Господи, напугай, но не наказывай! - Махлис Леонид Семенович
Жить было негде, но Семену разрешили расстелить матрац на полу одной из студий, которые тогда размещались в здании Центрального телеграфа.
Неплохо складывались дела и у его старшего брата Захара, тоже пошедшего по журналистской стезе. Захар поступил на работу в «Правду» и в 1934 г. стал корреспондентом газеты по Ивановской области. Соскучившись, Елизавета Давыдовна решила навестить сыновей. Постоянных адресов у нее не было и быть не могло. Баба Лея, которая не шибко владела языком титульной нации, прямо с вокзала отправилась в редакцию «Правды». На проходной состоялся такой разговор:
— Вы к кому, гражданка?
— Моя сына…
— У нас работает ваш сын? А как его зовут?
— Мэхлис.
Охранники смущенно переглянулись и, пошептавшись, стали куда-то звонить. Пришел начальник кадров. Диалог повторился. Женщину ввели в комнату с диванами, заботливо усадили и просили подождать несколько минут. Начальник направился к телефону и набрал номер главного редактора газеты. По иронии судьбы, этот пост по совместительству занимал зав. отделом печати ЦК Мехлис. Лев Захарович очень удивился и приказал доставить «маму» к нему. Войдя в кабинет, баба Лея внимательно оглядев присутствующих, громко констатировала:
— Это не моя сына.
Когда разобрались, Мехлис приказал разместить гостью в гостинице 3-го Дома Советов на Божедомке, где останавливались делегаты съездов, и срочно вызвать из Иваново Захара. Вечером семья была в сборе.
В ВРК отец не проработал и года. В ноябре 1934-го молодого выдвиженца назначили уполномоченным Всесоюзного радиокомитета по Калмыкии. Даже не обладая управленческим опытом, 19-летний Семен осознал перспективность такого назначения. Подальше от начальства и неограниченные полномочия, пусть даже в масштабах маленькой Калмыкии, — что может быть лучше? Но начинать надо было на пустом месте. Он с энтузиазмом закатал рукава — предстояло наладить контроль за региональной системой связи, провести радиофикацию в улусах и хотонах, отстроить с нуля инфраструктуру связи, нанять редакторов и дикторов, секретарш и машинисток, артистов и операторов. Радиостанции еще не было. Все передачи первое время шли по проводам. Но ровно через год прозвучали первые позывные новой радиостанции, оснащенной мощным, по тем временам, передатчиком РВ-48. А в ноябре 1935 был утвержден и первый председатель только что созданного Комитета по радиофикации и радиовещанию при СНК КАССР — Семен Аркадьевич Махлис. Степняки услышали голоса местных артистов, поэтов, передовиков-стахановцев. В это трудно поверить, но и новости, и все передачи общественно-политического характера, и радиопостановки, и музыкальные программы выходили в прямом эфире. И это при том, что вещание уже повсюду находилось под цензурным и политическим контролем «агитпропа» ЦК ВКП(б), Реперткома, Главлита и Политконтроля ГПУ. Еще 10 января 1927 года было принято постановление «О руководстве радиовещанием», где в пункте 2 сказано: «Установить обязательный и предварительный просмотр парткомитетами планов и программ всех радиопередач», а пункт 4 предписывал: «Принять меры к обеспечению охраны микрофонов, с тем чтобы всякая передача по радио происходила только с ведома и согласия ответственного руководителя» (все это, разумеется, помимо обычной цензуры).
С. А. Махлис в студии Радиокомитета Калмыкской АССР. Элиста, 1935 г.
Л. С. Махлис в студии Радио Свобода. Мюнхен, 1985 г.
Пятьдесят лет спустя, правительство Советской Калмыкии задумает пышные торжества по случаю юбилея республики и бросится разыскивать живых ветеранов по своим спискам. Да где там. Тех, кого не успели ликвидировать в ходе сталинских чисток 37–39 годов и кого миновали плен и вражеская пуля, настиг указ ВС от 27 декабря 1943 г. «О ликвидации Калмыцкой АССР и образовании Астраханской области в составе РСФСР», первый пункт которого гласил: «Всех калмыков, проживающих на территории Калмыцкой АССР, переселить в другие районы СССР, а Калмыцкую АССР ликвидировать». Простенько и со вкусом… Этнический геноцид в неприкрытом виде. За 6 военных лет — с декабря 1940 по декабрь 1946 — численность и без того маленького народа сократилась вдвое: со 160 тыс. до 80 тыс. Но одного видного «калмыка» найдут. В 1985 году отец получил правительственный конверт с приглашением на торжества и билетом в Элисту. Потом он пришлет мне в Мюнхен вырезки с его портретами из республиканских газет с таким комментарием: «Видишь, сынок, до сих пор у нас о тебе писали, а теперь и обо мне пишут. Родина должна знать своих героев». (Это был период, когда в советских газетах чуть не каждый месяц меня клеймили как эмигранта-изменника, продавшегося американским империалистам и ЦРУ).
