Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Всё это было, было, было —
Моря, пространства, города.
Уже надломленные силы
И беспощадные года.

Сначала — смех и своеволье,
Потом — и боль, и гнев, и стыд,
И слёзы, стиснутые в горле,
От не прощаемых обид.

Всё это было, было, было,
Как много встреч, и слов, и дней!
Я ничего не сохранила
В убогой памяти моей.

Проходит жизнь в пустом тумане,
И надо мной — клеймом стыда —
Не сдержанные обещанья
И жалобное — никогда.

Так вянут медленные дни
Под знаком строгого молчанья.
От зноя, пыли и возни
Устало отдыхают зданья.

На небе миллиарды звёзд
Горят таинственно и мудро.
А на лице — следы от слёз
Покрыты матовою пудрой.

И призрачные вечера
Хранят высокое бесстрастье.
А сердцу скучно от добра
И невнимательного счастья.

Ты погружён в иное бытиё,
Ты ищешь письменных единоверцев,
При чём тут я? Зачем тебе моё,
Скупое и расчётливое сердце?

Иди, иди в туман пустых дорог,
На новые, широкие просторы,
Ведь близок он, тот страшный час, в который
Ты вдруг почувствуешь, что одинок.

Безвольно уронены слабые руки,
Зажат неулыбчивый рот,
А сердце гнетёт
Предчувствие близкой и страшной разлуки.

Напрасная нежность — такая смешная.
Оборвана мысль. Пустота. Тишина.
Стихи? Всё равно их никто не читает,
И в них я одна…

Тяжёлый, насыщенный копотью воздух,
И вновь, как когда-то давно —
Напрасная нежность, вино,
И слёзы, и слёзы…

Вот придёт и уткнётся в газету.
Так над книгой ползут вечера.
Это было вчера,
И на завтра повторится это.

А мне хочется тихо сказать,
Что мне скучно, тревожно и больно,
Что я стала устало-безвольной,
Опускающей в землю глаза.

Что-то шепчет бессильная жалость,
Только разве моя вина,
Что на сердце моём — тишина,
Что оно никогда не дрожало.

Что срывается тихий вздох
Из-под нищих духовных рубищ:
Далёкий, суровый Бог,
Отчего Ты меня не любишь?

Опять печаль, опять печаль без меры
Покрыла всё, чем я ещё жива,
И жадно захотелось детской веры
В наивные и милые слова.

— Давай, мы будем искренни и близки,
Давай откроем душу до конца,
И в этой жизни, пошленькой и низкой,
К высокому мы вознесём сердца!

А разум повторяет с тихой злобой,
Что уж давно, уж много, много дней
Мы — взрослые, наученные оба,
И непонятен нам язык детей.

Звенели острые дожди.
Палило солнце в полдень ясный.
Дни проходили… Подожди,
Я сделаю тебя несчастным.

Должно быть, в поле есть цветы,
В лесу — прохлада, птицы, пчёлы.
Должно быть, прежде был и ты
Свободным, сильным и весёлым.

Но всё забудешь, всё сожжёшь
Огнём последнего заката,
И мне простишь былую ложь
О счастье, созданном когда-то.

И будешь следовать за мной,
Молчать угрюмо за плечами.
И будешь пьян моей тоской
И терпкой сладостью печали.

День ото дня грустней, бледней,
И стиснешь зубы, сдвинешь брови,
Убитый радостью моей,
Отравленный моей любовью.

И стали дни покорны и легки,
И после вспоминаются без жалости,
Днём время нет для мыслей и тоски,
А вечерами плачу от усталости.

Лежит на всём нетронутый покой,
И даже сны безбурны и беспламенны.
А где-то безнадёжно далеко
Товарищи, учебники, экзамены.

Я не мирилась с этой пустотой,
Не замыкалась в тесном круге женщины.
Я всё отдам за счастье быть иной,
За радость ту, которая обещана.

Давит медленно растущий зной.
Даже воздух стал какой-то липкий.
Пахнет свежесрезанной травой
И землёю, влажной от поливки.

И, как кто-то сильный предсказал,
Наверху, в углу, за ширмой белой
Вздрагивает маленькое тело
И закатываются глаза.

И когда взметнётся солнце выше
И запахнет пылью и тоской,
Будет всех пугать предмет недвижный,
Второпях закрытый простынёй.

Не сделалась интересней,
Не сделалась жизнь иной.
Всё те же старые песни,
И тот же старый покой.

Я утром отдёрнула шторы,
Раскрыла настежь окно:
Вот — день начался, в котором
Всё будет повторено.

А руки висят, как плети,
Я будто совсем не жива,
И нечего мне ответить
На ласковые слова.