Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Я не спрашивала: «зачем?»
Не таила тревожных взглядов,
Не боялась в глуши ночей
Ни возмездия, ни награды.

И когда станет радость — мечтой,
Когда сердце сожмёт тревога, —
Я не спрошу — «за что?»
Ни у тебя, ни у Бога.

И разве жизнь моя ещё жива?
Ещё не перетёрлась, не истлела?
И разве не устало это тело
Любить отяжелевшие слова?

За большие круги под глазами,
За глухую тоску по ночам,
За тетрадку с больными стихами,
За минуты в приёмной врача.

За рассветные, бледные тени,
И впервые рождённый испуг,
За невыдуманные движенья
Утомлённых отчаяньем рук.

И за то, что тончайшей отравой
Стало сердце в тоске и хмелю, —
В смертной боли, ломая суставы,
Обезумевши, крикну — люблю!

Не жаловаться и не говорить,
Что скоро оборвётся эта нить.
Быть с каждым днём внимательней и тише.
Любить свой дом, слова и дни любить,
И плакать так, чтоб даже ты не слышал.

Когда — нибудь мы вспомним этот день,
Торжественный и страшный день разлуки:
Беспомощно уроненные руки,
И Нотр-Дам, и блики на воде.

Тогда ты сделаешься вновь ничей.
Тогда тебя я брошу камнем в бездну.
За тихий плач октябрьских ночей,
За страх позорный перед неизвестным.

Милый друг, пока не надоело
Просыпаться на рассвете мутном
И нести измученное тело
Радостям и горестям минутным.

Милый друг, пока ещё не спится
По ночам от беспокойных мыслей,
И загадки — вещие зарницы —
Напряжённой радостью нависли.

И пока в неистовом сгоранье
Кажется, что время в жизни мало,
И весь мир — лишь мрамор для ваянья —
Сильный друг, живи! А я устала.

Ты пойми, что я устала.
Я совсем больна.
Зданье старого квартала
Скрыла тишина.

Ни вопросов, ни исканий, —
Только б отдохнуть.
Не стереть мне эти грани,
Не перешагнуть.

Сколько раз от близкой цели
Кто-то уводил.
Ты пойми, что в этом теле
Не осталось сил.

Что по пропастям бездонным
Жизнь меня вела,
Что из пальцев с лёгким звоном
Падает игла.

И боюсь я ночи тёмной,
Снов и пустоты.
Но не надо ничего мне,
Да пойми же ты!

Заметён туманом разум
И стучит в мозгу
Жалкая, смешная фраза:
«Больше не могу!»

Я не знаю, что я люблю
В этом имени, странно певучем.
Вероятно, влюблённость свою,
И весну, и весенние тучи.

И лиловую цепь фонарей,
Цепь огней, уходящих куда-то.
И тоску на туманной заре
О любви большой и крылатой.

О любви, уносящей ввысь.
Изменились вещи и лица,
Изменилась и самая жизнь.
И могла ли не измениться?

Только память о прошлом слилась
Навсегда с теплотой невольной,
Оттого, что единственный раз
Сердцу не было стыдно и больно.

Два счётчика минут пустых,
Два верных спутника, два брата:
Два механизма заводных,
Отсчитывающих утраты, —
Часы и сердце.

Скользили мутные года,
Ломалась жизнь. Менялись лица.
Лишь неизменны навсегда
Не прекращающие биться
Часы и сердце.

Всё вымерено, сочтено,
И жизнь — ясна. И жизнь — напрасна.
И сердце сделалось давно
Таким же точным и прекрасным,
Как ход часов.

Я брошу всё: стихи, слова и строки,
Мечты о том, чего на свете нет,
И матовый, встревоженный рассвет,
Такой любимый и такой далёкий.

И все мои печали и упрёки
Пустых, тяжёлых и напрасных лет,
И стыд за все просроченные сроки,
И прозвище надменное — поэт.

Мне ничего не жаль. И я готова
Закрыть навек заветную тетрадь,
Чтоб больше никогда не раскрывать
Дневник существования пустого —
За тихое, коротенькое слово,
За самое простое слово — мать.

Я только повторяю — «всё равно»,
Когда на узких улицах темно
И девочка с улыбкою задорной,
С мольбой в глазах, с лицом, как полотно,
Мелькает деловито тенью чёрной
На перекрёстке.

И мне бесстыдно всё равно, когда
В Париже наступают холода
И дети мёрзнут в переулке сером,
И стынет в Сене чёрная вода,
И снятся мне костлявые химеры
На Нотр-Дам.

И всё равно, когда во мне самой
С беспечной и весёлой быстротой
Растёт дыханье тленья и распада.
Я повторяю с медленной тоской:
«Уйдите все! Мне ничего не надо.
Я так устала!»