Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ
– Ты что, с ума сошел?
– А ты знаешь хоть одного нормального человека? Ты сам то себя относишь к нормальным?
– Меня сейчас стошнит, – сообщил я Жовнеру на всякий случай.
– Крепись. Старайся не делать резких движений.
– Я постараюсь.
– Ты присядь в кресло, – посоветовал Жовнер.
У пульта было вмонтировано в пол два металлических седалища, которые креслами можно было назвать только в случае катастрофического приступа оптимизма. Даже на вид железяка, выкрашенная в серый цвет, казалась ледяной. Но выбора особого не было, тем более что, к тошноте начало примешиваться головокружение, и уже начинали мелькать черные мухи близкого обморока. Я сел.
Жовнер устроился на второе кресло.
– В двух словах, – Жовнер посмотрел на часы, – у нас еще есть немного времени. Так вот, в двух словах о том, что ты пропустил. Генерал оказался крепким орешком, но современная фармакопея способна делать чудеса. Одна прививка – и генерал рассказал все. Вплоть до того, как включать пульт и каким образом вводить код.
Мне показалось, что Жовнер откровенно наслаждается своим нынешним положением, он просто светился от счастья. Именно от счастья.
– На все про все у нас ушло сорок минут.
– У вас?
– У меня, моего водителя, и тех ребят, которые приехали за мной на машине. Кстати, это один из них тебя приветствовал.
Я с трудом сохранил свое зрение в фокусе.
– Ничего, скоро пройдет, – заметил мои мучения Жовнер, – скоро все пройдет.
Двусмысленное заявление меня успокоило мало. Мало ли, как именно планирует Жовнер вылечить меня от сотрясения мозга.
– Через час после того, как мы заняли бункер, нас блокировали спецподразделения Минобороны России. И еще ряда заинтересованных структур. Но оказалось, что максимум, что они могут сделать, это поцеловать друг друга в задницу. Вход в бункер один, вентиляция закрытого типа, электропитание от собственного генератора, и даже продукты и оружие здесь свои собственные. Можно было назвать ситуация патовой… – Жовнер, переклонившись назад, посмотрел в дверной проем, – можно было, если бы не безусловный выигрыш с моей стороны. Мне достаточно нажать на кнопку, чтобы свести на нет любое преимущество противника. Сегодня я главный.
И он действительно гордился этим. Это было видно в каждом его движении и взгляде.
– Ты серьезно собираешься сделать это? – только и смог спросить я.
– Обязательно. Хотя я не маньяк, конечно, я оставил нашим уважаемым лидерам возможность все это предотвратить.
– Зачем тебе это?
– Долгая история, – хмыкнул Жовнер, – расскажу немного позже. А пока через десять минут я ожидаю посла. Ты присутствовал когда-нибудь при переговорах с террористом?
– С психопатом…
– Не без того.
30 января 2000 года, воскресенье, 6-50 по Москве, Белгородская область.
– Ты думаешь, у тебя получится его уговорить? – спросил Виктор Николаевич.
– Не знаю, – Игорь Петрович отрешенно смотрел на ели, скрывавшие вход в бункер, – не уверен.
– Зачем тогда идти?
– Хочу поговорить.
– Хочется разобраться? – резко спросил Михаил, стоявший чуть в стороне.
– Если хотите – да.
– Или вы просто хотите снять с себя вину?
– Какую вину, мальчишка? О чем ты говоришь?
– Человеку, затеявшему «Армагеддон» не стоит обвинять кого-либо.
– Правда? А с чего вы это вдруг решили, что имеете право задавать вопросы таким тоном? – изо рта Игоря Петровича вырвался клубок пара и медленно рассеялся. – Вы что-нибудь поняли? Вам кажется, что вы имеете право на истину.
– Время, – сказал Виктор Николаевич. – Удачи.
Игорь Петрович медленно пошел к елкам, проваливаясь в снег и стараясь не делать резких движений.
– Тяжело ему сейчас, – негромко сказал Виктор Николаевич.
– Жаль, не могу сразу его пристрелить.
– Почему?
– Почему не могу?
– Почему жаль, что не можете? Ведь, по сути, он сделал, тоже самое, что и вы. Он попытался взять на себя ответственность за, если хотите, судьбы отечества.
– Он хотел уничтожить…
– Да ничего он не хотел уничтожать. Вы ведь и сами об этом говорили. Он оказал нам услугу. Он выявил слабые места нашей обороны, он указал нам на паршивых овец в наших рядах, он…
– У вас получается, что он просто герой.
