Я – Товарищ Сталин 6 (СИ) - Цуцаев Андрей
Сергей откинулся в кресле. Он смотрел на Судоплатова, пытаясь понять, насколько тот уверен в своих выводах. Павел Анатольевич не был из тех, кто бросается предположениями без оснований, но и он мог ошибаться. Если это была немецкая провокация, то её цель была не только в том, чтобы дискредитировать СССР. Возможно, Абвер хотел вывести Вяземцева из игры, сорвать советские операции в Абиссинии и заодно посеять недоверие внутри ОГПУ.
— А Вяземцев? — спросил Сергей. — Если немцы охотятся за ним, почему он до сих пор жив? И почему он не сообщил о слежке?
Судоплатов слегка замялся, но быстро взял себя в руки.
— Вяземцев осторожен. Он знает, что за ним следят, и принимает меры. Мы получаем от него регулярные донесения, но он не упоминал ничего конкретного о французах. Это ещё одно подтверждение, что упоминание Франции — подстава. Что касается того, почему он жив… Абвер, скорее всего, не хочет его убивать. Они хотят его дискредитировать или захватить. Живой Вяземцев для них ценнее, чем мёртвый. Он знает слишком много о наших операциях в регионе.
Сергей кивнул, но его мысли уже унеслись дальше. Если Абвер действительно стоит за этим, то задержание подполковника могло быть частью их плана. Возможно, они специально позволили ОГПУ его поймать, чтобы запустить цепную реакцию: недоверие, проверки, внутренние чистки. Это ослабило бы советскую разведку, отвлекло бы внимание от Абиссинии и дало немцам больше пространства для манёвра.
— Павел Анатольевич, — сказал Сергей, вставая и подходя к карте на столе. — Я хочу, чтобы вы лично занялись этим делом. Скоординируйтесь с Бокием, но не раскрывайте ему всех деталей. Проверьте все связи задержанного подполковника. Кто с ним работал? Кто мог знать о его деятельности? И главное — выясните, действительно ли это немцы. Если это их игра, я хочу знать, кто из наших мог быть втянут в неё.
Судоплатов кивнул, его лицо осталось непроницаемым.
— Будет сделано, товарищ Сталин. Мы уже начали проверку его окружения. Я также отправлю шифровку Вяземцеву, чтобы он усилил меры предосторожности. Если это провокация, мы не дадим немцам добиться своего.
Сергей посмотрел на карту, его взгляд остановился на Абиссинии. Он знал, что эта страна — лишь одна из точек на глобальной шахматной доске, где великие державы боролись за власть. Но каждая фигура, каждый ход имели значение. Вяземцев был одной из таких фигур, и его потеря могла дорого обойтись.
— И ещё одно, — добавил Сергей, не отрывая взгляда от карты. — Если это немцы, я хочу, чтобы они заплатили за это. Найдите их агентов. Выясните, как они работают. И, если получится, используйте их же методы против них. Пусть думают, что мы клюнули на их удочку.
Судоплатов кивнул, и в его глазах мелькнул азарт.
— Понял, товарищ Сталин. Мы сделаем всё возможное.
Он собрал свои бумаги, кивнул и вышел из кабинета. Сергей остался один, глядя на карту. Его мысли были подобны бурлящему потоку: немцы, французы, британцы, итальянцы, внутренние предатели… Паутина интриг становилась всё гуще, но он был готов распутать её. Он не мог позволить себе слабость. Только не сейчас, когда враги окружали его со всех сторон.
Глава 10
Дебре-Бирхан встретил Зевдиту пыльной тишиной, когда телега Абебе, скрипя колёсами, въехала в городок на закате. Солнце тонуло за холмами, окрашивая небо в багрово-золотые полосы, а воздух был пропитан запахом сухой травы, еле уловимого дыма от костров и слабого аромата эвкалипта. Зевдиту, прижавшись к мешкам с зерном, чувствовал, как пот пропитывает его рубаху, стекая по спине и слипая волосы на лбу. Его пальцы судорожно сжимали узел с золотыми монетами и драгоценными камнями — агатами и гранатами, завёрнутыми в старую ткань, пропахшую специями. Сердце колотилось, каждый шорох — треск ветки, крик птицы, далёкий лай собаки — заставлял его вздрагивать, а воображение рисовало тени британских солдат или немецких агентов, идущих по его следу. Он сбежал из Аддис-Абебы, но страх, как цепь, тянул его назад. Британцы знали его имя — ошибка, когда он назвался охраннику миссии, теперь висела над ним, как петля. Немцы ждали письма, которое он не доставил, и их холодные глаза обещали расплату. Дебре-Бирхан с его глинобитными хижинами был последним убежищем, но даже здесь Зевдиту чувствовал себя загнанным зверем.
