Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали
Оба министра выражают большую заинтересованность. Казалось, слава Уолтера бежала впереди него. Директор дает Уолтеру блестящую характеристику: «Уолтер знает все шифры, он силен, как лев, и вынослив, как бульдог. Мы готовили этого мастера для самого ответственного задания — для работы в той стране, которая является нашим основным противником, величайшим врагом…»
«Для Советского Союза?! — удивленно спрашивает министр. — Но ведь у нас же есть Келлер, и он уже много лет весьма успешно работает».
«Но Келлер стареет и давно просит освободить его. Так что мы решили послать Уолтера ему на смену. Он знает русский, как свой родной язык, и прекрасно знаком со всеми политическими и экономическими теориями, распространенными сейчас в Советском Союзе, превосходно изучил речи большевистских вождей и может стать в Москве преподавателем истории Коммунистической партии Советского Союза».
В этот момент черноволосый джентльмен встает лицом к директору школы, так что зрители по-прежнему видят только его спину. Все его движения энергичны, однако в нем чувствуется нервное напряжение, граничащее чуть ли не с патологией. Он грозит пальцем директору. «Для Советского Союза! — говорит он голосом, — искаженным сдерживаемой яростью. — В Советском Союзе у нас должен быть лучший из лучших наших талантов. Там не должно быть никакой путаницы и неумелой работы! Там должен работать профессионал высокого класса! Вы понимаете! Только профессионал высочайшего класса!»
Директор, не ожидавший такого яростного нападения, делает шаг назад, затем слегка кланяется и спокойно говорит: «Я ручаюсь за Уолтера своим добрым именем, своей репутацией. Он профессионал высочайшего класса и не подведет. Он получил точнейшие инструкции обо всем, что касается политической оппозиции и национальных меньшинств в Советском Союзе, готовых нанести ответный удар, он даже вошел в контакт с некоторыми из таких людей. Было сделано все как в его обучении, так и в подготовке будущих контактов, чтобы обеспечить успех выполнения им своего задания».
Директор звонит в колокольчик, и появляется лакей. «Номер первый, — говорит директор. Лакей отвешивает поклон и уходит, закрывая за собой дверь.
Черноволосый министр поворачивается лицом к зрителям, и все узнают в нем Гитлера. Затем он отходит к краю сцены так, что середина ее остается свободной для выхода Уолтера, агента-шпиона высшего класса. Директор вновь обращается к министрам: «Я забыл сказать вам, что в своем русском паспорте он назван Иваном Ивановичем Ивановым».
Дверь отворяется, занавес падает. В зале зажигается свет, и зрители облегченно вздыхают, как будто каждый из них перед этим сидел под действием электрического тока высокого напряжения и его внезапно отключили.
Затем все вдруг разом начинают разговаривать, обсуждая пьесу и игру актеров.
Дальнейшее действие пьесы происходило в Москве и на советской территории. В нем зрители увидели следователя НКВД в голубой фуражке, занятого поисками Ивана Ивановича Иванова. Они также познакомились со старым шпионом Келлером, проработавшим в Москве целое десятилетие и успевшим выполнить бесчисленное количество заданий. Он хотел спастись бегством, но это ему не удалось. Он был схвачен благодаря бдительности советской общественности. Зрители увидели, как Иванов разделался. с девушкой, опасаясь, что она может выдать его, — он столкнул ее под поезд. В пьесе был также и забавный портной-еврей, поспешивший сообщить следователю случайно полученную им информацию, и дюжина других персонажей, без чьей добровольной помощи следователь не смог бы разоблачать и арестовывать шпионов.
Кульминацией пьесы был последний, четвертый акт. Зрители увидели конфронтацию героев — «очную ставку». Иван Иванович, пойманный с поличным на месте преступления, отказывался признать свою вину, несмотря на огромное количество изобличающих его свидетельских показаний и доказательств. Келлер, старый, циничный и холодно-расчетливый шпион, захваченный в таких обстоятельствах, что уже не мог отрицать свою преступную деятельность, во всем сознался. Он признает себя виновным в предъявленных обвинениях. Однако отказывается давать какие-либо показания о своих соучастниках и своей деятельности. Он даже не хочет назвать ту страну, на которую работает.
Келлеру и Уолтеру-Иванову устраивают очную ставку в кабинете следователя. Там присутствуют все персонажи пьесы, кроме тех, которых зрители видели в первом акте. Используя показания Келлера и Уолтера-Иванова друг против друга, следователь заставляет их во всем признаться. Иванов просит о снисхождении, утверждая, что он понимал, что поступает нехорошо, но не мог прекратить свою гнусную, беззаконную деятельность. Келлер, чье поведение до конца остается демонстративно-вызывающим, произносит напыщенную речь: «Решающие битвы для нас впереди. Еще посмотрим, кто кого. Меня расстреляют, но и вы будете побеждены. Ваш гнусный отвратительный народ прогонят с этих прекрасных земель, и он должен будет уступить место более культурной и образованной расе».
На этот вызов следователь кричит: «Победителями будем мы!»— и все персонажи, присутствовавшие на сцене, дружно поддерживают его.
Занавес опускается, и начинаются шумные аплодисменты и еще более шумная толкотня и давка — зрители торопятся побыстрее выйти из зала и первыми занять очередь в раздевалку.
На рабочих Магнитогорска так же, как и на меня и Джо Бернса, пьеса произвела большое впечатление. В ней было наглядно показано, что все население должно сотрудничать с властями, чтобы разоблачать иностранных шпионов. С другой стороны, в ней не смогли показать всю опасность и трагедию излишнего энтузиазма при проведении чисток.
«Может быть, сейчас и смогут поймать нескольких шпионов, но потребуется целое поколение, чтобы изжить те страхи и подозрения, которые теперь нагнетаются», — сказал Джо, когда мы вышли из театра.
Глава VIII
После проведения чисток административный аппарат управления всего комбината почти на сто процентов составили молодые советские инженеры. Практически не осталось специалистов из числа заключенных и фактически исчезли иностранные специалисты. Тем не менее к 1939 году некоторые подразделения, например, Управление железных дорог и коксохимический завод комбината, стали работать лучше, чем когда-либо раньше. Ключевые посты занимали такие люди, как Сёмичкин, с которым я уже познакомил читателей.
Павел Коробов сменил Завенягина на посту директора комбината в начале 1937 года, когда последнего назначили заместителем наркома тяжелой промышленности. (Позднее Завенягин впал в немилость и был снят с этого поста, а затем работал начальником строительства где-то за Полярным кругом — несомненно, это было смещение с должности, однако не имевшее для него таких драматических последствий, как для Пятакова, Межлаука и других высокопоставленных должностных лиц Наркомата тяжелой промышленности.)
