Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

О том, что было, и о том, что будет,
Я долго думаю, пока не сплю.
Я верю: где-то есть другие люди,
Которых я уж и сейчас люблю.

И жизнь мне даст красивые созвучья,
Слова, ещё которых в мире нет,
И самый робкий день мой будет лучше
Всех самых длинных и тревожных лет.

И в мыслях о грядущем, о Париже,
Душа цветёт и кровь стучит больней…
Вот почему я ничего не вижу
За вереницей однозвучных дней…

Я дала обет молчанья.
День без слов и ночь без сна.
А за хмурыми плечами
Начинается весна.

Пусть дожди тоской дурманят, —
Пахнут травы, даль ясна,
И в предутреннем тумане
Начинается весна.

Я заснуть не могу — так взволнована
Этим длинным и нервным письмом.
Словно яркой мечтой очарована —
Я тоскую над прожитым днём.

Я — несмелая девочка скромная,
С мутным блеском потушенных глаз,
Я, в тоску безнадёжно влюблённая,
О, я знаю мучительный час!

Слишком много хотела от жизни я,
И в безумстве я буду права.
Только жалкой, измятой, униженной
Я найду золотые слова.

День цветёт загадочно и просто,
Чья-то тень упала на порог.
Ах, скорее на пьянящий воздух,
В даль блестящих, вьющихся дорог!

Я молчу. Я всё храню и помню,
Только боль растаяла, как дым.
Здесь, у маленькой каменоломни,
Мы всегда тревожно говорим.

На тачанках где-то камни возят.
Озеро спокойное блестит.
Кружевными листьями мимозы
Что-то радостное говорит.

Здесь всегда спокойно и красиво,
Мир отсюда ярче и пестрей.
Я недаром стала молчаливей
В невесёлой комнате моей.

Ах, скорей, скорей на пьяный воздух!
Стихнет боль испуганной души.
Кружевными листьями мимозы
Что-то радостное прошуршит.

Над глухими черепицами
Сонно плавает звезда.
Всё больней и чаще снится мне
Роковое «никогда».

Приходи ко мне, незванная,
Тихим шорохом теней.
Обведи улыбкой странною
Стены комнаты моей.

За притворенными ставнями
Чутко слушай и молчи.
Освети дрожащим пламенем
Белоснежный ствол свечи.

Нежно, в ткани паутинные,
Словно в саван, заверни…
А над тёмною долиною
Пусть качаются огни.

Погрусти со мной, о бедненькой,
О душе, смотревшей ввысь.
И на завтра, за обеднею
Безыскусно помолись.

Хрустни хрупкими запястьями,
Вылей жизнь мою до дна.
Дай последнего проклятья мне
И последнего вина.

И придёт тоска безвременья,
И настанет «никогда»…
А над жалобным и временным
Всё качается звезда.

Спой мне песню, странно-белая,
Чтобы слаще было спать.
Положи меня, несмелую,
На железную кровать.

Ночью звёздной, ночью светлою
Так легко и просто умирать.

Ветер с запада слёзы сушит,
Больно мне от грустного взгляда.
На стене — батарея катушек,
Невесёлая колоннада.

Мысль тупа, но острей иголки,
Глаз своих не хочу поднять я.
А бумажные куклы и ёлки
Нарядились в пёстрые платья.

Всё так смутно у бледной ночи,
Всё так тихо и больно тоскует
И последних, звенящих строчек
Подобрать теперь не могу я.

Пустынно, тихо, темно.
Большие, длинные тени.
Только у тира и у кино
Вечернее оживленье.

Светлой нитью горят фонари,
Афиши на белых стенах:
«Le petit moinence de Paris»
И шестой эпизод «Mandrin'a».

Освещён многолюдный бар,
Слышны звуки модного танца.
Меряют шагами тротуар
В белых шапках американцы.

У входа в кино — яркий свет
Крикливые толпы народа,
И шапки русских кадет
Под афишей у входа.

Всё по-новому хорошо
В этот тёплый февральский вечер.
И крики: «Les marrons Chauds!»,
И слова незнакомых наречий.

Как должно быть всё ярко вокруг,
Если здесь метеором промчаться…
Я хотела бы сделаться вдруг
Вот этим американцем.

Так невесело под этим небом,
А слова неискренни и грубы.
Не пойму — обидой или гневом
Перекошены так нервно губы.
Дни мои ещё темнее будут…
Впереди — тревоги и потери…
Оттого, что надо верить в чудо…
Оттого, что я в него не верю.

Я давно увидела убожество
Этой жалкой маленькой души.
Я давно поверила в ничтожество
Грустных слов, придуманных в тиши.

Над прозрачной белою страницею
Пусть блуждает ещё много раз
Тихий взгляд за длинными ресницами
Никогда не заблестевших глаз.

Всё равно — изломанная, странная —
Под дрожащий, нервный ход минут,
Я одна такая бесталанная,
Даже в бездне мрака, даже тут.