Игорь Петрович остановился не доходя до елок метров пять.
Михаил посмотрел на лежащего за деревом снайпера, поежился.
Видимо, Игорю Петровичу что-то сказали из-за веток, потому что он оглянулся, помахал рукой и вошел в тень.
– Считайте как хотите, Миша. Критерий тут какой? Получилось – герой, не вышло – преступник. У него вышло не все. Он слишком увлекся своей идеей, понадеялся, что его люди также преданны этой идее. Вот как я ошибся с вами, Михаил.
– Вы полагаете, что он…
– Я не полагаю, Михаил, он об этом мне рассказал, пока вы организовывали оцепление. Игорь болезненно честный человек. И очень преданный идее. Чтобы понять его побудительные мотивы, вам нужно вспомнить то, что вас заставило нарушить присягу.
Михаил поморщился.
– Я не хочу, чтобы нас сравнивали. Я и тогда, и сейчас, для того, чтобы… – Михаил осекся.
– Чего же вы, Михаил, – подбодрил его Виктор Николаевич, – продолжайте. Что там у вас на очереди? И даже саму жизнь? И, как я полагаю, не только свою… Верно?
30 января 2000 года, воскресенье, 7-10 по Москве, Белгородская область, бункер.
– А вот и гость, – оживился Жовнер, – кого я вижу!
В комнату вошел сухощавый мужчина лет пятидесяти, седой, с усталым лицом.
Он остановился на пороге, желваки на его лице дрогнули.
– Извините, Игорь Петрович, что вас слегка потрясли на входе. Я не хочу рисковать. От вас сейчас можно ожидать чего угодно, даже подвига камикадзе. Сесть вам, извините, предложить тоже не могу. Зато я вас внимательно слушаю.
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем ты все это затеял?
– Ну, Игорь Петрович, неужели вы и сами не поняли?
– Я не могу понять необходимости уничтожения миллионов людей…
– Бросьте, Игорь Петрович, человек который может понять необходимость убийства одного человека, великолепно поймет и необходимость убийства миллионов. У вас ведь не вызывало сомнения, что в случае убийства Зимнего и гибели ваших людей, в существование коварного Врага поверят быстрее. И что? Вас остановила необходимость убить двух своих подчиненных? Вы ведь, кажется, знали их лично? Кстати, туда же мы спишем и смерть Горяинова, и этого контрразведчика… Кто там у нас еще принес свои жизни на алтарь родины? Этот офицер в отставке? Как там его, Никоненко? Я, кстати, так и не понял, зачем вы отдали приказ его убрать.
– Такого приказа я не отдавал.
– Серьезно? – Жовнер засмеялся. – Ты представляешь, Саша, в нашей операции стало так оживленно, что мы уже даже и не понимаем толком, кто кого убил. Неужто это Михаил подсуетился?
Я, услышав знакомое имя, насторожился, хотя мало ли Михаилов на свете.
– Вы ведь знаете Михаила? – обернулся ко мне Жовнер.
– Смотря какого.
– Того самого. Вы еще живописали его в книге. Он у вас получился чуть ли не гуманистом. Этот гуманист за последнее время отдал приказ на уничтожение не менее двух десятков человек. Кстати, фамилия у него Залесский. Вы в романе не указали, он у вас получился бесфамильным. Залесский, старинная фамилия. И тебя, Саша, он тоже, выходит, подставил. Он так поверил в свою гениальность, что проморгал мой встречный ход. Он решил, что я такой же подкидной дурак, как и ты. Что за мной стоит такой же умный, как и он сам.
– Артем, – подал голос тот, кого Жовнер называл Игорем Петровичем.
Стоп, я ведь писал об Игоре Петровиче, только он для меня был лишь бестелесным носителем имени и отчества. Одним из действующих лиц романа.
И, кстати, почему Артем?
– Артем, – еще не поздно. Мы можем это прекратить. Я смогу договориться, чтобы тебя отпустили.
– Вот видишь, Саша, как ведут дела нынешние гуманисты? Если я соглашаюсь, то это значит, что тебя уберут как лишнего свидетеля.
– Его и так уберут, – бросил Игорь Петрович.
– Все там будем, уважаемый, все там будем.
– Зачем ты начал переговоры?
– Я хочу дать небольшой шанс вашему гуманизму, Игорь Петрович. Совсем небольшой шанс спасти от десяти до пятнадцати миллионов украинцев.
У меня в желудке все перевернулось. Эти двое спокойно обсуждали судьбу именно десяти-пятнадцати миллионов, и голова у них, похоже, не кружилась…
