Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное
27. IV.29 Maternite
«Там завелись осторожные черти…»
Там завелись осторожные черти,
Сумрак шуршит и колдует за печкой.
Жизнь догорает копеечной свечкой.
Белые девушки грезят о смерти.
Шепчутся в окнах: «Мы ждали, мы ждали…»
Вторит им улица.: «Верьте, о верьте!»
Тихо смеются горбатые черти.
Девушкам снятся лиловые дали.
Сомкнуты губы, уронены руки.
Дни одиноки и ночи бездонны.
Хрупкие девушки с ликом Мадонны
Слушают нежно вечерние звуки.
— Где это будет? Когда это было?
— Где повторяется? Верьте, о, верьте!
Жалко ласкаются с миной унылой
Злые, трусливые, липкие черти.
22. V.29
«В Люксембургском саду, у газона…»
В Люксембургском саду, у газона,
Против серого зданья Сената,
На часы я смотрела когда-то,
Притворяясь наивно влюбленной.
В Люксембургском саду, у фонтана,
В жаркий август (вовек не забуду!)
Я поверила в яркое чудо.
Было тихо, безлюдно и рано.
Зелень свежая, воздух недвижный,
Воробьишек пугливая стая…
— Хорошо, что всё это бывает,
Только раз в нашей маленькой жизни.
30. V.29
«С каждым днем, с каждым часом всё тише…»
С каждым днем, с каждым часом всё тише.
Я едва ли способна любить.
И не вслушивайся — не услышишь,
Как порвётся тончайшая нить.
За листы неотвеченных писем,
За подушку в неслышных слезах,
За стихи про лиловые выси —
Честно взглянем друг другу в глаза.
А на жизни — тяжёлою грудой
Напряжённое слово — молчать.
Никогда я не верила в чудо,
Никогда не умела мечтать.
И, должно быть, просрочены сроки,
Губы сжал одичалый испуг,
И мы снова с тобой одиноки,
Мой случайно замеченный друг.
Но не надо ни слез, ни томленья,
Ведь слова, и раздумья, и мы
Это только пустые виденья
Для меня не пришедшей весны.
И, должно быть, мой голос напрасен,
Я сказала всё то, что могла.
— Пожалей о потерянном часе
И примись за чужие дела.
13. VI.29
«Потупив тусклые глаза…»
Неужели кому-нибудь третьему
Я потом расскажу о тебе?
1927
Потупив тусклые глаза,
В пустой, обыкновенный вечер
Мне захотелось рассказать
Кому-нибудь о нашей встрече.
О том, как было хорошо
Смотреть в широкие закаты,
И не висело над душой
Сознанье скуки и утраты.
Горели бешеные дни,
Над болью сердца торжествуя,
Горели красные огни
Там, где чинили мостовую.
Бродил по улицам туман,
Окутывая сад и зданья…
Ведь я отравлена сама
Отчаяньем воспоминанья.
Вот так, среди пустых полей,
В густую ночь поспешно кроясь,
Сверкая множеством огней,
Проходит одинокий поезд.
23. VI.29
«Верно, мне не сделаться поэтом…»
Верно, мне не сделаться поэтом,
Никогда, должно быть. Никогда.
Отливает розоватым светом
Тихая вечерняя вода.
Обволакиваясь пеной белой,
Шелестит рассеянно фонтан,
И впервые в мыслях прозвенело:
— Жизнь проиграна и прожита. —
Сквозь узорчатую чащу листьев
Засветили разные огни.
Пальмы в бочках грезят о Тунисе,
Вспоминая солнечные дни.
И в высоком небе сумрак зыбкий
Обволакивает купола.
Тихой, незамеченной улыбкой
Молодость ненужная была.
Отойду, к прошедшему остыну,
Замолчу, исчезну в мутной мгле,
Завещая маленькому сыну
Мысль о счастье и любовь к земле.
21. VI.29
«Я простила вздорные мечты…»
Я простила вздорные мечты,
Я забыла страстные упрёки.
Верно оба мы — и я, и ты —
Навсегда остались одиноки.
Вспыхнули вдоль улиц фонари,
Сумрак заволакивает дали.
Словно безрассудное пари
Счастье мы так глупо проиграли.
10. VII.29
«Счастья было мало?..»
Счастья было мало?
Были мы не рады?
Или кто-то сглазил?
— Дали глубоки!
Друг мой, друг усталый,
Ничего не надо,
Ни твоих фантазий,
Ни моей тоски.
10. VII.29
ДВУМ ЮРИЯМ («Вы строите большие храмы…»)
Вы строите большие храмы,
Вы кораблю даёте ход,
Вы равномерными стихами
Изображаете полёт.
И с безрассудным постоянством,
Из непомерной пустоты
В междупланетные пространства
Вы устремляете мечты.
И я для вас чужда, — не тем ли,
Что умной правды не молю,
Что я люблю простую землю,
До боли огненной люблю.
Под пламенные разговоры
О вечности и божестве
Я вижу — ветер лижет шторы,
И солнце плещется в траве.
И вижу я, как жизнь играет,
И несравненно хороша
Моя несложная, пустая,
Обыкновенная душа.
11. VII.29
«Мне, как синице, моря не зажечь…»(вариант)
Мне, как синице, моря не зажечь.
Ты будешь жить, беспомощно сгорая,
И будут дни мерцаньем тусклых свеч,
И никогда мы не построим рая.
Мы в жизни ничего не сотворим.
Пора сказать, что мы слабей, чем дети.
Пусть будет на лице задорный грим,
На сердце будет гнёт тысячелетий.
Ты будешь говорить о глубине,
О долге, искренности, о печалях.
А я — молчать, как до сих пор молчала,
И грустно думать о вчерашнем дне.
И не поднять уже усталых глаз,
Как и мечты о невозможном рае.
Мы будем жечь за часом длинный час,
И не простим крылатых, звонких фраз,
И ни о чём не вспомним, умирая.
11. VII.29
