Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ
Ртищев оказывается рядом с Игорем Петровичем. Удар. Ногой, в горло. Я вижу, я совершенно четко вижу, как сминается плоть, горло проваливается под ударом, и кровь выплескивается изо рта.
Мертвое тело опрокидывается на спину.
Ртищев, продолжая бесшумно кричать, снова идет к пульту, к красной кнопке, и уже никто не может его остановить. Я не могу встать.
Я могу только смотреть, и я вижу, что на пороге комнаты появляется фигура в черном, с черным лицом. Или это маска?
Человек в маске стреляет. Пуля попадает Ртищеву в спину и словно подталкивает его к пульту. Ртищев падает, протягивая левую руку вперед. Больше ничего нет на свете, только его левая рука и кнопка, кнопка и рука человека, решившего стать убийцей ради высоких идеалов.
Он нажал. Это было последнее, что я увидел. Он нажал кнопку. Я видел, уже проваливаясь в темноту, что кнопка проседает, проседает, проседает…
30 января 2000 года, воскресенье, 9-30 по Москве, Белгородская область.
Михаил не подходил к изуродованным, вырванным из земли елкам. Они теперь не прикрывали черного зева входа в бункер. Да и сам вход теперь больше напоминал жерло вулкана. Из него продолжал клубиться дым. Виктор Николаевич стоял рядом с Михаилом, сунув руки в карманы.
Он не попытался остановить Алексеева, когда тот вслед за штурмовой группой бросился к бункеру.
– Мы успели? – глядя на черный дым, прошептал Михаил.
– Не знаю, – сказал Виктор Николаевич.
– Наверняка успели, иначе мы бы уже услышали взрыв. Ведь услышали бы? Или хотя бы толчок… – пробормотал Михаил, – не может же быть без толчка.
Виктор Николаевич молчал.
Из дыма, один за другим стали появляться бойцы штурмовой группы. Двоих выводили под руки. Одного вынесли и осторожно положили на снег.
Потом вынесли еще одного, только его поднесли к Михаилу и Виктору Николаевичу, положили у самых ног.
– Его убили, – сказал один из тех, кто принес тело, и Михаил узнал, наконец, Алексеева.
– Что с пультом? – спросил Михаил.
– Его убили, – повторил Сергей Алексеев, садясь в снег, – горло сломано.
– Что с пультом? – Михаил бросился навстречу к выходящему из дыма командиру группы.
– Мы не успели. Самую малость. Он нажал на кнопку уже мертвый.
Михаил замер.
– У нас потерь нет, – доложил командир группы, – двое тяжело раненых и двое легко.
– А это кто? – спросил Виктор Николаевич, указывая на тело в снегу возле входа.
– Заложник. Жив, без сознания. Голова в крови, но рана неглубокая.
– Михаил, – позвал Виктор Николаевич.
– Что? – спросил Михаил.
– Нам пора ехать.
– Не успели, – сказал Михаил.
– Пойдемте в машину. И заберите с собой Алексеева. Нам нужно ехать…
– А заложника куда?
– И заложника к нам в машину, быстро, – Виктор Николаевич решительно взял Михаила за плечи, встряхнул. – Нам нужно поговорить!
– Хорошо, – безжизненным голосом ответил Михаил.
Виктор Николаевич взял Михаила за локоть и почти насильно отвел его за машину:
– Придите в себя, подполковник!
– Этот произошло из-за меня, – вырывая руку, выкрикнул Михаил. – Из-за меня…
– Ничего не произошло. Ничего не произошло, успокойтесь.
– Из-за меня… Что? Как это, ничего не произошло?
– Успокойтесь и выслушайте меня. Успокойтесь. Вы помните, как рассказывали мне об игре? Покер на костях?
– Причем здесь…
– Помните, вы рассуждали о том, как игроки выбирают, на чем строить игру, на школе или фигурах? Вы тогда выпустили один важный аспект игры. В нее ведь играют не двое. В нее могут играть сколько угодно игроков. И еще вы забыли, что выявляется ведь не победитель, выясняется место каждого в игре, кто набрал очков больше, кто меньше…
– Ну и что?
– Ничего. Ровным счетом, ничего. Когда я по вашей просьбе связался с и.о., мне разрешили этот эксперимент только по одной причине. Это не настоящий пульт управления. Не настоящий. И вы, и Ртищев сделали одну и ту же ошибку, вы пошли по ложному следу.
– Я уничтожил остатки группы…
– Ничего не поделаешь, это входило в условия игры, в школу, если хотите игровой термин. Теперь мы почти уверены, что проект «Удар» больше не имеет утечек информации. Реальных утечек. А остальное – слухи. Все это называется учениями спецподразделений по отработке действий при захвате террористами командных пунктов.
