Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали
Эти цифры представляют собой ежедневную заработную плату рабочего, чья смена выполнила план ровно на сто процентов. План утверждался плановым отделом Магнитогорского комбината на основании проектной мощности, директив Комиссариата тяжелой промышленности в Москве и конкретных условий (например, отсутствие или нехватка материалов и т. д.). Таким образом, если план для данной смены составлял, скажем, 100 тонн металла, то рабочий-прокатчик восьмого разряда получил бы 23 рубля 94 копейки, или приблизительно 24 рубля за 100 тонн. Если бы эта смена дала только 50 тонн проката, то тогда этот рабочий получил бы лишь 12 рублей. А если эта смена дала бы более 100 тонн проката, то прогрессивное увеличение зарплаты было бы уже ощутимым. При выполнении плана до 120 процентов рабочие получали полторы цены за каждую тонну. За каждую тонну при выполнении плана от 120 до 130 процентов они получали двойную цену, а при выполнении плана более чем на 130 процентов — тройную цену. Таким образом, если в его смену было бы выработано 140 тонн, то рабочий-прокатчик восьмого разряда получил бы двадцать три рубля 94 копейки за 100 тонн плюс тройную цену за каждую тонну свыше этого количества, или 72 копейки за каждую из 40 тонн, выработанных сверх плана, то есть около 55 рублей за этот день.
Встает вопрос: «А было ли выгодно государству платить так много за продукцию, выпущенную сверх плана?» Ответ, несомненно, будет: «Да»[58]. Постоянные издержки были настолько выше, чем заработная плата (как один из элементов себестоимости), что выплачиваемая реальная заработная плата легко покрывалась увеличением производства продукции, достигаемым при тех же самых постоянных издержках. Несомненно, государству было бы еще более выгодно достичь увеличения выпуска продукции, не повышая заработную плату. И действительно, в 1937 и 1938 годах были приняты постановления, уменьшавшие прогрессивную оплату труда.
Когда прокатный стан не работал по какой-либо причине, не зависящей от рабочих, они получали две трети своих тарифных ставок, а счет теоретически должен был оплачиваться организацией, несущей ответственность за простой прокатного стана. Таким образом, если прокатный стан-500 остановился бы из-за нехватки коксового газа, то теоретически зарплату простаивавшим рабочим платил бы цех коксования из своего фонда зарплаты. Однако на самом деле не происходило никаких межцеховых финансовых операций, так как виновник простоя отказывался платить.
С другой стороны, если стан-500 закрывался из-за какой-либо неполадки, происшедшей по небрежности кого-либо из работающих здесь, то они за время простоя не получали бы ничего.
Сверхурочная работа была вообще запрещена. В экстренных случаях разрешали работать сверх положенного времени и платили за такую работу в полуторном размере, а за работу во время праздников — в двойном. За дачную работу доплачивали одну четверть. Работа между 11 часами вечера и 7 часами утра считалась, по определению, ночной работой.
Секретарь профкома был фигурой довольно-таки незначительной. Хотя фактически все работавшие на прокатном стане являлись членами профсоюза его деятельность ограничивалась учебной и «культурной» работой. У руководителя профсоюзной организации стана-500 всегда было в распоряжении пять постоянных мест в городском театре и пять таких же мест в цирке. В его ведении находился также определенный денежный фонд, размер которого зависел от выполнения плана: средства из этого фонда шли на удовлетворение культурных запросов рабочих стана, на отделку комнаты, отведенной под клуб, на подписку газет и т. п.
Время от времени профсоюз выполнял функции настоящего дисциплинарного органа — он проводил «товарищеские суды». Например, если рабочий по своей небрежности испортил какое-либо оборудование, регулярно опаздывал на работу, пил во время работы или как-то еще оказывал дезорганизующее влияние, то могло произойти следующее. Если вопрос был потенциально или действительно настолько серьезен, что мог иметь политическое значение, то им занимались органы тайной полиции независимо от любой организации прокатного стана. Если же тайная полиция не интересовалась этим вопросом (как это обычно бывало в 1935 и 1936 годах), то рабочий обычно представал перед судом своих товарищей, которые выбирали одного человека судьей, а двух других — прокурором и адвокатом. Решения этих «товарищеских судов» не имели формальной юридической силы. Самыми суровыми приговорами, выносимыми этим судом, были штраф в размере пятидесяти рублей, который передавался виновным в культурный фонд, или же ходатайство перед администрацией об увольнении подсудимого. Однако пропагандистское значение было очень велико. Зачастую после такого товарищеского суда горький пьяница, чье поведение дезорганизовывало работу прокатного стана, менял свое поведение в гораздо большей степени, чем если бы он занимался в качестве наказания тяжелым физическим трудом в течение десяти дней.
Партячейка прокатного стана-500 состояла из пятидесяти шести членов и кандидатов в члены партии, а также двадцати одного сочувствующего. (Прежде чем стать полноправным членом партии, необходимо было пройти предварительные ступени «сочувствующего» и «кандидата».) Вайссберг, два его заместителя, трое из четырех инженеров смен, четыре мастера и старший мастер — все были членами партии. Члены партии имели некоторые привилегии: им было легче получить стипендии на время обучения, новые квартиры или отпуск в августе, а не в ноябре.
Но, с другой стороны, они несли гораздо большую ответственность. Если что-нибудь случалось, работа шла плохо по вине бригады, то рабочие — члены партии — несли такую же или даже большую ответственность за это, чем беспартийный бригадир. Если появлялись вакантные административные должности, на них. обычно выдвигали членов партии, нежели беспартийных работников с такими же способностями.
Митя как партийный руководитель, возможно, более, чем кто-либо другой, отвечал за успешную работу прокатного стана-500. Он прекрасно умел говорить и знал, что сказать рабочим, чтобы им стало стыдно за плохо сделанную работу; объясняя рабочим, для чего они работают, он мог добиться того, чтобы они трудились лучше. В нем горело такое пылкое желание строить социализм, что это производило сильное впечатление на каждого, кто с ним встречался.
Административные и технические вопросы обсуждались на регулярно проводимых закрытых партийных собраниях, и поскольку большинство руководящих работников администрации были членами партии, то на этих собраниях могли приниматься и принимались важные решения.
