Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма
ЭПИЛОГ
Нимфе Г.Бросаю кисть. В цветном пятне
Былая красочность погасла,
И на неверном полотне
Сплывается и меркнет масло.
Довольно я писал картин
С холодной розовой пастушки,
Что ждет маркиза у куртин,
Прижав букет к надменной мушке.
И зелень волн, и яркость роз
На дышащем, как пена, теле,
И струи золотых волос
Усталым взорам надоели.
Глаза и сердце мне очисть,
Уединенья воздух горный!
Мою размашистую кисть
Сменил я на резец упорный.
В ущелья стаял чад тоски.
Как эта высь отрадна нервам!
На медном зеркале доски
Я профиль твой провижу первым.
ОБИТЕЛЬ СМЕРТИ
1917
"Скучен удел Всемогущего Бога..."
Скучен удел Всемогущего Бога.
Вечно, предвечно всё то же одно и одно:
Та же лазурная вечная вьется дорога,
То же горящее вечно пылает пятно.
Праведников, грешников весить да мерить,
Всё, что было, что будет, знать всегда,
Только себя любить, только себе верить,
А конца нет и не будет никогда.
Но не потому, что скука бесконечна,
Страшно мне за Господа моего,
Страшно мне, что одинок Он вечно,
Что некому нам молиться за Него.
"Вы прозябали в мутном полусне..."
Вы прозябали в мутном полусне,
Бесцельно-хмуры, безразлично-кротки,
Как пленники в окованной колодке,
Как мухи зимние в двойном окне.
Мир колыхался в буре и в огне,
А вы гроши считали у решетки,
Не верили ни солнцу, ни весне,
Но веровали твердо в рюмку водки.
Трухлявые, с водянкою в крови,
Без веры, без надежды, без любви,
По жизни вы прошли неверным звуком.
Какая кара ожидает вас!
Как страшен будет ваш последний час!
Каким обречены вы вечным мукам!
"Не знал я материнской ласки..."
Не знал я материнской ласки,
Не ведал я забот отца,
Почуяв в первой детской сказке
Весь ужас ночи и конца.
И вот измученный калека,
К могиле ковыляя вспять,
Я вновь увидел человека,
Каким я был и мог бы стать.
Мой мальчик стройный, светлоокий,
Я не отдам тебя судьбе,
На мне удар ее жестокий,
Он не достанется тебе.
Я поддержу, когда ослабнешь,
Я укажу, куда идти,
И ты живым зерном прозябнешь
На гробовом моем пути.
Мой сын, нет в мире зла опасней
Дремоты полумертвеца,
Нет унижения ужасней:
Краснеть за своего отца.
МОЙ ПАМЯТНИК
Мой скромный памятник не мрамор бельведерский,
Не бронза вечная, не медные столпы:
Надменный юноша глядит с улыбкой дерзкой
На ликование толпы.
Пусть весь я не умру: зато никто на свете
Не остановится пред статуей моей
И поздних варваров гражданственные дети
Не отнесут её в музей.
Слух скаредный о ней носился недалёко
И замер жалобно в тот самый день, когда
Кровавый враг обрушился жестоко
На наши сёла и стада.
И долго буду я для многих ненавистен
Тем, что растерзанных знамён не опускал,
Что в век бесчисленных и лживых полуистин
Единой Истины искал.
Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый
Или на городской бушующей тропе,
Не скроет идол мой улыбки ядовитой
И не поклонится толпе.
"Млечный Путь дрожит и тает..."
Млечный Путь дрожит и тает,
Звёзды искрятся, дыша,
И в безбрежность улетает
Одинокая душа.
В ледяном эфире звонко
Трепетанье белых крыл:
Это светлый дух ребёнка
К вечной тайне воспарил.
Очарован мир надзвездный,
Млечный Путь струит лазурь,
Величаво дышат бездны
В тишине грядущих бурь.
"Давно ли жизнь, вставая бодро..."
Давно ли жизнь, вставая бодро,
Любовь будила при свечах
И, как наполненные ведра,
Качалась плавно на плечах?
Теперь, когда померкли мысли,
Смешна любовная игра,
И спят на шатком коромысле
Два опустелые ведра.
"Бушует пир, дымятся чаши..."
Бушует пир, дымятся чаши,
Безумной пляске вторит хор,
Но всё нежнее взоры наши
И всё спокойней разговор.
С больной души упали сети.
В тумане — ранняя пора,
Опять невинны мы, как дети,
Моя любовница-сестра.
Пусть все они надменно-грубы,
Небрежно тешатся тобой:
Я поцелую эти губы
С наивной детскою мольбой.
ИВОЛГА
Иволга свищет в пустынном лесу,
Красную девицу молодец ищет.
Горькую жизнь я один не снесу.
Молодец плачет, а иволга свищет.
Что ты там, глупая птица, свистишь,
Видно, не знаешь любовного горя?
В черную речку глядится камыш,
Тучи идут из-за синего моря.
Птица смеется, летит стороной.
Поздно хватился ты, молодец милый:
Ищут невесту весенней порой,
Осенью ждут над раскрытой могилой.
Брось же искать молодую красу,
В голом осиннике вешайся, нищий.
Плачет старик в облетевшем лесу,
Петлю готовит, а иволга свищет.
СВЕЧА