Я – Товарищ Сталин 6 (СИ) - Цуцаев Андрей

Утро пришло с запахом свежеиспечённой инджеры и горького кофе, который Мерон варила на очаге. Асфау сидел на пороге, покуривая трубку, его глаза следили за улочкой, будто ожидая незваных гостей. Текле и Йосеф ушли на рынок, бросив на Зевдиту взгляды, полные подозрения. Он ел молча, разрывая инджеру и макая её в жидкий соус из чечевицы.

— Сколько ты пробудешь? — спросил Асфау, выпуская облако дыма из трубки.

— Несколько дней, — ответил Зевдиту, не поднимая глаз от глиняной миски. — Я уйду, как только смогу. Мне нужно… собраться.

Асфау хмыкнул, его пальцы постучали по трубке, выбивая пепел.

— Уходи скорее. Люди говорят, что чужаки рыскают по дорогам. Англичане, немцы — кто их разберёт? Но они ищут кого-то. И я не хочу, чтобы они заявились в мой дом.

Зевдиту стиснул зубы, его пальцы сжали край циновки под собой. Он знал, что слухи из Аддис-Абебы могли долететь и сюда, как пыль, поднятая ветром. Меконнен, этот тощий предатель с рынка, наверняка разболтал его имя за ещё одну монету. Или кто-то из торговцев заметил его бегство, когда он пробирался к телеге Абебе. Он должен был затаиться, но сидеть в четырёх стенах было невыносимо. Страх и бездействие грызли его.

День тянулся медленно. Зевдиту то и дело подходил к окну, выглядывая в щель между ставнями, которые скрипели от каждого прикосновения. Улочка была спокойной: женщины несли воду в глиняных кувшинах, дети гоняли коз, старик с палкой ковылял к рынку. Он перебирал в уме планы: уйти на север, в Дэссе, где можно затеряться среди холмов, или дальше, в горы, куда война ещё не добралась, а люди не задают вопросов. Золото и камни в узле обещали новую жизнь. Но он знал, что деньги — это ещё и приманка для предателей, и Асфау, Текле, Йосеф, даже молчаливая Мерон могли продать его за меньшее, чем он заплатил.

К полудню жара стала невыносимой. Зевдиту сидел в задней комнате, пересчитывая монеты в тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в стене. Каждая монета была тяжёлой, холодной, её блеск манил, обещая безопасность, но каждый звяк металла напоминал ему о цене, которую он уже заплатил. Он спрятал узел под циновку, прикрыв его старой тряпкой, и попытался успокоиться, но его пальцы дрожали, а мысли путались. Асфау вошёл, его глаза были насторожёнными, как у ястреба, высматривающего добычу.

— Ты платишь хорошо, — сказал старик, садясь на корточки у порога комнаты. — Но я не дурак, Зевдиту. Ты вляпался в большую игру. Англичане или немцы — кто бы ни был, они найдут тебя. А я не хочу, чтобы мой дом стал их мишенью. Мерон боится, братья шепчутся. Ты понимаешь, что это значит?

— Я уйду скоро, — ответил Зевдиту. — Дай мне день-два. Никто не знает, что я здесь.

Асфау покачал головой.

— Люди болтают, Зевдиту. Торговцы на рынке, возницы, даже дети — слухи бегут быстрее ветра. Будь осторожен, племянник. Я не хочу твоей крови на своём пороге.

Зевдиту кивнул, но его мысли были далеко. Он представлял, как британцы перекрывают дороги, их автомобили пылят по тропам, а солдаты с винтовками проверяют каждого путника. Он видел, как немцы посылают своих агентов, их холодные глаза ищут его в толпе. Он должен был двигаться, но страх приковывал его к месту. Он провёл остаток дня в комнате, прислушиваясь к каждому звуку.

К вечеру напряжение стало невыносимым. Зевдиту решил разведать обстановку, чтобы убедиться, что городок всё ещё безопасен. Он выскользнул во двор, когда Асфау дремал на пороге, а Мерон хлопотала у очага. Улочка была пустынной, лишь козы бродили в пыли, да вдалеке слышался смех детей, играющих у колодца. Он прошёл несколько шагов, прячась в тени хижин, и остановился у старого забора, где женщины собирались по утрам, чтобы набрать воды. Никого. Только ветер шевелил сухую траву. Он вздохнул, пытаясь убедить себя, что опасность осталась в Аддис-Абебе, но в глубине души знал: она ближе, чем кажется.

