Екатерина Безымянная - Записки prostitutki Ket
Через полчаса мы были у него.
В комнате был эротичный полумрак, мой герой сидел напротив в джинсах и рубашке.
Я полулежала на кровати перед журнальным столиком, свесив ножку на пол, и пила вино; я была уже почти голая и согласная; я уже чувствовала, как он схватит меня грубо этими сильными руками, завалит и сделает все, что хочет… Да что там, я была мокрая насквозь.
Он сидел напротив, как-то слишком серьезно смотрел мне в глаза, и в тот момент, когда стало ясно – у меня там уже можно рыбок запускать, он схватил бокал, нервно глотнул, и…
…Упал на колени. Ну да, шарахнулся на пол, наклонился, подполз и схватил губами большой палец на моей ноге.
Я взвизгнула и обалдела.
Он выпустил мой палец, по-щенячьи глянул мне в глаза и громко зашептал:
– Хочешь, я буду твоей шлюшкой?
– Эээ… кхх? – спросила я и подумала, что челюсть мою, пожалуй, стоит ловить где-то возле пола.
– Делай со мной все, что хочешь, моя госпожа. Я буду делать то, что ты скажешь. Я твоя маленькая шлюшка…
– Эээмммм… а ты не хочешь меня трахнуть? – я, как дура, все еще надеялась, что в нем проснется тот грубый альфа-мачо, который сидел рядом со мной чуть меньше двух часов назад.
Он стоял на коленях и молчал.
– Эээй, может, ты встанешь? – потихоньку раздражалась я.
Он помотал головой и тускло спросил:
– Я тебе не нравлюсь?
Вот это ж надо было так попасть!
Я люблю сильных, властных, грубых мужчин. Я люблю, чтобы меня покрепче…
Но оно, вот это вот, стояло тут на коленях, потому что, блин, мой внутренний голос два дня назад мне нашептал: «Вот это, Катька, мачо…»
Внутренний голос, сволочь, хмыкнул, стыдливо забился в уголок и сказал: «Прости, ну облажался…»
Ситуация была комичная. Я сидела в одних трусах и в шоке, а мой коленопреклоненный мачо, похоже, и не думал вставать.
– Ну… – неопределенно сказала я, – нравишься, но… я как-то рассчитывала на другое.
– Ты не можешь быть госпожой? – безнадежно спросил он.
– Нет, я-то все могу, – взорвалась я, – но ты бы хоть предупреждал заранее, что ли…
– Прости, – шепнул он и потянулся целовать мою ступню, – прости свою маленькую шлюшку…
Расстегнул ремень и начал стягивать джинсы. Он был без трусов.
– Ты меня накажешь? – спросил он с надеждой.
– Ремнем, что ли? – вдруг развеселилась я.
– Хочешь, ремнем, – шептал он, – а хочешь… сейчас…
Он подскочил и растворился в другой комнате.
– Бля! – сказала я вслух.
Мой прудик пересох, и рыбки сдохли.
Вернулся он с наручниками, довольно крупным фаллоимитатором и тюбиком дешевенького крема. Для рук.
– Ты бы смазку купил, что ли, – скептически хмыкнула я, – копейки ж стоит.
– Прости, – залепетал он, – на следующий раз возьму.
Снял джинсы, встал на четвереньки и уткнулся в пол…
И в следующий час я отрабатывала вполне себе рабочую программу и думала, что это ж надо иметь такое дурацкое счастье, чтобы из всего, блин, пятимиллионного города умудриться познакомиться именно с таким – со шлюшкой, ползающей на коленях, смотрящей в пол и визжащей от восторга с крупными предметами в непредназначенных местах.
– Слушай, – заорала я из ванной, отмывая потом руки от крема, – а зачем был этот цирк в кафе? Ты что, не мог сразу сказать, что ты такой?
Я вышла из ванной и начала одеваться.
– Ну неет, – проблеял он, все еще лежа враскорячку на полу, весь в этом белом креме, – я и правда люблю пожестче, а это… ну… вот… я…
– Ага, – съязвила я, – вот только надо было уточнить, кто кого будет пожестче. Мачо, блин!
И вызвала такси.
Ко мне он так и не притронулся. Да я уже и не хотела.
Считай, бесплатно отработала вторую смену.
Карма, да?..
Вуду-пипл
Ангелина ревела некрасиво, по-бабьи, размазывая темные, пополам с тушью, слезы.
Сморкалась, вздыхала, всхлипывала и подвывала, обтирая измызганной салфеткой опухшее пятнистое лицо.
Пожалеть ее не хотелось.
Дать подзатыльник, встряхнуть и наорать – хотелось.
А пожалеть – нет.
Хотя какая она, к черту, Ангелина.
Люська ее зовут.
Люська – она Люська и есть.
А Ангелина – это так, рабочее. Ну, как сказать клиенту, что тебя зовут Людка?
Людке-Ангелине тридцать один. Возраст, когда уже можно набраться ума.