Абебе остановил телегу у дома Асфау — низкой хижины с потрескавшимися глинобитными стенами, крышей из соломы и жести и дверью, сколоченной из старых досок, висевшей криво на ржавых петлях. Зевдиту спрыгнул, его ноги дрожали от долгой дороги и напряжения. Он бросил вознице ещё одну монету.
— Ни слова, — прошипел он. — Ты меня не видел.
Абебе поймал монету, его морщинистое лицо осветилось хитрой улыбкой, обнажившей щербатые зубы.
— Я вожу зерно, а не людей, — буркнул он, щёлкнул поводьями, и телега, подняв облако пыли, покатилась прочь, оставив Зевдиту одного в сгущающихся сумерках.
Он постучал в дверь, стараясь не привлекать внимания. Стук был тихим, почти робким. Дверь скрипнула, открываясь, и на пороге появился Асфау — сухощавый старик с лицом, будто вырезанным из старого дерева, и глазами, в которых читалась смесь любопытства, недоверия и лёгкой алчности. Его седая борода топорщилась, а в руках он держал палку, на которую опирался, словно готовясь к защите или к тому, чтобы прогнать незваного гостя.
— Зевдиту, — протянул Асфау, в его голосе сквозила настороженность. — Что за беда привела тебя сюда? Ты выглядишь, как человек, за которым гонится смерть.
— Без вопросов, дядя, — отрезал Зевдиту, протискиваясь внутрь, не дожидаясь приглашения. Мерон, жена Асфау, сидела у очага, помешивая варево в глиняном горшке; её движения были размеренными, но глаза внимательно следили за гостем. Двое молодых мужчин — двоюродные братья Зевдиту, Текле и Йосеф, — лениво лежали на циновках в углу, их взгляды были насторожёнными, почти враждебными. Они переглянулись, когда Зевдиту вошёл, и в их молчании чувствовалась угроза. — Мне нужно укрытие. Нужно побыть здесь несколько дней, может, больше.
Асфау прищурился, его пальцы крепче сжали палку, будто проверяя её прочность.
— Укрытие? От кого ты бежишь? Слухи из города дошли даже сюда, Зевдиту. Говорят, ты связался с чужаками — англичанами, немцами, кто их разберёт? Что ты натворил, племянник?
Зевдиту вытащил золотую монету из узла, стараясь не показывать, сколько у него ещё. Металл блеснул в тусклом свете, пробивавшемся через щели в стенах, и глаза Асфау на миг загорелись, выдав его алчность.
— Это за молчание, — сказал Зевдиту, вкладывая монету в ладонь дяди. — И за место для сна. Я не принесу беды, если ты сделаешь, как я прошу.
Асфау повертел монету в пальцах, его лицо смягчилось, но подозрение не исчезло.
— Спать будешь в задней комнате, — сказал он, кивнув в сторону узкого прохода. — И держи свои дела подальше от моего дома. Моя семья не должна страдать из-за твоих ошибок.
Зевдиту кивнул. Текле и Йосеф переглянулись снова, и Зевдиту чувствовал их насторожённость. Он прошёл в заднюю комнату — тесное помещение с земляным полом, соломенной циновкой и тонким одеялом, пропахшим плесенью. Он опустился на циновку, сжимая узел, и выдохнул, пытаясь унять дрожь в руках. Здесь он был в безопасности — пока.
Ночь в хижине была мучительной. Зевдиту ворочался на жёсткой циновке, сон приходил урывками, разрываемый кошмарами. Ему снились глаза лейтенанта Дитриха и голос майора Вёлькнера, обещающий смерть за предательство. Снилось, как британцы заходят в его лавку, выворачивая мешки с перцем и находя письмо, спрятанное под грудами ярких тканей. Он просыпался в холодном поту, прислушиваясь к каждому звуку — скрипу половиц, шуму ветра за окном, далёкому лаю собак. Хижина казалась клеткой, но за её стенами ждала ещё большая опасность — британцы, немцы, местные, подкупленные за горсть монет. Он сжимал узел, чувствуя тяжесть золота, и шептал молитвы, хотя вера давно покинула его сердце.
