Имбер Де Сент-Аман - Жозефина
Эжен де Богарне рассказал в своих мемуарах об этом отплытии, похожем на эпизод из приключенческого романа: «При приближении к Александрии я был отправлен в разведку на берег моря, чтобы узнать, не заметил ли неприятель приготовлений к нашему отплытию. После моего возвращения генерал с некоторым страхом опрашивал меня, но скоро его лицо прояснилось от удовольствия, когда я ему поведал, что обнаружил на самом деле два фрегата, но, как мне показалось, они под французским штандартом. Он имел основания быть довольным, так как эти фрегаты должны были увезти нас во Францию. Он мне сказал об этом тотчас же: «Эжен, ты скоро вновь увидишь свою мать». Эти слова не доставили мне той радости, которую они должны были вызвать. Мы отчалили этой же ночью, и я заметил, что мои попутчики испытывали почти те же чувства стеснения и грусти. Таинственность, которая окутывала наш отъезд, страх быть захваченными англичанами и малая надежда на благополучное возвращение во Францию могут объяснить это движение души».
Лишь один Бонапарт не сомневался в счастливом походе плавания. Глубокий штиль удерживает в неподвижности фрегат, на который только что погрузились. Обескураженный Гантом предлагает ему сойти на берег. «Нет, — отвечает он адмиралу, — будьте спокойны, мы пройдем». Штиль продолжался и на следующий день на восходе солнца. Но в девять часов утра подул бриз, и Бонапарт, сказав Египту: «Прощай навечно», плывет в открытое море, уверенный, что его фортуна не предаст его и не подведет.
Глава XXV
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ЕГИПТА
Египетская кампания оказалась бесполезной для Франции, но она была полезна и необходима Наполеону. К его славе она добавила нечто странное и загадочное: славу победителя пирамид, и поставила его в один ряд с такими великими людьми, как Цезарь, Магомет, Александр, так сильно поразившими воображение народов. Впрочем, Бонапарт обладал талантом высвечивать только успехи и победы, оставляя в тени неудачи, отступления и поражения. Так, вернувшись из Сирии после серьезного поражения, он заставил власти Каира встречать себя с такой пышностью, как если бы он овладел Сен-Жан-д’Акром. Он стер воспоминание о морской неудаче при Абукире, принеся на континент победу, которую назвали тем же именем. Египет далеко, и французов можно было заставить замечать лишь яркие стороны экспедиции. А мрачные эпизоды скрадывались успехом, который считали определенным, но который, однако, был эфемерным.
Покидая свою армию, Бонапарт шел ва-банк. Захваченный английскими кораблями, он стал бы предметом острой критики, всяческих обвинений и, может быть, если воспользоваться выражением поэта, его противники в зародыше раздавили бы его имперского орла. Когда великие люди, отбросив самодовольство, сознательно анализируют причины собственной славы, они признают, что случайность в ней занимает подчас больше места, чем заранее подготовленные благодеяния и подвиги, что они выигрывают партии, когда должны были бы проиграть, и проигрывают там, где должны были бы выиграть, и что толпа аплодирует скорее успеху, нежели достоинству. По всем соображениям Наполеона, самая, возможно, прекрасная кампания — французская, но она, однако, проваливается. Его египетская экспедиция, по словам его самых ярых приверженцев, была плохо просчитана, но она послужила ему ступенькой к трону. Когда люди с таким характером, как у Бонапарта добиваются успеха, они забывают свои ошибки и, исходя из результата, говорят, что они не сомневались в победе, потому что верят в свою звезду. Создатели легенд о Наполеоне свято верят в него, считая, что Бонапартом все время владела навязчивая идея о «маленьком солнце славы, которое сияло ему днем и ночью и к которому он направлял свой корабль». «Мы не должны ничего бояться, — говаривал он, — потому что звезда, которая взошла на небе Востока, — это моя звезда».
В таком фатализме нет ничего по-настоящему серьезного. Сколько таких мнимых звезд потухает и исчезает с политического небосклона! По сути, эти люди являются игроками, которые из любви к приключениям берут из своего воображения бог знает какой предлог, чтобы оправдать свою страсть и поразить национальное сознание. Мы совершенно не верим в этот вид фатализма, обманутыми жертвами которого оказываются в первую очередь те, кто его выдумал.
Сколько безрассудства, сколько неблагоразумия, сколько дерзости, сколько риска в этом египетском предприятии! Только чудом корабли, везшие экспедиционный корпус, смогли добраться до страны фараонов и не были рассеяны английским флотом, против которого, по оценкам экспертов, они не способны были бороться. Только чудом Бонапарт смог вернуться из Египта во Францию, не перехваченный и не остановленный кораблями врага. Сколько раз во время этого долгого плавания, такого рискованного и такого опасного, он был лишь на волосок от гибели! Столкнись он с огромными кораблями английского флота, имея в своем распоряжении только четыре суденышка, что стало бы с ним? Ведь эти старые, тяжелые, никуда не годные венецианские парусники не смогли бы выдержать многочасовой погони. Разве смогли бы они соперничать с лучшими в мире кораблями? У Бонапарта был только один шанс на успех: не встретить английские корабли, когда известно, что они держат под контролем прибрежные воды Египта и все Средиземное море.
Первый порыв ветра относит четыре судна налево от Александрии к берегам великого Каренаика в ста лье от английского адмирала Сиднея Смита. Затем они поворачивают на северо-запад и на двадцать четыре дня задерживаются вблизи пустынного и засушливого побережья, где никто не подозревает об их присутствии. Бонапарт отдает распоряжение адмиралу Гантому прижаться к африканскому берегу на случай, если их вдруг заметят английские корабли, у них было бы время высадиться на берег. А тогда, как говорит он, с горсткой людей и суммой в семнадцать тысяч франков (единственное вывезенное им из Египта богатство) он добрался бы либо до Туниса, либо до Орана, откуда вновь вышел бы в море. 15 сентября используют сменивший направление ветер, который дует теперь с юго-запада. 19 сентября пытаются пройти между мысом Бон и Сицилией. Это очень опасный проход, потому что здесь всегда очень много английских кораблей. По счастью, туда прибывают как раз на исходе дня. Появись они там чуть раньше, их мог бы заметить враг, чуть позже — было бы слишком темно, чтобы можно было рискнуть пройти по проливу. Благодаря благоприятным случайностям четыре судна продолжают плавание, и, различив в сумерках огни английского фрегата, уже на рассвете следующего дня они оказываются вне видимости. Порывы ветра подгоняют их к Аяччо.
