Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

От женских слёз — до нежности мужской,
От слов тоски — до исступлённой страсти.
Не трудно утешать в беде большой
Словами одиночества и счастья.

Но трудно даже помогать в борьбе
Хорошим, умным и спокойным словом.
Ты дал мне столько нежности суровой
За все стихи и слёзы о тебе.

Но — если грозы напряжённой стаей
Давно уж пронеслись над головой?
Но — если жизнь, бессмысленно-пустая,
Плывёт без драм, без бурь, без ничего?

Ты жизнь прошёл — дорога — то большая!
Всё жадно чувствуя, всё замечая,
И не увидел сердца моего.

Я хочу человеческой жалости,
Хоть немножко чужого тепла.
Я заплакать могу от усталости
(Я которую ночь не спала!)

Мне не стыдно признаться в бессилии,
В неудачах во всём и везде.
Всё равно: и не вырастут крылья,
И рука не окрепнет в труде.

Всё равно: ничего не изменится,
Всё, как было, везде и всегда.
Доживу добровольною пленницей
Бесполезно-пустые года.

И в тоске по ненужной свободе,
По каким-то забытым словам,
Жизнь уходит, уходит, уходит…

Снова — ночь. И лето снова
(Сколько грустных лет!).
Я в накуренной столовой
Потушила свет.

Папироса. Пламя спички.
Мрак и тишина.
И покорно, по привычке
Встала у окна.

Сколько здесь минут усталых
Молча протекло!
Сколько боли отражало
Тёмное стекло.

Сколько слов и строчек чётких,
И ночей без сна
Умирало у решётки
Этого окна…

В отдаленье — гул Парижа,
(По ночам — слышней).
Я ведь только мир и вижу,
Что в моём окне.

Вижу улицу ночную,
Скучные дома,
Жизнь бесцветную, пустую,
Как и я сама.

И когда тоски суровой
Мне не превозмочь,
Я люблю окно в столовой,
Тишину и ночь.

Прислонясь к оконной раме
В темноте ночной,
Бестолковыми стихами
Говорю с тобой.

И всегда тепло и просто
Отвечают мне
Наши камни, наши звёзды
И цветы в окне.

Ещё госпиталь снится ночами,
Ещё дома, как будто в гостях.
Непривычно и странно вначале…
И усталость… Но это пустяк.

Напряжённые слухи. Газеты.
Разговоры о близкой войне.
И тревога, сверлящая где-то,
И бессилье, как будто во сне…

И, сплетая привычные строфы,
Смутно чувствуя в хаосе тьмы
Приближенье большой катастрофы
И, быть может, — последней зимы…

Я брожу по осеннему парку,
Разгоняя ненужную грусть.
Жду письма со швейцарскою маркой
И уже ничего не боюсь.

Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию.
«Новую жизнь» всё равно уже мне не начать.
Годы прошли беспощадно-бесцельно-пустые
И наложили на всё неживую печать.

Жизнь прошаталась в тумане обманчиво-сером,
Где даже отблеск огня не сверкал вдалеке.
Нет у меня ни отчизны, ни дружбы, ни веры —
Зыбкое счастье на зыбком и мёртвом песке.

А впереди — беспощадная мысль о расплате:
Боль отреченья, позор примиренья с судьбой
Белая койка в высокой и душной палате.
Крест деревянный, сколоченный верной рукой.

Я Богу не молюсь и в церковь не хожу.
России не люблю, не плачу об утрате.
Нет у меня друзей… И горько я слежу,
Как умирает день на медленном закате.

Как умирает жизнь, — спокойно, не спеша,
Как каждый день ведёт навстречу смерти.
Умрут мои стихи. Умрёт моя душа.
Зароют глубоко истерзанное тело.

Конец? — Так что ж? Ведь мне себя не жаль.
Последний, тайный стон последней грусти.
О чём моя тоска? О ком моя печаль?
Зачем моя любовь и боль ночных предчувствий?

От неподвижных дней, от равнодушных встреч —
Одна лишь пустота, усталость и досада.
Мне нечего жалеть, и нечего беречь.
И некуда идти, и ничего не надо.

Мне холодно. Мне хочется согреться.
Сесть ближе к печке. Пить горячий чай.
И слушать радио. И сквозь печаль
Следить, как стынет маленькое сердце.

Как стынет это сердце. А в ответ —
Огромный холод в равнодушном мире,
Да музыка, скользящая в эфире
С прекрасных и невидимых планет.

С «прекрасных и невидимых»? — Едва ли…
Большой концерт в большом парижском зале.

Мне очень холодно. Не превозмочь
Моей, ничем не скрашенной печали.

— И там, на улице, где стынет ночь,
— И там, где музыка, в притихшей ложе, —
Там холодно и одиноко тоже.

Ещё лет пять я вырву у судьбы.
С безумием, с отчаяньем и болью.
Сильнее зова ангельской трубы —
Неумирающее своеволье.

Ещё лет пять, усталых, грустных лет,
Всё, что прошу, что требую у Бога,
Чтоб видеть солнечный, весёлый свет,
Ещё смотреть, ещё дышать немного.

Чтобы успеть кому-то досказать
О жизни торопливыми словами…
Чтоб всё, что накопила, растерять
Под не прощающими небесами.

Ещё лет пять хотя бы…
А потом —
Тяжёлый воздух городской больницы,
Где будет сердце стынуть с каждым днём,
Пока совсем но перестанет биться.