Утро следующего дня началось с обычной суеты. Мерон готовила инджеру, её движения были такими же размеренными, Асфау сидел на пороге, покуривая трубку, его глаза следили за улочкой, будто он ждал беды. Текле и Йосеф ушли на рынок. Зевдиту проснулся с головной болью, его тело ныло от напряжения, а горло пересохло, несмотря на кружку воды, которую Мерон молча поставила рядом. Он поел быстро, почти не чувствуя вкуса, и решил остаться в хижине, пока не придумает план.

К полудню он услышал низкий гул мотора, далёкий, но приближающийся, как рокот надвигающейся бури. Его сердце сжалось, кровь отхлынула от лица. Он подбежал к окну, прильнув к щели в ставнях, и увидел чёрный автомобиль, покрытый пылью, остановившийся в конце улочки. Из него вышли трое: двое в штатском, но с военной выправкой, и один в форме британского офицера, его кепи было низко надвинуто на глаза. Зевдиту узнал его — тот же офицер, что допрашивал торговцев на рынке в Аддис-Абебе. Они нашли его. Паника захлестнула его, как волна, смывающая всё на своём пути.

Он схватил узел, сунул его за пазуху и бросился к задней двери, его ноги дрожали, но адреналин гнал его вперёд. Асфау перехватил его на пороге, его глаза горели гневом и страхом.

— Что ты натворил? — прошипел старик, хватая Зевдиту за руку, его пальцы впились в него. — Ты привёл их сюда, глупец!

— Пусти! — Зевдиту вырвался, толкнув дядю так, что тот пошатнулся. — Не говори ничего, если хочешь жить!

Он выскользнул в узкий переулок, заросший сорняками и усыпанный мелкими камнями. Жара давила, пот заливал глаза, но он бежал, пригибаясь к земле, его дыхание было рваным, будто лёгкие разрывались. Улочка вилась между хижинами, и он надеялся добраться до полей, где мог бы спрятаться среди высокой травы или акаций. Но шаги за спиной становились громче — тяжёлые, быстрые, уверенные, как поступь хищника. Он оглянулся и увидел двух агентов в штатском, их лица были суровыми, а руки сжимали оружие, поблёскивающее в солнечном свете. Зевдиту свернул за угол, споткнувшись, и бросился к низкой стене, надеясь перемахнуть через неё и раствориться в лабиринте переулков.

Но третий мужчина, широкоплечий и быстрый, перехватил его. Он схватил Зевдиту за запястье, вывернув руку так, что тот вскрикнул от боли, которая пронзила его. Узел выпал, монеты звякнули, рассыпаясь по пыли, их блеск был насмешкой над его надеждами. Офицер шагнул вперёд.

— Зевдиту Гобезе, — сказал он на ломаном амхарском. — Ты едешь с нами. Хватит бегать.

Зевдиту попытался вырваться, но второй агент схватил его за другую руку, их хватка была железной, и они поволокли его к машине, его ноги скользили по пыли, оставляя борозды. Асфау стоял в дверях, его лицо было смесью страха, гнева и бессилия, а Мерон и вернувшиеся с рынка Текле и Йосеф наблюдали из тени, их взгляды были пустыми, будто они уже отреклись от него. Офицер поднял узел, взвесив его в руке, и его губы дрогнули в лёгкой усмешке.

— Неплохой улов для торговца специями, — сказал он, бросая узел одному из агентов. — Объяснишь в миссии. И лучше говори правду, если хочешь жить.

Зевдиту засунули в машину. Мотор взревел, и автомобиль рванул прочь, поднимая облака пыли. Зевдиту сидел, его мысли путались, а сердце колотилось так, что казалось, оно разорвёт грудь. Он был в ловушке, и выхода не было. Британцы знали слишком много, а немцы, узнав, что он у них, не остановятся, пока не доберутся до него. Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить лицо матери, её тёплую улыбку, но видел только лица Дитриха, Вёлькнера, британских солдат, окружавших его, как волки.

Поздно ночью в Дебре-Бирхан появился другой автомобиль — чёрный «Мерседес», его двигатель тихо урчал в тишине. Лейтенант Ханс Дитрих вышел, его пальцы нервно теребили ремень. Фриц, коренастый агент с лицом, будто высеченным из камня, следовал за ним. Они приехали по наводке Меконнена, который проболтался о родственниках Зевдиту в пьяной болтовне на рынке. Дитрих чувствовал, как время ускользает — если Зевдиту поймали британцы, он мог заговорить, и вся операция с заложниками, тщательно выстроенная Вёлькнером, рухнет, как карточный домик. Берлин не простит, а Вёлькнер сделает так, что Дитрих пожалеет о своём рождении.