Но, когда раздавали мозги, она стояла за попой. И попа ей досталась красивая. А к попе, бонусом, способность думать ею же. Бонус не самый прикольный, чего уж.
Долго рассказывать, как и почему мы оказались в одной компании, да и неважно.
Люська ревела по-бабьи, размазывая слезы.
Азиз снова от нее ушел.
Азиз – таджик, жену имеет, таджичку, живущую с ним же, и двоих детей.
Он пользует Люську раз или два в неделю, и вот уж третий год клянется, что однажды уйдет от жены и женится. На Люське.
Непременно.
А пока что – пусть будет все как есть.
Люська зарабатывает телом, а он – как стрельнет – устраивает ей игрушечные ревности: бьет мебель и посуду в ее съемной квартире, за которую, конечно же, не платит.
За мебель, в смысле, а за квартиру – тем более.
Азиз кричит, что Люська шлюха, но не брезгует гулять на заработанные ею деньги.
И одалживать иногда. Безвозвратно.
Но он же любит Люську и женится на ней, конечно же.
А чего деньги в семье, пусть и в будущей, считать?
И первые полгода Люська честно ждала, когда же ненавистная жена исчезнет с горизонта.
Жена сама не испарялась, и вскоре Люська запереживала.
Она устраивала ему истерики, пыталась забеременеть, картинно страдала, а когда и это не помогло – пошла к гадалкам.
Гадалки прочили ей счастливую жизнь с таджикским суженым. И карты, и хрустальные шары, и жижа черная, кофейная, – все говорило, что скоро он будет ее. Вот только надо немного подождать – месяц, два, еще чуть-чуть… И Люська ждала.
И, как штык, раз в месяц ходила спрашивать – а что же карты говорят?
Карты давали надежду и обещали… обещали… обещали…
В конце концов она устала ждать и верить и перешла в наступление.
Подружка, из коллег же, присоветовала ей ведьму – сильную, потомственную, что и отвороты-привороты, и привязки, и присушки – все сразу, и непременно сработает.
Ведьма была недешева, но, говорила подружка, она того стоит.
Ведьма встретила ее в частном доме, в красной комнате, заполненной запахами жженой золы, благовоний и мистических сущностей.
Она посмотрела на Люську пристально, спросила, что ее волнует, и обещала помочь.
И Люська снесла ей первую тысячу. Зеленых.
Ведьма провела обряд, нашептала, поводила, сверкнула хитрыми глазами, в которых отразился курс доллара к рублю, и сказала: «Жди, теперь он твой».
На следующий день, после очередного скандала, для острастки двинув ей под ребра, Азиз от Люськи ушел.
Вернулся он через два дня, с букетом и клятвами повинными, что, мол, прости, я был глупцом, люблю-жить-не-могу-я-твой.
Он проделывал этот трюк не в первый раз, но почему-то дешевенький веник и натужно-скупая слеза из его черных глаз убедили ее в том, что обряд работает.
И неважно, что после секса Азиз стрельнул у Люськи пару тысяч. Все эти тысячи – такие мелочи! Любовь!
Прошел месяц. Азиз все так же жил с женой, пользовал по пьяни Люську и менять ну явно ничего не собирался.
И в очередной раз зареванная Люська пошла все к той же ведьме.
Потомственная раскинула на карты, сказала: «Ууу, я вижу духи его предков, они не дают привороту сбыться, не дают его счастью случиться, ты же другой веры, тут нужен очень сильный обряд, на несколько раз».
И окрыленная Люська снесла ей еще пять. Зеленых косарей. На пять обрядов, по тысячонке каждый.
Правда, для этого пришлось метнуться в небольшой поселочек, где жила ее мама, с Люськиной же дочкой от первого брака, и стрельнуть в заначке немного деньжат – Люська собирала на квартиру.
Но к черту – к черту все! – когда есть такая любовь.
Она скупала полотенца, сидела с покрытой головой в красной комнате, слушая ведьмины подвывания, по совету ставила свечи в церквях на перекрестках, лила в полночь воду, втыкала в землю колышки, обтиралась заговоренной ведьминской травой и ждала таджикского суженого к себе навечно.
Время шло.
Через три месяца она снова была в том же доме. Ведьма заглянула в шар и внушительно сказала: «Вижу, вижу, жена-сука сильно ворожит на него, не дает уйти, надо еще обряды…»
На отворот к жене и приворот к Люське.
Плюс фото Азиза и волосы.
Как Люся добывала Азизовы клочки и фото – отдельная история. Но она их добыла.
И ведьма сделала ей сильнейший, ну самый сильный, какой только можно придумать, приворот.
За десятку. Зеленых. Да, Люська зачастила к маме в гости.
Плюс волшебный амулет (носить с собой) и баночку с мутной жижей – капнуть в чай.
Азиз напился чаю, в очередной раз обозвал Люську блядью (ей как раз позвонил клиент, постоянный; телефон забыла выключить), оставил легонький – так, пустячок – синяк на плече и в сто пятидесятый раз навеки отбыл в лоно семьи.
