Секс был. Интимная жизнь Советского союза - Александер Рустам

Замалчивание было, замалчивание остается. Только теперь уже не злостное, а ханжеское. В его основе — то, что по непонятной причине у нас существует табу на слова, целый ряд «стыдных тем», в которых стыдного, по сути, ничего нет. Например, рассказывая зрителям о СПИДе, французское ТВ почему-то может гаркнуть во всю глотку: «Медам, месье, пользуйтесь презервативами!» А с нами от этого слова трясунец приключается. И если, не дай бог, ляпнуть его на улице, какая-нибудь благонравная дама, отягощенная хозяйственными сумками, наверняка вспыхнет и прошипит: «Совсем распустились! В милицию таких надо!» [152]

От отрицания к панике

После разговора с Вадимом Покровским Олег Мороз решил поближе познакомиться с представителями «групп риска», которых многие обвиняли в распространении СПИДа [153], и опубликовать о них серию очерков. Прежде всего Морозу было интересно, как живут московские секс-работницы и знают ли они о новом вирусе. Любопытно, как Мороз начинает главу о связи проституции и ВИЧ — констатирует, что в СССР годами пытались отрицать существование проституции:

Наше время — время открытий. Точно Америку, открываем самих себя. Недавно вот открыли общественное явление, о котором еще несколько лет назад язык не повернулся бы сказать. Хотя, разумеется, все годы, пока мы о нем не говорили, оно, как многое другое, великолепно существовало. Ибо неназываемое еще не исчезает с лика земли от неназывания. Я имею в виду проституцию.

Времена изменились, и теперь, по крайней мере, Мороз мог говорить и писать о секс-работницах. Для этого он связался с московской милицией и попросил сотрудников взять его в один из уличных рейдов. В апреле 1987 года Мороз встретился в небольшой комнате милиции в гостинице «Интурист» с капитаном Александром Шатовым, который тут же начал свой рассказ о том, как живут московские работницы секс-индустрии.

Через некоторое время в комнату милиции привели хохотушку Зинаиду в ярко-синей блузке. 1956 года рождения, официально трудоустроена в каком-то стройуправлении. Все сотрудники милиции ее знали — ведь ее уже задерживали бессчетное количество раз.

Когда Шатов попросил Зинаиду объяснить, что она делала в гостинице, то женщина начала паясничать. Подобрав подходящий момент, Мороз спросил ее, слышала ли она когда-нибудь о СПИДе.

— Спид? Спид… А, скорость! Ускорение! — посмеялась Зинаида [154].

Через некоторое время в комнату завели уже другую женщину по имени Мирдза. Как рассказал Шатов, Мирдза была родом из Прибалтики, но уже давно жила в Москве. Ей было тридцать два года и работала она внештатной сотрудницей экскурсионного бюро.

— Сколько раз мы вас задерживали? — спрашивал Шатов.

— Сейчас скажу… Три или четыре раза.

— За последний месяц?

Мирдза немного стушевалась.

— Мирдза Александровна, который год вы сюда ходите? — допытывался Шатов.

— Четвертый.

— Нет, не четвертый, а с семьдесят девятого года. Начали с «Украины», с «Белграда», а потом сюда перебрались.

Ни с того ни с сего Мирдза начала жаловаться на то, что какой-то таксист у нее отобрал деньги. Затем снова сменила тему:

— А сегодня в баре надо было не девочек ловить, а парней…

— Каких парней? — нахмурился Шатов.

Мирдза набрала воздух в легкие и выдохнула:

— Хомосексуалистов!

— Сколько вы выпили? — Шатову было не до шуток.

— Так… Сейчас скажу… Грамм сто тридцать водки…

— Сейчас мы вызовем спецслужбу. И отправим…

— Не надо, свинья всегда грязь найдет, — заволновалась Мирдза.

— Да, вы находите… Мирдза Александровна, вы можете нам сказать членораздельно, когда вы перестанете сюда ходить?

— Не могу вам пообещать, — ответила она с пьяным глубокомыслием. — Если я вам пообещаю, то совру.

— Вы знаете об опасности СПИДа? — вдруг задал вопрос Мороз, наблюдающий за всем этим.

— Знаю. Я все знаю, — сказала Мирдза и внезапно залилась пьяным хохотом.

Через несколько дней Мороз и Шатов допрашивали в комнате милиции другую женщину по прозвищу Гелла, которую также подозревали в проституции. Когда Мороз спросил Геллу, слышала ли она про СПИД, то женщина на секунду задумалась, а затем радостно воскликнула:

— Так ведь это же болезнь «голубых!»

