Господи, напугай, но не наказывай! - Махлис Леонид Семенович
Наши родители щедро наполняли медяками их засаленные пилотки. Безногие утюжили тротуары самодельными тележками на подшипниковых колесиках, отталкиваясь от земли деревянными колодками с ручками. К ним быстро привыкали, как привыкают к сломанным уличным фонарям и к трамвайному скрежету. Жалели, конечно. Но иногда и переходили на другую сторону улицы — там больше пространства, больше света…
Мне страшно смотреть на этих чудовищ. Кажется, что они вот-вот схватят меня за ногу или огреют костылем. Но любопытство пересиливает, и я бестактно разглядываю выставленные напоказ синюшные культи и медали, прикидываю их выручку, и втайне в чем-то завидую, но не могу догадаться, чему. Они смешались с дорожной пылью и плевками пешеходов. Возвращаясь с Галицкого рынка, тетя Маня делится с ними свежими антоновками. В местах скопления людей нищие ветераны кучкуются — им не до конвенций. Они хотят есть. Тетя Маня выгребает из сумки мелочь и поручает мне разложить по кепкам. Я выполняю, соблюдая безопасную дистанцию. Вот калека протягивает мне опухшую руку с татуировкой «Убью». С выдумкой — по буковке на пальце.
— Хороший мальчик. — Слышу вслед. — Хоч еврейчик, а душевный.
Благотворительные балы в Благородных собраниях с польками-мазурками в пользу раненых остались в проклятом прошлом. Пущай сердобольные американцы усердствуют, гремя на улицах жестяными кружками и наполняя их долларами на помощь своим калекам. У нас и сейчас не каждый отличник напишет в диктанте «прИзрение» через «и». Да и у Калек Наших собственная гордость. Настоящий Советский Человек — даже без ног будет бить мировые рекорды с высоко поднятой головой. Герои моего детства приходили к нам именно такими:
«…Отстегнув протезы, он медленно сполз с камня, и хотя ему было очень больно ступать обрубками ног по крупному песку, он не стал на четвереньки. Морщась от боли, вошел он в озеро…» («Повесть о Настоящем Человеке»). Вот так!
«Нам нет преград ни в море, ни на суше!»
«— Ну, замерз? Меня сквозь унты, ух, как прохватило! А ты, на-ка, в ботиночках. Не замерзли ноги?
— У меня нет ног. — Ответил курсант, продолжая улыбаться своим мыслям… и он движением циркового фокусника разом поднял обе штанины.
Курсант стоял на протезах из кожи и алюминия, стоял и весело смотрел на инструктора».
Но не выдержал тонкий ледок, отделяющий великое от смешного.
И вот народ из циркового восторга ударяется в необузданное глумление:
— Что такое — ползет, ползет, съест орешек и снова ползет.
Ответ: Маресьев.
Приятель зашелся в смехе. Слезы рукавом вытирает. Во дела! А ведь и вправду смешно — думал — рептилия какая, а вышло — Герой Советского Союза.
Знаменосец соцреализма Борис Полевой, сам того не желая, сформулировал самую суть советского безумия, государственного, экономического, культурно-этического — «пляска на протезах». Единственный шанс для увечного не рухнуть — плясать до полного изнеможения.
Наверное, можно было бы здесь обойтись без этого грустного отступления, но так уж получилось, и я верю, что читатель меня поймет.
СТОЯЛА ТИХАЯ ХРУСТАЛЬНАЯ НОЧЬ…
Взросление ребенка — лишний повод для шантажа со стороны еврейских родителей: «ну, вот, Мишенька, ты теперь совсем у нас взрослый и должен хорошо кушать, а то больше не вырастешь». Словно у Мишеньки других забот и страхов мало.
Приближение школьного возраста нагоняло на тетушку страх перед неминуемыми инфекционными заболеваниями из-за неконтролируемых контактов с детьми из «неблагополучных семей». Школа — средоточие заразы, разносчики которой должны быть подвергнуты эвтаназии. Если она и не произносила это в слух, то никто не сможет убедить меня в том, что она так не думала. Справедливости ради, скажу, что труды тетушки не пропали даром — в результате ее заклинаний и других превентивных мер я действительно умудрился избежать болезней, которые безжалостно косили сверстников. Меня миновали свинка и ветрянка, корь и коклюш, педикулёз и лишай.
