чего стесняться? Этот нехороший человек уже выболтал мне все свои тайны. — Конечно, Синоп мне надоел хуже горькой редьки. Но ваше общество для меня столь нестерпимо, что я ни за какие коврижки с вами не поеду!

Я развернулся и пошел в город. Пока Белл с разинутым ртом соображал, как мне ответить, Лука кинулся за мной. Тронул за рукав, притормаживая.

— Я прекрасно тебя понимаю, товарищ! — признался он. — Белл — редкий говнюк. Но я — не ты! Мне от него не сбежать. Быть может, ты найдешь для меня вечерок и немного поведаешь о том, что мне ждать в Черкесии. Очень переживаю. А ты, я слышал, там провел немало времени. И даже имя заслужил!

Я пристально в него вгляделся. Грек как грек. Смазливый. Такие девкам нравятся. Быть может, я перенес свое раздражение от Белла на Луку без веской причины? Вроде, спокоен. Не нервничает.

— Посидим, выпьем. Хочешь вина. Или ракы? — продолжил он свои уговоры.

— Хорошо! Найдешь меня в хане у старой крепости. Там, где стены разделяют турецкий квартал и греко-армянский.

— Тогда через четыре дня! Что принести? Что покрепче?

Я кивнул и, не обращая внимания на крики очнувшегося Белла, отправился восвояси.

Мне предстояло несколько дней напряженного труда. Нужно было наваять еще один, самый пространный третий отчет в виде моих комментариев к книге Спенсера. Вернее, ко второму тому. Хотя Черкесия в названии стояла на первом месте, ей было уделено немного последних писем-глав. Видимо, столько, сколько Эдмонд успел подготовить. Наверное, будет продолжение. Тем лучше. Мне меньше возни.

Но сперва личное письмо. Пропустив традиционные приветственные бла-бла-бла, добрался до самого интересного. До описания встречи моего боевого товарища с самим лордом Палмерстоном. Он написал:

«Обсуждали инцидент со шхуной „Виксен“. Министр показал мне бумаги от нашего посла в Петербурге лорда Дарема. Русские настроены решительно, лорд колеблется и не определился еще со своей позицией. Опасается дебатов в Парламенте. Тут-то я и передал твое письмо. Он долго его изучал. Потом спросил меня, можно ли доверять автору послания. Я охарактеризовал тебя с самой лучшей стороны, как участника моей экспедиции. Министр отпустил меня, ничего не сказав о тебе на прощание».

Интересно, сыграет ли какую-то роль мое письмо? Особенно в сегодняшнее крайне напряженное время! Этого я никогда не узнаю. Сомнительно, что Палмерстон мне лично напишет: вот каких мужей рожает древняя земля Эллады!

Но и черт с ним! Мне еще гору гусиных перьев нужно заточить, чтобы поставить, наконец, точку в моем осеннем приключении. Я вздохнул и приступил к работе.

Всего писем-глав, посвященных Черкесии, было семнадцать. К каждому дал свой развернутый комментарий. Потрудиться пришлось немало, потому что Эдмонд нехило разошелся, поливая грязью Россию. То он обвинял ее в наглом захвате Черкесии и нарушении договоров с Англией и Францией. То объявлял этот край естественным барьером против дальнейшей агрессии России на Восток. Эта открытая политическая публицистика разбавлялась массой этнографической информации и описанием собственно путешествия. Он скрыл мое имя. И многие детали изобразил в ложном свете. Или опустил, предупредив читателя, что не хочет доставить неприятностей своих помощникам. Мне пришлось очень многое или опровергать, или уточнять.

На эту работу ушло четыре дня. Закончил как раз перед визитом Луки. Сбегал в порт. Передал с попутным кораблем посылку для Фонтона. Адресовал ее на подставной «почтовый ящик», о котором мне сообщил Дмитрий. И с чувством удовлетворения от выполненного важного дела поспешил обратно на постоялый двор.

Лука поджидал меня у входа. Заметно нервничал. Переминался с ноги на ногу.

— Уф! — облегченно воскликнул он. — Боялся, ты не придешь!

— Привык выполнять свои обещания! — улыбнулся я.

— И я! — он потряс бутылкой голландского джина. — У Белла одолжил!

— Скажи уж честно. Стибрил?

— Позаимствовал! — ответил он уклончиво.

— Уверяю! Если ты наказал Белла на джин, буду только рад! В три раза вкуснее покажется!

— Сейчас проверим! Куда двинем? К тебе или в кабак?

— Кабаками сыт по горло! Два месяца из них не вылезал!

Мы поднялись ко мне в комнату. Выставил на стол кружки. Георгий распечатал бутылку, разлил.

— Давай! Сними пробу! — предложил мне.

Меня уговаривать было не нужно. Лихо опрокинул. Стряхнул последние капли на пол.

— Ну, как? — спросил Лука, нюхая напиток в своей кружке

— Забористый! — ответил я и с удивлением отметил, что закружилась голова. — Ты чего не пьешь?

— Один момент!

Я видел не одного, а двух греков. В глазах расплывалось, голос Луки звучал откуда-то издали. Он поставил свою кружку обратно на стол и помахал ладонью у меня перед глазами.

«Что со мной? — подумал отстраненно. — Меня отравили?».

Я навалился грудью на стол, чтобы не упасть. И отключился.

[1] Именно так и случится во время Синопского сражения. Эскадра Нахимова потеряет весь такелаж, но выиграет битву. Объятые пламенем корабли турок станут выбрасываться на берег и взрываться.

Глава 11

Прорыв блокады

Я очнулся от пушечного выстрела. Громыхнуло где-то рядом, почти под ухом. Не то чтобы очень громко, но мне хватило.

Недоуменно потряс головой. Где я? Соображалось туго, будто мозги в кисель превратились. И света было очень мало. Помещение, в котором я непонятным образом оказался, напоминало захламлённый чулан. Какие-то тюки, чемоданы, седло, связка ружей в чехлах. Сам я разлегся на циновке. Все в той же черкеске, которая была на мне, когда мы пили с Лукой.