Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Я думаю — о медленном конце.
Живу спокойно, холодно и мудро,
Старательно скрывая на лице
Следы от слёз под матовою пудрой.

Я больше не тоскую о былом,
И о надеждах неосуществлённых.
И мне не жаль, когда желтеют клёны
И жизнь идёт, теряя день за днем.

И чуть томит в уставшем теле кровь
Моя последняя игра в любовь.

Мочит дождик детскую коляску,
Сад шумит зелёною листвой.
Я сняла рассеянную маску,
Но совсем не сделалась иной.

Вижу георгины за решёткой,
Вижу рябь на дрогнувшей воде.
А в мозгу, непоправимо-четко,
Прожитой, непоправимый день.

Я опять обидно-одинока,
Скомкана, измучена, больна.
Мне опять в молчании глубоком
Снится не пришедшая весна.

И, должно быть, потому что слишком,
Слишком долго билась и ждала, —
В этот день я робкому мальчишке
Все стихи и слёзы отдала.

Я как-то сделалась старей.
Я разлюбила талый ветер.
Всё чаще плачу на заре,
Всё чаще думаю о смерти.

Не потому, что давит грудь
Тупая боль. — Я буду стойкой.
Я бодро кончу трудный путь.
Но, если б только отдохнуть,
Хотя бы на больничной койке.

Отдохнуть бы от пламенных слов,
От сплетений запутанных линий!
Отдохнуть от тяжелых стихов,
От высокой и трудной святыни.

Что-то больно сдавило виски,
Патетически вскинуты руки.
Отдохнуть бы от этой тоски
И еще неосознанной скуки!

За то, что нет у меня друзей,
И с детства я была одинокой, —
За то, что за морем, в стране далекой
Осталось так много ненужных дней, —

За то, что нечего мне терять, —
За то, что звонкий смех разлюбила,
За то, что днём валюсь на кровать
Без мыслей, без слов, без слёз, без силы —
За больные стихи, за эту тетрадь, —
За сжатые губы и взгляд унылый, —

За горечь длинных, пустых недель, —
За сердце холодное в терпкой злобе —
Дана мне тихая колыбель,
Глаза голубые и детский лобик

Я теперь уже совсем не та,
Да и жизнь, должно быть, изжита.

Не беда, что мне немного лет —
Только молодости больше нет.

Жизнь была уж чересчур проста,
Без надежды, мысли и креста.

И не стоила моя душа
Ломаного, медного гроша.

Я смогу примириться с тоской,
С недалёким, бесславным концом,
Даже с этим унылым лицом,
Даже с умным и чуждым тобой.

И покорно, без пламенных слов
С благодарностью нежной приму
И холодную эту тюрьму,
И жестокую эту любовь.

Я не могу остановиться,
Я буду падать до конца,
Пусть дрожь пройдет по сонным лицам
От жутко-бледного лица.

И в час последнего ответа
Всё расскажу, чем я жила:
О днях, где расточалась мгла,
О днях без солнечного света.

Я вспоминаю, как в бреду,
Что жизнь была ясней и чище,
Что я накликала беду
На наше мирное жилище.

И слёзы, тяжелей свинца,
Лежат на дрогнувших ресницах.
— Я не могу остановиться,
Я буду плакать без конца.

Я никому не читаю стихов,
Я не срываю похвал.
Я разлюбила угар вечеров,
Душный, наполненный зал.

Но никому — ни за что, никогда —
Я не поведаю, — нет, —
Чем для меня в те живые года
Было названье: поэт.

Всё о том же — о мутных глазах,
О неловко дрожащих ресницах,
О ночах в непрерывных слезах,
О ночах, по которым не спится.

Всё о том, что на сердце темно,
И от боли — мучительно сладко.
Всё о том, как светлеет окно,
И о маленькой детской кроватке.

Неразрывный и замкнутый круг.
Кроме этого синего взгляда,
Этих детских беспомощных рук —
Ничего мне на свете не надо.

Не нужно слов — один лишь голос,
Один восторг зелёных глаз,
Чтоб сердце радостно боролось,
Чтоб пролетел за часом час.

Пусть смысл речей его невнятен
И тёмен путаный вопрос —
С улыбкой оправляю платье
И прядь растрёпанных волос.

Так принимать без пониманья
И взгляд, и пламенную речь,
И сберегать своё молчанье
Для новых дней, для новых встреч.

А по ночам, во мраке зыбком,
Когда душа совсем чиста,
Твердить, что это всё — ошибка,
Что сердце — холодней, чем сталь.