— Да нет, не только «голубых», — неодобрительно покачал головой Мороз и вытащил из портфеля немецкую газету Der Spiegel.

— Вот, — объяснял Мороз. — Тут речь идет о человеке, который совершал поездки между Африкой и Скандинавией и имел половые контакты с женщинами. Он умер от СПИДа, и все его подруги тоже оказались инфицированы вирусом.

— А что это был за человек? — осведомилась Гелла.

— Обычный человек. Купец из Танзании. Негр.

— Я никогда с таким не пойду! — вдруг гордо заявила Гелла.

Шатов объяснил Морозу, что Гелла работала только со шведами, западными немцами и японцами.

Мороз вытащил из портфеля переводы иностранных газет, в которых говорится о масштабах и ужасах эпидемии, и протянул их Гелле. Женщина вдруг начала внимательно читать, а затем, подняв глаза, заявила:

— Ну, знаете, у них там полная распущенность, притоны…

«Забавно слышать это от женщины ее профессии», — подумал Мороз.

— Так что учтите, — сказал Мороз Гелле, — плохие времена для вас наступают.

— Очень плохие, — согласилась Гелла. — И откуда только взялся этот несчастный СПИД? Так было все спокойно.

Следующая встреча Мороза с капитаном Шатовым и московскими секс-работницами состоялась осенью того же года. К тому времени Президиум Верховного Совета СССР принял указ о профилактике заражения СПИДом (о котором я писал выше), а в Кодекс РСФСР об административных правонарушениях ввели статью 164.2 «Занятие проституцией». Административное наказание осужденных по этой статье было небольшим — предупреждение, штраф в сто рублей, а в случае повторного задержания — в двести рублей. Морозу хотелось знать, как новое законодательство повлияло на жизнь женщин, вынужденных торговать собой. В этот раз Шатов повел его в такую же комнату милиции в «Национале».

Задержанные девушки вели себя как обычно — весело и непринужденно, даже кокетничали с сотрудниками милиции. Каждый вопрос капитана они встречали хохотом или едким комментарием. Улучив момент, журналист вступил в разговор, спросив, как у девушек со здоровьем. Тема вызвала новый приступ веселья.

— О! Вы знаете, здоровье ни к черту. Тут болит, там болит, — шутливо отвечали ему.

— Вам бы надо провериться на СПИД.

— И-и-и-и-! — одна из девушек вздрогнула с деланным испугом. — А что, и СПИД у нас есть? Ой, как страшно!

— А как провериться? — совершенно серьезно спросила другая. — Может, в самом деле…

— А вот я сейчас вызову машину, — капитан Шатов взял в руки телефонную трубку, — и отвезем вас.

— Не надо! В следующий раз! Мы все здоровы. Посмотрите, какие мы здоровые! — запротестовали девушки.

Очевидно, в большинстве своем советские секс-работницы к новой неизвестной болезни относились не слишком серьезно. Но вскоре после перехода к политике гласности и перестройки, в 1988 году, в газетах появились новости о первой советской жертве СПИДа — двадцатипятилетней девушке из Ленинграда по имени Ольга Гаевская. По поводу странных симптомов она начала обращаться к врачам еще в 1985 году: у нее был тонзиллит, температура, сухой кашель. В 1986-м симптомы сохранились и к ним прибавился герпес, а с февраля 1988-го — кашель с мокротой. Только в 1988 году Гаевская обращалась в поликлинику двадцать три раза — и за всё это время ее ни разу не проконсультировали и не провели диагностику.

Уже в конце августа 1988-го ее госпитализировали в Первый медицинский институт. И только там врачи догадались взять у Гаевской кровь на СПИД. К сожалению, анализ был проведен неправильно — и дал отрицательный результат. Гаевскую перевели в другую клинику, где у нее началась дыхательная недостаточность. Врачи снова провели тест на СПИД, на этот раз они прислали сыворотки крови Гаевской в больницу, где работал Покровский. Там антитела, наконец, обнаружили — но было уже поздно, пациентка умерла. Как выяснилось позже, Ольга Гаевская вела вполне обычную жизнь. Она работала, училась и не состояла на учете в милиции. Да, однажды ее задержали в одном из ресторанов города за то, что якобы «приставала к иностранцам» (такая формулировка использовалась милиционерами, когда речь шла о «валютных проститутках»). Соседи тоже иногда жаловались, что у Гаевской много гостей. Но в остальном ничего необычного в ее жизни не было.