Анатолий Арамисов - Французская защита
И Паскаль Фите вытащил из кармана десять купюр по сто франков. Однако отдать деньги не успел: кулак Юрия, мелькнув перед глазами частного детектива, броненосцем врезался ему в губы. Француз, ойкнув, кулем повалился назад.
Юрок почесал ушибленные пальцы, глухо сказал:
— Если будешь обливать грязью Одинцова — убью!
И, развернувшись, зашагал прочь, неспешно перебирая длинными ногами.
— Разве Вам мало информации с жучка в их квартире? — оправдывался сыщик, сидя в кабинете Женевьевы. — Что я могу еще сделать? Я уже перестал слушать эти пленки, сразу отдаю Вам. Никаких зацепок на них, никакого компромата!
— Я знаю, — ответила француженка, — тогда придумать надо компромат! Она внимательно слушала разговоры между Симоной и Виктором. Однако те в основном смеялись, подтрунивая друг над другом, обсуждали новости, на шахматные темы почему-то не разговаривали, и любили друг друга.
Это было нестерпимо больно.
— Придумать компромат? Я уже пытался что-то нащупать среди этих невыносимых русских. Итог Вы видите, — и Паскаль показал пальцем на свой посиневший подбородок и распухшую губу.
— Проникнись ненавистью к этому Одинцову! — закричала Женевьева. — Из-за него ты пострадал!
— Да есть один вариант, — пробормотал Фите, — но я очень сильно рискую при этом…
— Сильно рискуешь? А хорошие деньги получать без риска нельзя, мой дорогой! — прищурила глаза начальник тюрьмы.
— Вы правы, мадмуазель! Я держал этот вариант на самый крайний случай. А сейчас, перед матчем Одинцова с нашим любимым Патриком Леконтом, неплохо бы было его осуществить. И нам польза, а при случае можно выбить русского из колеи во время игры.
— Что ты придумал, рассказывай!
Паскаль Фите воровато оглянулся по сторонам, словно обнаружил в кабинете незримую тень русского шахматиста, и, наклонившись к Женевьеве, быстрой скороговоркой изложил свой план.
— Отлично! — воскликнула начальник тюрьмы, когда сыщик закончил. -
Приступай!
— А… это… — невзрачная фигура стала топтаться с ноги на ногу.
— Если все пройдет удачно, твой гонорар удвоится! — холодно произнесла женщина.
— Мерси, мадмуазель! — склонил голову Фите, и, не мешкая, покинул кабинет.
Финальный матч претендентов приближался.
Газеты наперебой прогнозировали его возможный исход. Настроение их было патриотически-оптимистично.
Патрик Леконт был любимцем нации, все ждали, что именно он победит «зарвавшегося выскочку-русского» и выйдет на решающий поединок с чемпионом мира.
— Ты посмотри, что они пишут! — восклицала Симона, пробегая глазами спортивную хронику.
— И что же? — отзывался Виктор, колдуя на кухне над экзотическим блюдом, которое он специально готовил для своей любимой.
— «Наш соотечественник силой духа заставит дрогнуть эту безжалостную шахматную машину под названием «Виктор Одинцов»! Его игра лишена того искрометного риска, смелости, вдохновения, которые присутствуют в каждой партии Патрика Леконта. Лишь в одном русский не уступает ему: техникой разыгрывания эндшпиля. Но мы знаем, надеемся и верим, что Одинцов не будет дотягивать до окончаний! Его король падет прежде — от кинжальных атак французского шахматного мушкетера!»
— Оптимисты они, не суди ты их строго! — засмеялся Виктор. — Иди сюда, я тебя кое-чем вкусненьким угощу!
— А вдруг я потолстею, и ты меня разлюбишь? — улыбнулась девушка.
— Если потолстеешь, точно разлюблю! — подтрунивал мужчина.
— Ах, вот ты какой! Не буду есть ничего два дня!
— Я тебя силой тогда стану кормить!
— Силой? Не сумеешь!
— Ты уверена?
— Уверена! Попробуй и увидишь!
— Ах, так?
— Да, так!
— Ну, держись!
— Уже держусь!
— Ааааааааааа!
— Я сейчас укушу тебя!
— Кусай!
— А мой укус не лечится!
— Тогда ешь быстро!
— Еще чего!
— А вот так…!
— Ты… ты… ты… пусти… я… я сама… ну, пожалуйста… милый… люблю…
Женевьева сорвала наушники и с грохотом бросила их на пол.
— Ты понял! Чтобы все было без ошибок! — Паскаль Фите инструктировал своего знакомого по бывшей работе — сотрудника французской спецслужбы.
Тот снисходительно улыбнулся:
— А гонорар за операцию когда?
