Артем Маневич - Синий Колодец
Я хотела было на минутку заскочить в Страну послушных родителей, попрощаться — неудобно все-таки, — но диктор, Конек-Горбунок и все остальные решительно отсоветовали:
— Заблудишься, а нас в Страну послушных пап-мам и миллионом волшебных слов не заманишь… Так что смотри.
Я не стала смотреть, твердо сказала:
— Хочу в Синий Колодец!
— Другое дело, — обрадовался Конек-Горбунок, — за это я выполню по первому требованию любое желание твоей подруги.
— А два можно?
— Что с тобой поделаешь, — согласился Конек-Горбунок.
Вот так я очутилась в коровнике…
Глава восьмая
Лена привела Женю в сад великана Сурвилло, своего дяди со стороны матери. За девочками увязалась собака Сажа, похожая на овцу.
Вокруг сада — кусты роз. От их запаха настроение поднимается, словно утром Первого мая, когда всюду музыка и светит солнце.
«Сорву розу, папа понюхает, и у него станет первомайское настроение».
Едва Женя тронула стебель розы, из него выскочили два шипа и прошипели:
— Нюхать — нюхай, а рвать — не смей…
— Решила сорвать розу на память? — поинтересовалась Лена Овчинникова.
— Да, — признается Женя.
— Пыталась и я сорвать розу для гербария. И вот, пожалуйста, — Лена показывает руку, укушенную шипами.
Сажа гавкнула с обидой. Собака чувствует себя хозяйкой и глубоко страдает оттого, что гостья недостаточно восхищается садом.
— Взгляни на деревья, — предлагает Лена.
— Деревья как деревья: груши, яблони, сливы, вишни… — Женя все еще не может забыть о шипах.
— А ты попробуй яблоко, грушу, сливу… Чего хочешь.
— А они не кусаются?
Лена смеется.
Яблоко кисловато-сладкое и пахнет грушей. Кожица на груше тонкая и блестит, как яблочная.
Вдруг Сажа приветливо взвизгнула и бросилась навстречу дяде Сурвилло и Жениному папе.
… — Так что, Антон Васильевич, оставайтесь у нас… Материалов хватит. Наш колхозный завод обжигает больше миллиона кирпичей в год… Имеет полигон бетонных деталей, столярную бригаду и цех зеленого строительства… Видели грушеяблоко? Вишнерябину? Возле каждого нового дома высадим такие деревья.
В это время Сурвилло увидел Лену и Женю.
— Понравилось?
Девочки утвердительно кивают, а Сажа машет хвостом.
— Я вам еще кое-что покажу. — И Сурвилло поднял девочек: Женю на правой ладони, Лену — на левой.
Возможно, Лена увидела Страну послушных родителей или еще какое-нибудь тридесятое государство, а то, что увидела Женя, она никогда не забудет.
…Алая от заходящего солнца Огневка опоясывает Синий Колодец. Окна колхозного дворца прямо-таки пылают. Розовый дымок вьется над кирпичным заводом. Похожий на краснокожего мальчика, Коля ступает за красной Лыской по красной траве Стрелицы.
Подобно новогодним свечам, горят литые изоляторы на столбах. Быстрые ласточки на проводах того и гляди вспыхнут. Навстречу коровам по красному лугу спешит в красном халате двоюродная сестра Дуси тетя Галя. И коровы приветствуют двоюродную сестру Дуси взмахами хвостов.
За лугом — алый лес.
Великан Сурвилло бережно ставит полных впечатлениями подружек на садовую дорожку и срывает с вершины яблони два красных плода.
— Новый сорт — «заря»… Нравится?
Женя кивает головой: рот набит «зарей» и для слов во рту не осталось места.
Сажа вежливо отворачивается. И она не прочь бы попробовать новый сорт, а просить считает неудобным.
— Для кого вы проект двухэтажного дома придумали, для Москвы? — спрашивает великан Сурвилло, и его синие, совсем Ленкины, глаза сверкнули.
Сердится и Женин папа:
— Для села, само собой… Я же не имею права самовольно остаться в Синем Колодце… Я же штатная единица.
Женя в это время думает: «Даже с ладони великана Сурвилло я не увидела синего колодца. Где только он прячется?» Женя собралась было спросить, а дядя великан сказал:
— Съездимте-ка, Антон Васильевич, в Новоселенск к Ивану Сергеевичу.
— Это зачем же еще, спрашивается, поеду я к вашему Ивану Сергеевичу?
— Выходит, я не сказал вам, кто такой Иван Сергеевич… Первый секретарь нашего райкома. Утром говорил с ним по телефону, вас упомянул… Иван Сергеевич переспросил: кто? кто? Да, как точно звать? Повидать он вас желает. Сам, говорит, приехал бы… Не то у него совещание, не то в область вызывают.
