Круг Ландау - Горобец Борис Соломонович
Я знал об этом случае. И того человека из первого отдела помню — приходилось иметь с ним дело. Добродушный человек, средних лет, в военной форме без погон. Женщину, которая с ним работала, наказали, уволили. Не исключено, что бумажку эту сожгли по ошибке, — какие-то секретные бумаги, черновики постоянно сжигали. Может быть, она хранилась не так тщательно, как у нас, — всего лишь какая-то страница, да ещё написанная от руки».
Дальше И.М. Халатников пишет, что вскоре после смерти Сталина, когда Ландау решительно отказался продолжать участвовать в Атомном проекте, его «пригласил И.В. Курчатов. В его кабинете находились Ю.Б. Харитон и А.Д. Сахаров. И три великих человека попросили меня принять у Ландау дела. И Ландау попросил об этом. Хотя к тому времени было ясно, что мы свою часть работы сделали <подробнее о ней см. в Главе 4>, что ничего нового, интересного для нас уже не будет, но я, естественно, отказать не мог. Скажу прямо, я был молод, мне было 33 года, мне очень льстило предложение, полученное от таких людей. <…>. Я принял от Ландау его группу и вычислительное бюро. <…>
«После ухода со сцены Берии возникла совершенно очевидная проблема — Капице следует вернуть институт. <Предысторию увольнения Капицы из ИФП см. в Главе 4.>. Вопрос обсуждали в институте, обсуждали и наверху, в Политбюро. Но имела место сильная оппозиция людей, причастных к атомным делам, — Малышева, Первухина. Может быть, они не хотели, чтобы Капица имел отношение к этой деятельности. Он был, по их представлениям, полудиссидент. В ЦК решили не отдавать институт Капице.
И тут я проявил инициативу, побежал к Ландау и сказал: “Дау, дело плохо. Нужно писать коллективное письмо физиков”. Мы написали письмо на имя Хрущёва, в котором обосновывали необходимость возвращения института Капице. Может быть, это было первое письмо в истории нашей страны, в котором интеллигенция коллективно обращалась к правительству. Письмо, подписанное двенадцатью известными физиками — академиками и член-коррами, — произвело впечатление. Но вернуть институт Капице удалось дорогой (для меня лично) ценой. Мою группу, занимающуюся бомбой, вместе с вычислительным бюро передали в Институт прикладной математики. Это было для меня личной трагедией, я привык к атмосфере уникального заведения <ИФП>. К тому же физику в математическом институте найти место было нелегко… Наконец, в работе, связанной с ядерным оружием, интересных проблем для физиков уже не осталось. Я пожаловался на свою судьбу Курчатову, написал письмо А.П. Завенягину, министру Средмаша. Написал, что как физик я сделал всё, что мог, и не вижу, чем ещё могу быть полезен атомной программе. Мне разрешили вернуться. С высокой должности заведующего лабораторией я вернулся в ИФП на должность старшего научного сотрудника. Но был счастлив, что могу работать рядом с Ландау и Капицей».
В период необратимой болезни Ландау и связанной с этим неизбежной перестройкой в ландауской школе И.М. Халатников выдвинул и воплотил в жизнь идею создания общесоюзного Института теоретической физики АН СССР (в Киеве параллельно работал Институт теоретической физики АН Украинской ССР по руководством Н.Н. Боголюбова). Напомню, что впервые аналогичная идея была высказана самим Ландау еще в 1935 г. в Харькове, но ему не позволили ее осуществить (см. Гл. 2). В книге Коры говорится, что якобы П.Л. Капица тоже как-то предложил Ландау создать свой отдельный институт. Но Ландау отказался из чувства благодарности к Капице, забравшего его из тюрьмы на поруки.
В 1960-е гг. идею о создании института теоретиков, работающего по ландауским принципам, начал осуществлять один из лучших учеников Ландау. В то время шло бурное освоение нового наукограда в пос. Черноголовка Московской области.
Там продолжал строиться и развиваться филиал знаменитого Института химической физики АН СССР. Проект осуществлялся под научной эгидой директора ИХФ, Нобелевского лауреата академика Н.Н. Семенова. Непосредственно руководил строительством и оснащением нового научного центра заместитель Семенова еще со времен войны, директор филиала в Черноголовке Федор Иванович Дубовицкий (в дальнейшем его изберут членом-корреспондентом АН СССР именно за этот его труд, имевший в целом большое значение для развития физики в СССР). И.М. Халатников пошел к Н.Н. Семенову и предложил ему престижную для того идею создать Институт теоретической физики на основе школы Ландау, но под флагом Семенова. Н.Н. Семенов поддержал Халатникова. Получилось, что он выиграл партию у своего старого друга П.Л. Капицы, перетянув на себя центр тяжести ландауского наследия.
Несомненно, в этом деле имели место щепетильные моменты перехода основных сил теоретической физики из-под крыши П.Л. Капицы, благодаря которому они так сильно развились (начиная со спасения Ландау из тюрьмы) к Н.Н. Семенову. Я не знаю (всего не охватишь), описана ли где-нибудь подробно и без лакировки тайная дипломатия, проводимая И.М. Халатниковым в начале создания ИТФ. Она, конечно, войдет рано или поздно в историю советской физики как ее яркая страница. Было бы лучше всего, если бы ее описал сам Халатников (если это еще не сделано).
Вроде бы, как я слышал от Е.М. Лифшица, первые дипломатические шаги И.М. Халатникова в этом направлении были тайными от П.Л. Капицы. Тот жутко разгневался, узнав о предстоящем уходе из Института физпроблем своих ведущих теоретиков: И.М. Халатникова, А.А. Абрикосова, Л.П. Горькова и И.Е. Дзялошинского. Вероятно, именно их уход подвигнул П.Л. Капицу на приглашение им из Харькова, из УФТИ одного из сильнейших физиков-теоретиков в мире И.М. Лифшица, который и стал новым заведующим теоротделом ИФП после смерти Ландау. Он приехал не один, а вместе со своим учеником, известным теоретиком профессором М.И. Кагановым. Таким образом, пара Лифшицев, Л.П. Питаевский и М.И. Каганов составили новое теоретическое ядро ИФП, которое Капица стремился во что бы то ни стало поддерживать на уровне мирового класса.
Сам И.М. Халатников так сформулировал свой стратегический замысел: «Ландау был выдающимся универсалом, одинаково владевшим всеми областями теоретической физики. Поэтому, когда мы создавали институт, то он задумывался как “коллективный Ландау”, поскольку никто из нас не претендовал на то, чтобы заменить его» [Воспоминания…, 2003. С. 168].
Институту теоретической физики АН СССР, первым директором которого стал И.М. Халатников, было присвоено имя Л.Д. Ландау. Инициатором этого акта стал сам Халатников.
Разумеется, И.М. Халатников при его активной организаторской деятельности не мог не быть членом КПСС. Халатников был вхож в высокие кабинеты не только в Президиуме АН СССР, но и в Отделе науки ЦК КПСС, в соответствующие органы Советского правительства и Мособлисполкома. Будучи не только крупным ученым, но и чрезвычайно умным и умелым администратором, И.М.Халатников сумел создать в своем институте максимально благоприятные условия и атмосферу для работы сотрудников. Наверное, таких условий не было ни в одном из научных институтов СССР. Например, об очень трудной и часто конфликтной проблеме зарубежных командировок И.М. Халатников пишет так: «Конечно, выехать за границу из Академии наук было значительно легче, чем из Курчатовского института. Но даже среди академических институтов Институт Ландау отличался тем, что его сотрудники сравнительно свободно ездили в “краткосрочные” поездки за границу. Это во многом объяснялось тем, что атмосфера в Институте не позволяла парткому мешать поездкам людей за рубеж» [Там же]. Научные работники старших поколений могут оценить, насколько необычным было это достижение И.М. Халатникова, как много оно значило для его физиков, а тем самым и для поддержания уровня физической науки.
Вскоре ИТФ стал одним из лучших в мире научных центров по теоретической физике. Так продолжалось до начала 1990-х гг., когда ближайшие друзья и сподвижники И.М. Халатникова — А.А. Абрикосов, И.Е. Дзялошинский, Л.П. Горьков, а также несколько других теоретиков института эмигрировали в США