В общем, мы с вами молодцы. Врага уничтожили, дерьмо за нашим генералитетом прибрали, ученья провели успешно…
– А что дальше?
– Дальше. Дальше я, выполняя свое слово и слово нашего будущего президента, сообщаю вам о том, что вы получаете официальное разрешение на создание неофициального подразделения, подчиняющегося только Самому. Вы получили добро, на создание ордена иезуитов. Довольны?
Михаил оглянулся на вход в бункер. Дыма уже почти не было.
– А я захочу теперь?
– Захотите. Вы все еще верите в идеалы. А из таких людей получаются хорошие работники.
– Или выдающиеся преступники.
– Ничего не поделаешь, идеалисты есть идеалисты.
– Что будем делать с заложником?
– У вас есть вариант?
– Я подумаю.
– Подумайте. А С Игорем Петровичем… Будем считать, что он погиб при исполнении служебного долга. Мы его даже представим к награде, наверное, – Виктор Николаевич посмотрел в сторону тела Игоря Петровича.
Возле него все еще сидел в снегу Сергей Алексеев.
– Не вздумайте рассказать Алексееву…
– Я понимаю…
– И заберите его к себе в подразделение. С глаз моих долой. Он вам подойдет, тоже из идеалистов.
– А вы, Виктор Николаевич?
– Я? Я тоже идеалист. Кто еще останется на этой работе? И знаете что?
– Что?
– Игоря жалко. Напрасно он все это затеял… Как считаете?
– Не знаю… Если бы не «Армагеддон», то я не получил бы карт-бланш. И Ртищев, рано или поздно, все равно нашел бы способ сделать людей счастливыми. И мы действительно почистили и свою территорию и украинскую, чтобы они там не говорили.
– Тогда будем считать, что мы играли лучше, чем наши противники?
– Играли мы одинаково плохо, просто кубики были к нам менее враждебны, чем к Игорю Петровичу и Ртищеву, – морщась словно от боли, сказал Михаил.
– А знаете, – очень тихо сказал Виктор Николаевич, наклонившись к самому уху Михаила, – грязное это дело, играть на чужих костях.
30 января 2000 года, воскресенье, 21–15 по Киеву, Город.
Первое, что я увидел, придя в себя, было лицо майора Петрова.
– Как самочувствие? – спросил Петров.
Меня чуть не стошнило.
– Ничего, крепись, – посоветовал Петров.
– Где я?
Этот вопрос волновал меня отчего-то очень сильно. Я помнил, что потерял сознание в бункере, а тут потолок был не серый, а белый. В каком бункере?
– Ты в больнице. Неотложка. Я тебя привез сюда час назад, а до этого ты лежал без сознания почти сутки.
– Какие сутки?
– Обычные, двадцатичетырехчасовые сутки. Лежи и не дергайся.
– Мы что, перешли на «ты»?
– А разве нет? – удивился Петров. – Как прикажете.
– Отчего я лежал без сознания?
– Так всегда бывает после сотрясения мозга.
– Сотрясения мозга.
– Средней тяжести.
Я попытался вспомнить, что случилось со мной. Бункер, грохот, красная кнопка…
– Что со мной случилось?
– Автокатастрофа, – Петров поправил на моей груди одеяло.
– Какая катастрофа?
– Обычная. Ты что, не знаешь, что зимой нельзя превышать скорость на трассе? Вот мы и перевернулись. Только нам еще повезло. Жовнер и его водитель – насмерть.
Я помолчал, пытаясь понять, почему я не верю Петрову. Что-то не так. И…
Я вспомнил. Я вспомнил, и комок сразу же подкатился к горлу.
– Он успел нажать кнопку, – сказал я.
– Какую кнопку?
– Он успел нажать кнопку, – повторил я.
…Его прыжок, пули, рвущее его тело. Красная рубчатая кнопка, проседающая под его тяжестью.
– Они не успели, а он успел нажать. А ты, – я сглотнул, – ты продажная сволочь.
– А ты бредишь, – спокойно парировал Петров. – И лучше тебе вспомнить, как ты вместе со своим заказчиком и мной, в качестве консультанта, причем, официально назначенного консультанта, ехал в Город. И сразу за Полтавой машину занесло. Мне повезло больше всех. А тебе оказали первую помощь военные в санчасти. Там недалеко дислоцирована воинская часть. Потом мы тебя доставили в город. Здесь тебя осмотрели и даже сделали рентген, который показал легкое сотрясение мозга.