Как-то папа обещал Жене съездить с ней в Новоселенск, где прошло его детство. Смешно и подумать: папа был маленький, как она, Женя, как Ленка, как мальчик Коля. Бегал босиком в коротких штанах, пулял из рогатки, получал двойки, заучивал наизусть стихи, таблицу умножения: дважды два — четыре, пятью пять — двадцать пять.
— Хаты у нас все старые, без удобств, — говорит дядя Сурвилло. — А колхозники требуют и воду, и тепло в дом, и газ на кухню… Денег у нас хватит.
— Это важно, — замечает Антон Васильевич — Женин папа.
— И спортзал не будет лишним.
— Аппетит же у вас, — смеется Антон Васильевич.
— По росту и аппетит, — хохочет великан Сурвилло. От его хохота покачиваются деревья с фруктами, а облака меняют направление.
— И столовую, — доносится из-за розовой ограды голос Сурвилло. — Днем — столовая, вечером — кафе, как в городе, с электрической музыкой, с танцами.
Глава девятая
Женя проснулась.
Петух зовет к солнцу, к пчелам, к собаке Топу, к борову Дедьке, похожему на бегемота, к умывальнику, который Дуся называет рукомойником.
Заговорил репродуктор:
«Сегодня в девятнадцать тридцать во дворце Синего Колодца вечер богатырей.
Работает буфет.
Пожалуйста, приходите!»
День тянется довольно медленно. Так всегда бывает. Желаешь, чтобы время шло быстрей, оно тянется, как резиновое. И Лены, как нарочно, не видать. И Дуся куда-то ушла.
Женя сбегала на кирпичный завод. Побывала в березовой роще, где ремонтируют тракторы и разные другие колхозные машины. Всюду люди были заняты своими делами и на Женю никакого внимания не обращали.
Со скуки Женя выпила большую кружку парного молока.
— Молодец, — похвалила Варвара Гавриловна, — поправляйся. Вернешься в Москву, а мама тебя не узнает.
— Узнает, — успокоила Женя Варвару Гавриловну. — Не так уж чересчур я поправилась… Можно мне немного хлеба?..
— Неужто проголодалась?
— Я не себе, гусям… Гусей на пруду покормлю.
— Гуси хлеб есть не станут… Они охотники до рыбы, до лягушек.
Женя прибежала на пруд, угостила гусей. Они поели хлеб и ждали еще. Оказывается, гуси не только до рыбы и лягушек, но и до хлеба охотники.
Пока Женя бегала на кирпичный завод, в березовую рощу, поправлялась парным молоком, угощала хлебом гусей, время тоже не стояло на месте.
Солнце повисло над самым лесом. В окнах дворца зажглись красные, золотые, зеленые, фиолетовые огни. В дворцовом зале пахнет полевыми цветами, пшеницей, свежим хлебом, лесной земляникой.
Заиграли двадцать два трубача. Один из трубачей дует в маленькую трубу, в самую маленькую из двадцати двух. Его щеки надуваются, и весь трубач надувается. Конечно, обидно играть на самой маленькой из всех дворцовых труб. Но и в нее кто-то должен дуть.
— Ты хотела бы играть на такой? — показывает Лена глазами на трубача — тот, словно сосну, с трудом обнял трубу.
— А ты?
— Подумаешь? Могу в еще большую дуть. У дяди Сурвилло труба с высотное здание… Видела высотное здание на Котельнической набережной?
Женя не успела ответить, распахнулся занавес: на сцене — стол, на столе — огромный пшеничный каравай, позади стола блестит черный рояль.
Из-за рояля выходит Ленкин дядя со стороны матери — великан Анисим Данилович Сурвилло. За великаном пружинисто ступает бритый дядя; за наголо бритым дядей — молодой, бородатый; на ходу пританцовывает девушка в платье цвета молодых одуванчиков… А вот двоюродная сестра Дуси молочный механизатор Галя… И еще двое… постой, постой, да ведь это же дядя Степан и Антон Васильевич — Женин папа.
Варвара Гавриловна от всей души любуется дядей Степаном; и Дуся и мальчик Коля любуются. До сегодняшнего вечера Дуся и мальчик Коля не догадывались, что их папа богатырь. Тетя Варвара Гавриловна даже прослезилась немного.
— Дорогие богатыри и все товарищи, — обращается к залу великан Сурвилло. — Слово скажет наш дорогой гость Андрей Лукьянович Березов. Андрей Лукьянович и его заводские друзья рабочие построили ни много ни мало… — Дядя Сурвилло замолк. И когда стало слышно, как в оконное стекло стучит крыльями бабочка, дядя Сурвилло произнес: — Четверть миллиона комбайнов!.. Пожалуйте на сцену, уважаемый Андрей Лукьянович…
