Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

К чему теперь высокомерье,
Мой честный, безупречный путь?
Кого и в чем я разуверю,
Кого сумею обмануть?

И кто найдёт меня прекрасной
В недостижимости такой,
С такой непогрешимо-ясной
И слишком трезвою душой.

И для чего теперь певучий,
Мой правильный, чеканный стих,
Когда я знаю, что не лучше
Таких же тысячи других.

Когда я знаю (втайне где-то,
Наедине сама с собой),
Что жизнь моя была согрета
Одной бессмысленной мечтой.

Живу — а чем? — сама не понимаю.
Уходят в ночь ненужные года.
Ни об Испании, ни о Китае,
Ни даже о России — никогда
Не думаю. В безжизненном, покое
Лежит опустошённая душа.
Уходит жизнь.
И вся она не стоит
Поломанного жалкого гроша.

Я ненавижу мой угрюмый дом,
Ненужных дней усталое круженье,
И в зеркале своё изображенье,
И тот хаос, в котором мы живём.

Я не сумела (просто не сумела)
Создать тепло, весёлость и уют.
Как скучно всё, как всё не мило тут,
Как нестерпимо надоело.

Я часто чувствую себя чужой,
Обидно обездолённой и жалкой.
Не матерью, не другом, не женой —
Любовницей, кухаркой или нянькой.

И в этом доме жизнь моя прошла,
Здесь обносилась и душа, и тело,
Но ничего я сделать не смогла,
И ничего поправить не сумела.

(Это не совсем верно, конечно.
Я хотела кончить его словами:
«Единственная точка на земле,
Где я нужна, где, всё-таки, я — дома»,
Да не могла подобрать рифмы…)

Целый день, целый вечер — тревога.
Всё равно ничему не помочь.
Целый день я просила у Бога
Дать мне добрую, тихую ночь.

И во сне, задыхаясь, кричала.
(Не услышал расчётливый Бог!)
Я устала. Я очень устала
От безделья, от слёз, от тревог.

Я устала от медленной скуки,
От бессильной и злобной тоски.
Я до крови царапала руки
И до боли сжимала виски.

Впереди ничего не осталось.
(Беспокоить не стоит Творца!)
Только день, равнодушье, усталость
Без конца, без конца, без конца…

Свой дом. Заботы. Муж. Ребёнок.
Большие, трудные года.
И от дурашливых девчонок
Уж не осталось и следа.

Мы постарели, мы устали,
Ни сил, ни воли больше нет.
А разве так мы представляли
Себе вот эти десять лет?

Забыты страстные «исканья»,
И разлетелось, словно дым,
Всё то, что в молодости ранней
Казалось ценным и святым.

Жизнь отрезвила. Жизнь измяла.
Измаяла. На — нет свела.
В кафе Латинского квартала
Нас не узнают зеркала.

— А где-то, в пылком разговоре
Скользит за часом шумный час.
А где-то вновь до ссоры спорят —
Без нас, не вспоминая нас…

Уходит жизнь. А нас — забыли.
И вот уж ясно навсегда,
Как глупо мы продешевили
Испепелённые года.

Растерять всех друзей и врагов не нажить.
Всё копить и хранить — и остаться вдруг нищей,
— Это жить в пустоте, это — в холоде жить,
В никогда не целованном солнцем жилище.

Это значит, что жизнь умерла навсегда,
Что её заменила большая усталость,
Это значит, что кроме любви и стыда
Ничего не осталось.

Это значит, что сердце застыло навек,
И что я уже — не человек.

Я — человек второго сорта,
Без «широты» и «глубины».
И для чего, какого черта,
Такие люди рождены?

Зачем? — Чтоб нищенкой унылой
Топтаться на чужом пути?
От колыбели до могилы
Себе приюта не найти?

Всегда никчёмной и забитой
Всего бояться, всё терпеть,
Чтоб у разбитого корыта
Последней дурой умереть?

Чтоб ничего не понимая,
Смотреть в любимые глаза,
За бесконечной чашкой чая
Весь вечер слова не сказав…

Молчать весь вечер, дни за днями,
Молчать всю жизнь, молчать всегда,
Чтоб никудышными стихами
Вились ненужные года.

Так жить, — смешно и неумело,
Не сделав ровно ничего,
Прислушиваться в мире целом
Лишь к бьенью сердца своего.

И на кровати, в ночь глухую,
В ночь униженья, ночь без сна,
В давно привычном поцелуе
Испить отчаянье до дна.

Если эта тетрадь
После очередной неудачи
Не сверкнёт новой рифмой опять,
— Это значит — мучительно значит —
Что давно уже сердце не плачет,
Что оно научилось молчать.

От женских слёз — до нежности мужской,
От слов тоски — до исступлённой страсти.
Не трудно утешать в беде большой
Словами одиночества и счастья.

Но трудно даже помогать в борьбе
Хорошим, умным и спокойным словом.
Ты дал мне столько нежности суровой
За все стихи и слёзы о тебе.

Но — если грозы напряжённой стаей
Давно уж пронеслись над головой?
Но — если жизнь, бессмысленно-пустая,
Плывёт без драм, без бурь, без ничего?

Ты жизнь прошёл — дорога — то большая!
Всё жадно чувствуя, всё замечая,
И не увидел сердца моего.