Подготовка ребенка к школе означала широкий фронт оздоровительных мероприятий — прививки, создание жировых запасов, непробиваемую витаминную защиту, комплексное медицинское обследование (чтобы «не упустить, если что…») и полноценный летний отдых у моря (морская вода чудо как хороша для закалки бронхов и легких). Идея пионерского лагеря даже не обсуждалась как вредная и опасная. Ребенку нужен санаторий и наблюдение опытных врачей. В детской поликлинике подсказали адрес такого заведения где-то под Николаевом на берегу лимана и выдали необходимые справки. Целую неделю тетя Маня заботливой рукой нашивала на каждом лоскуте моего барахла бирки с именем (все равно половину украли). Тетя Маня привезла меня в санаторий, но категорически отказалась оставить меня там одного. Она сняла комнату поблизости и каждый день забирала меня в дозволенные часы и сопровождала на море и обратно, усердно подкармливая по дороге. Но не уберегла.
Спустя несколько дней здесь же в санатории русоволосые хлопчики, как злые оводы, налетели на тщедушного новичка. Сценарий был мне уже знаком. И каким таким собачьим нюхом даже дети распознавали во мне инородца? Перед лицом неминуемой расправы случалось, конечно, идти на хитрости. Как-то попал в лапы алчущих крови малолетних петлюровцев со Снопковской.
— Ты кто — жид?
— Не, я — латыш.
(Это дядя Нёма, кузен спекулянтки Баси, научил меня пользоваться для камуфляжа двусмысленным окончанием фамилии. Впоследствии буду краснеть, вспоминая эту слабинку).
— Ну тогда скажи «брынза».
На этот раз вернулся домой в целости.
Библейский «шибболет» («поток»), испытанный метод для опознания чужаков, проложил себе русло через тысячелетия. И изобрели его, по иронии судьбы, сами евреи. Разбив ефремлян, древние иудеи поставили заслон для тех из них, кто пытался вернуться в свои земли. Подозрительным предлагали в качестве «пароля» произнести слово «шибболет». Задача была для ефремлян невыполнима, поскольку вместо «ш» у них получалось «с». Провалившегося ожидала казнь. Сегодня «шибболет» («паляниця») взят на вооружение бдительными украинскими тероборонцами для выявления «москальских» диверсантов.
Еврейские родители находились в незавидном положении и перед жестоким выбором: оберегать душевный баланс ребенка устраивающей всех ложью («это обычное хулиганье», «они не заслуживают твоего внимания») или назвать вещи своими именами — «да, ты — отверженный, твоя кожа «черная», одного цвета с их душой, и всю жизнь ты будешь их видеть и слышать, ты должен держаться только своих, чтобы чувствовать себя в безопасности». Из всех опасностей самая неотвратимая — предубеждения. Они убивают больше народу, чем любая война. Что за кошмары должны родиться в голове ребенка, который узнаёт, что у него неправильной формы нос, «косые» глаза, не того цвета кожа! Освободится ли он когда-нибудь от подозрительности и страхов? Какие ростки даст заниженная самооценка? Либо он примет это как должное и возненавидит себя и свою группу, либо латентная ненависть к группе обидчика. Мой друг СН однажды признается мне в детском грехе, который он полвека, стыдясь, носил в себе как страшную тайну. Он приносил в школу портновские ножницы и, отпросившись на уроке, устремлялся в гардероб, находил на вешалке пальто вчерашнего обидчика и отрезал рукав или воротник.
А попробуйте объяснить ребенку значение таких слов, как черножопые, чурки, пшеки, пиндосы? Откуда, из какого букваря почерпнете вы ясные, стерильные определения, свободные от жертв, боли и ненависти?
Вот и эти первым делом провели этнолингвистическую экспертизу:
— Эй ты, скажи — «кукуруза».
(Да вы что, спятили, нехристи? Я не то что «кукурузу», я даже сложные числительные склонять могу без ошибок в отличие от ваших родителей. Я же четверть века у открытого микрофона проведу, втолковывая вам, убогим, что не в произношении дело-то, вынимая из ваших порочных сердец черные занозы нетерпимости, а в один прекрасный апрельский вечер после демонтажа вашего национал-коммунизма кто-то из вас пришлет мне записку на сцену концертного зала московской Олимпийской деревни: «Пожалуйста, говорите еще, мы давно не слышали такой великолепной русской речи». А про кукурузу — это будет у другого, тот лысый и старый, и косноязычный до стыдобы. Он скоро станет у вас главарем).