Из этих публикаций я узнаю, что отец внес свою скромную лепту и в спортивную славу Калмыкии. В 1935 году он возглавил первый велопробег Элиста — Сталинград. 350 км по бездорожью шестеро энтузиастов в форме «юнгштурмов» преодолели за три дня. В Сталинграде их приветствовал лично Иосиф Варейкис, Первый секретарь крайкома, которому они рапортовали о достижениях Калмыкии. Парней встречали с почестями и присвоили звание «Лучший физкультурник страны». Домой отправили на самолете. Вместе с велосипедами.
В октябре 1936-го из Москвы пришла повестка о призыве в армию. Но по дороге отца сразила малярия. Он получил отсрочку. После выздоровления возвращаться в Калмыкию особого желания не обнаружилось. Жилья и там не было — два года провел в гостинице. Места малярийные, безрадостные. Досуг скрашивала лишь молодая калмычка. Сотрудники, которых он находил, при первой возможности дружно бежали куда глаза глядят. К тому же начались повальные аресты. Уже при нем арестовали главного редактора. Самое время «ложиться на дно, как подводная лодка». Название места, куда Семена забросила судьба на этот раз, как нельзя лучше отвечало сверхзадаче — Прииск Незаметный. Этот медвежий угол в Южной Якутии был настолько незаметным, что найти его в то время можно было только на секретных картах — Гулага или приисковых артелей. В начале 20-х гг. здесь обнаружили благоприятные залегания золота. И потянулся старательский люд к русскому Клондайку. К 1936 году здесь уже худо-бедно была создана городская инфраструктура, в том числе Алданский драматический театр со столичными артистами. Директором театра и был назначен Махлис.
К 13 мая 1937 г. Семен успел не только побывать в Харькове, но и познакомиться с мамой, влюбиться, жениться и уговорить ее отправиться с ним в таежную глухомань. Впрочем, уговаривать долго не пришлось. Мама тоже была захвачена внезапным чувством, и юной и неопытной Асе Болотиной «край света» рисовался как «рай света». Даже 40-градусные морозы не казались помехой. Но время на сей раз работало против них. Снежный ком репрессий катился все быстрее, все неумолимей. После того, как арестовали отцовского зама одессита Сигорова, артисты под разными предлогами стали разбегаться кто куда. Семен пришел за советом к председателю обкома профсоюза золотопромышленности Никулину. Но и ему было не до советов.
— Разбежались, говоришь? — вяло пробормотал старший товарищ. И заглянув в глаза директору театра, почти шепотом:
— А ты почему еще здесь? Ты же говорил, что жена ребенка ждет. Нам сироты не нужны.
В аккурат на следующее утро арестовали и самого Никулина.
В довершение всего пришло сообщение об аресте брата. Это была последняя капля. Едва Захар вернулся в Иваново, как его снова вызвали в Москву, чтобы предложить новую работу — укреплять печать в Приморье. Теперь он жил неподалеку от брата — на станции Лазо, между Владивостоком и Хабаровском, редактируя местную газету. По стечению обстоятельств, во Владивосток переместился к тому времени еще один «фигурант» этой главы — Иосиф Михайлович Варейкис, который, как мы помним, недавно по-отечески обнимал в Сталинграде «лучшего физкультурника страны» Семена Махлиса, а с января 1937-го уже возглавлял Дальневосточный краевой комитет ВКП(б) и крушил с партийных трибун прежнее руководство края за «отсутствие бдительности» перед лицом «вредителей», «германских», «японских» и «троцкистких» агентов. Он жаждал показателей и крови. Планы сталинской пятилетки распространялись и на поголовье скота и на головы «врагов народа». Он пенял партактиву за то, что в Приморье выявлено «всего» 30 «врагов народа». В сентябре 1937 года он уже мог отправить доклад Сталину, где с гордостью рапортовал, что во вверенном ему регионе удалось разоблачить и расстрелять 500 «шпионов». То ли и эта цифра не дотягивала до пятилетнего плана, то ли доклад Сталина не впечатлил, но на «троцкистско-бухаринских» процессах замелькало имя самого Варейкиса. А после его ареста взялись за региональные газеты. Начали с увольнения А.М.Швера, главного редактора «Тихоокеанской звезды», которого Варейкис привез с собой из Сталинграда. Захара Махлиса тоже обвинили в «правотроцкистских» взглядах, но в ходе следствия установили, что он приехал в Приморье не в обозе Варейкиса, а направлен самим Мехлисом, и через 10 дней… выпустили. А Варейкиса и Швера в июле 1938 года расстреляли. Захар вернется к своим обычным обязанностям и будет выпускать районную газету вплоть до самой войны, которую он закончит на Дальнем Востоке в составе 9 Воздушной Армии и демобилизуется в чине подполковника морской авиации в Кенигсберге.
