Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

С неразгаданным именем Блока
На неловко-дрожащих губах
Я останусь совсем одинокой
В четырёх деревянных стенах.

С каждым днём — молчаливей и суше,
И люблю только крылья стихов.
Но теперь уж ничто не нарушит
Красоту моих девичьих снов.

А душа — всё темнее и шире,
Будто в лунную ночь облака…
— То тоска о неведомом мире,
По не начатой жизни тоска.

Россия — плетень да крапива,
Ромашка и клевер душистый,
Над озером вечер сонливый,
Стволы тополей серебристых.

Россия — дрожащие тени,
И воздух прозрачный и ясный,
Шуршание листьев осенних,
Коричневых, жёлтых и красных.

Россия — гамаши и боты,
Гимназии светлое зданье,
Оснеженных улиц пролёты
И конок замёрзших сверканье.

Россия — базары и цены,
У лавок голодные люди,
Тревожные крики сирены,
Растущие залпы орудий.

Россия — глубокие стоны
От пышных дворцов до подвалов,
Тревожные цепи вагонов
У душных и тёмных вокзалов.

Россия — тоска, разговоры
О барских усадьбах, салазках…
Россия — слова, из которых
Сплетаются милые сказки.

Играет Таусон чувствительный романс,
Поёт кларнет томительной истомой,
А на столе — испытанный, знакомый
И, в сотый раз, разложенный пасьянс.

Так странно всё: и горсть кокард в руке,
И то, что спущен флаг с обидой крепкой,
И гость с эскадры в хулиганской кепке,
В чужом, смешно сидящем пиджаке.

А за стеной — бутылок и стекла
Весёлый звон смешался в пьяном споре…
Наш чай остыл. Горнист играет зорю.
И разговор стихает у стола.

Подняли неторопливо сходни,
Отошёл тяжёлый пароход.
Стало как-то тише и свободней,
Разошёлся с пристани народ.

Ни по ком мне тосковать не нужно,
Никого отъехавших не жаль.
Отчего же так темно и скучно
И такая страшная печаль?

Словно там, на грязном пароходе,
Где огни вечерние зажгли,
Все надежды навсегда уходят
От забытой и чужой земли.

Я их не повторю ни разу
И тихо в сердце сберегу,
Те, злобно брошенные фразы,
Тоскою сорванные с губ.

Но в диких бреднях своеволья
Встаёт всё тот же злой вопрос,
Не разрешённый терпкой болью
Жестоких и ревнивых слёз.

Забывать нас стали там, в России,
После стольких безрассудных лет,
Даже письма вовсе не такие,
Даже теплоты в них больше нет.

Скоро пятая весна настанет,
Вёсны здесь так бледны и мертвы…
Отчего ты мне не пишешь, Таня,
Из своей оснеженной Москвы?

И когда в ненастный день и ветер
Я вернусь к друзьям далёких дней, —
Ведь никто, никто меня не встретит
У закрытых наглухо дверей.

— Давай, сыграем в кабалу?
— Ты думаешь? Давай, сыграем.
Сажусь к широкому столу.
Молчу мучительно за чаем.

— Ну, отчего тоскуешь ты,
Томишься всё? Чего ты хочешь?
— О, лишь не этой пустоты,
Не этой страшной длинной ночи.

Придёт и прыгнет на диван,
Вертя хвостом, занятный Бибка,
И прозмеится сквозь туман
Над ним весёлая улыбка.

— Ну, потерпи же, подожди!
— Да я ведь жду! — И бьётся ветер.
И стонут серые дожди…
Что я могу ещё ответить?

Капает дождь монотонный.
Тучи, как змеи, ползут.
В церкви, пустой и холодной,
Всё панихиды поют.

Новым торжественным трупом,
Грязью, тоской, небытьём,
Новым предчувствием глупым
Сдавлено сердце моё.

Пусть будет ночью уныло,
Холодно, сыро, темно!
Только б собака не выла
Перед закрытым окном.

В лапотках, с весёлой пляской
В африканский городок
Залетел из русской сказки
Звонкий, русский петушок.

В мир усталых наших стонов,
В мир тоски, дождя и гроз
Петушок царя Додона
Искру яркую занёс.

Мы — устали. Мы — уснули
В жизни серой и пустой.
Дни ненужные тянулись
Утомительной тоской.

Но туман дождливой ночи
Светлым сделал петушок —
Показались нам короче
Ленты вьющихся дорог.

И с души спадала плесень,
И растаяла тоска
В сказках, шёпотах и песнях
Золотого Петушка.

Я не скажу, чего хочу,
Мне нечего желать.
Огонь вечерний засвечу,
Возьму мою тетрадь.

И расцветёт над белизной
Нетронутых страниц
И сердца равномерный бой,
И тихий взмах ресниц.

И снова станет жизнь ярка,
Красива и полна,
Пока лукавая тоска
Не затемнит окна.

Я только сухо улыбнусь
И подойду к окну,
В пустое небо загляжусь,
На круглую луну.

Я, как седой, больной старик,
Скажу, что жизнь пуста.
То, что цветёт в страницах книг —
Не будет никогда.

Что есть минуты, иногда
Длиннее длинных лет,
Что могут пролетать года,
В которых смысла нет.

Что мысли тяжелей свинца,
Что свет страшнее тьмы…
И только горю нет конца
И холоду зимы.