— После, когда она принесет желаемые плоды. Договорились?
— Без проблем, — ответил тот, — сделаем как надо.
Виктор Одинцов задумчиво шел по вечернему Парижу. Симона уехала на несколько дней в Лондон отчитаться за проделанную в последний месяц работу. Шеф был недоволен ее частыми отлучками из столицы Франции, и, видимо, там предстоял серьезный разговор.
За это время Виктор навестил Жоржа и Иоланту в НегЫау, Евгения Евгеньевича, который проживал в районе Levallois-Perret и Василия Петровича с Анастасией Михайловной на rue Rischer.
Настроение его было великолепным.
Он был многим обязан этим людям, оказавшим помощь в трудные минуты его жизни. И они были рады ему, Одинцов ни на йоту не изменился с тех пор, как стал претендентом на звание чемпиона мира. Никакого зазнайства, ни капли высокомерия.
Разговоры, вначале идущие на разные темы, неизбежно сводились к предстоящему матчу в Париже. Виктор уклончиво отвечал на вопросы, касающиеся его подготовки к поединку с Патриком Леконтом. Он чувствовал, что его друзья гордятся им, и мысленно молил Бога, чтобы они никогда не узнали истинных причин его фантастического взлета.
Евгений Евгеньевич с гордостью показал ему подлинники Шемякина: причудливые картины со странными фигурами, сыграл на рояле, и долго рассказывал о своей непростой жизни.
Анастасия Михайловна со свойственным ей ехидством жаловалась на уехавшую в Москву чету Осаговских. Василий Петрович больше молчал, иногда пробовал успокоить немного раздраженную супругу, но по его грустному виду Одинцов понял: попытка разрекламировать творчество московского художника потерпела неудачу.
Жорж по-прежнему мечтал обыграть в «блиц» гроссмейстера, и только после пяти проигрышей подряд был с трудом оттащен Иолантой от доски:
— Да хватит тебе! Пусть хоть у нас отдохнет от шахмат!
— Ничего! Ему всегда полезно потренироваться! — улыбчивый президент клуба довольно пыхтел сигареткой.
Накануне, по рассеянности, он попал в неприятную ситуацию.
Заправляя на бензоколонке свой «Ситроен», он задумался, и вместо девяносто пятого бензина влил дизельное топливо.
Машина проехала ровно километр.
— Витя! Выручай! — молил Жорж по телефону. — Я не хочу связываться с транспортниками! Дорого и ждать их долго! Возьми трос или крепкую веревку!
Одинцов на машине Симоны примчался к месту «катастрофы». По русской привычке, взяв на буксир машину Гиршманна, быстро приволок ее на автосервис.
Механики, почесав в затылке, объявили:
— Надо чистить всю топливную систему! Будет готово через два дня.
— Сколько возьмете за работу? — поинтересовался рассеянный водитель «Ситроена».
— Три тысячи франков, — приговором прозвучала цифра, — согласны? Жорж крякнул, но деваться было некуда:
— Хорошо…
Виктор Одинцов, около полуночи прогуливаясь по бульвару Пого, рассеянно смотрел под ноги. Он весь был в мыслях о Симоне, которая почему-то не звонила второй день подряд, и поэтому не заметил темный автомобиль, медленно ехавший вдоль тротуара. На него не обращали внимания попутные машины, (привычное дело — человек ищет парковку на переполненной улице), и он черепашьим шагом тащился вслед за русским шахматистом…
…Виктор с трудом разлепил тяжелые веки.
Прохлада разбудила его. Он удивленно огляделся и понял, что находится на автобусной остановке в нескольких сотнях метров от дома Симоны. Сидя на металлическом стуле с дырочками в сидении. Странная тяжесть в организме сковывала его движения.
— Где я был? — вслух спросил сам себя Одинцов.
Болела голова и все тело. Он подтянулся на руках и с трудом встал на ноги.
Руки дрожали.
В голове мелькали какие-то несвязные видения: внезапная боль в затылке, потом как будто укус змеи в районе кисти и дальше — полный провал памяти.
Виктор по привычке взглянул на часы, но их не было на запястье.
«Воры, что ли?»
Он ощупал карманы. Ключи от квартиры были на месте, но небольшой кошелек с деньгами пропал.
«Наверное, они, — с тоской подумал Одинцов, — но как я не заметил, что кто-то сзади подкрался ко мне?»
Он медленно пошел по направлению к дому. Навстречу попался пожилой господин, выгуливающий собаку.
— Который час, месье? — спросил его Виктор.
Тот испуганно-удивленно вытаращился на него и проворно обошел стороной, спустя пять шагов пробурчав:
