Николай Свечин - Касьянов год
— Вы правы, поеду я один, — согласился киевлянин. — Встречаемся в шесть пополудни на явке, если сумеете избавиться от «хвоста». А не сумеете, пошлю вам записку в гостиницу, курьером.
— Договорились, Николай Александрович. А теперь давайте чаю попьем. С пирогами. Тут вкусные пироги?
— Особенно с рыбой. Но и с печенкой хороши.
— Годится. Зовите хозяина.
За чаем Лыков начал свободный разговор и быстро вывел его на тему женитьбы. Рассказал, как три года боялся сделать предложение богачке. А когда решился, выяснилось, что та давно его ждала и страдала.
— Представляете, Николай Александрович? Все было просто: я люблю ее, а она меня. Но эти проклятые деньги… Три года скитался по холостяцким квартирам, питался чем попало, чуть желудок себе не испортил. А мог жить все это время счастливым семьянином. Не в деньгах счастье.
— Вы думаете?
— Не думаю, а знаю. Если есть у вас на примете хорошая женщина, не тяните время.
— Это не Ангелина ли вам внушила? — заподозрил неладное опытный сыщик.
— Ангелина Васильевна — женщина серьезная, с кем попало на такие темы вряд ли говорит. Но вчера она показалась мне достойной особой. Разве не так?
— Да, так. Но… — Красовский подпер голову кулаком и, помолчав, спросил: — Так вы считаете, не в деньгах счастье?
— Убежден. Их всегда не хватает. Ждать, когда средств станет достаточно, — глупое занятие. Надо жить, ничего не откладывая на завтра.
Лыков промолчал, что является опекуном имения, обеспечивающего сто тысяч годового дохода. Не стал он рассказывать и о том, как вчера серьезная женщина увлеченно играла роль проститутки в гостях у незнакомого мужчины. Даже потребовала в номер гитару и спела цыганский романс. Порочным натурам так хочется иногда побыть порядочными — и наоборот…
На этом полицейские расстались. Алексей Николаевич вернулся в сыскное отделение и засел за журналы происшествий прошлых лет. Когда стукнуло три пополудни, отправился обедать. Он присмотрел симпатичный ресторанчик на Рейтарской, но войти не успел. У входа его окликнули:
— Господин Лыков!
Сыщик обернулся — и с трудом сохранил невозмутимость. Перед ним стоял молодой человек с пушком на щеках, симпатичный, вызывающий безотчетное доверие. Светлые волосы, голубые глаза и немного сконфуженная открытая улыбка. Одет скромно, но аккуратно. Неужели «ангел смерти»?
— Слушаю вас.
Незнакомец снял шляпу:
— У меня к вам письмо от Михаила Федоровича Меринга. Вот.
Лыков развернул бумагу. На бланке КАДО было написано косым почерком приглашение вместе отобедать, для того чтобы «объясниться и помириться».
— Что ж, помириться давно пора. Когда и где?
— Да прямо сейчас, ежели вам угодно. Я вот и экипаж арендовал. А после мы доставим вас, куда прикажете.
Молодой человек улыбался так располагающе, что отказать ему было трудно.
— Я как раз собирался перекусить, — сказал сыщик, оглядывая экипаж. Хорошая коляска, запряжена парой гнедых, кучер в пелерине. Тоже их человек? Скорее всего.
— Так и поедемте, — радостно предложил парень. — Дозвольте представиться: Степан Михайлович Племянников. Я служу в домостроительном обществе на посылках, но надеюсь на карьеру.
— Пожалуй… А где намечен обед?
— В Пуще-Водице, в летнем ресторане.
— Что так далеко? — удивился Лыков. — Туда ехать полдня.
— Зато тихо и вкусно, — улыбнулся посыльный. — Говорю же, мы отвезем вас обратно.
— Ну поехали.
Сыщик сел на заднюю скамейку, Племянников устроился напротив. Коляска тронулась.
Как они напугались, думал Алексей Николаевич, сохраняя беззаботный вид. Боятся, что я все узнаю. Решили опередить и зарезать. Арест Карпа заставил их ускорить мое устранение. Интересно, если бы нынче утром мы не выяснили про «ангела смерти», догадался бы я, что еду в ловушку? Парень хорош. Такого действительно не заподозришь. Мог бы и не сообразить…
Через Кирилловку и Куреневку коляска быстро катила на северо-запад. Сыщик хотел бы оглянуться, не едет ли кто за ними, но юноша не спускал с него глаз.
— Что же вы в посыльных? — заговорил с ним питерец. — Образование не позволяет?
— Я из семьи кожевников, — охотно пояснил Степан Михайлович. — Учился в коллегии Павла Галагана, слышали о такой? Мечтал и об университете. Отец мой владел кожевенным заводом на Оболони, в средствах мы не были стеснены. Но случился пожар. Сгорел завод, и батюшка вместе с ним.
— Как вместе с ним?
— Он ночевал в конторе и не сумел выбраться. Полыхнуло ночью, все спали. Жертв было много.
— И вам сделалось не до учебы, — продолжил сыщик.
— Увы, — вздохнул Племянников. — Остались матушка с сестрой, их надо кормить. Так я очутился в посыльных.
Лыков слушал, кивал, сочувствовал, а сам размышлял. Письмо за подписью Меринга, скорее всего, подделка. Бланк достать нетрудно. Его заманят в парк, подальше, где нет свидетелей. Нападут внезапно, пока этот заговаривает зубы. Сколько их будет? Трое или четверо. Плюс кучер. Мальчишка не боец, он сразу сбежит.
Вдруг Алексей Николаевич понял, что все будет не так. Казалось бы, рассуждал логично… Но интуиция — штука сложная, у бывалых людей она особенно развита. Без видимых на то причин сыщик догадался, что убивать его станет этот вот молодой человек с располагающей улыбкой. Причем довольно скоро.
Словно в подтверждение его мыслей, коляска выехала за город. Впереди темнела роща, справа блеснула водная гладь.
— Что это там?
— Урочище Выгода, — пояснил юноша, оборачиваясь на жест.
— А водоем?
— Синее озеро. Оттуда до Пущи-Водицы рукой подать.
Когда Племянников отвернулся, Лыков успел на мгновение оглянуться. Саженях в трехстах позади них ехал знакомый фургон мясоторговца. Тот же, что выслеживал их с Красовским? Или другой, и тут случайное совпадение? Думать было некогда. Ясно, что в роще на сыщика нападут.
Экипаж въехал в урочище и спустился вниз. Мостик через ручей, тихо и безлюдно. Тут парень полез зачем-то в карман и ойкнул: выронил монету на дно коляски. Лыков нагнулся, чтобы посмотреть, куда она закатится. Но тут же выбросил вверх руку и перехватил запястье противника. Тот бил его сверху в шею ножом — и не преуспел.
Питерец сжал пальцы так, что убийца закричал и выпустил клинок. Мгновенно во второй руке у него оказался револьвер. Кучер бросил вожжи и встал на козлах. Повернулся, увидел, что его сообщника держат, и полез в сапог. Но Алексей Николаевич уже отобрал револьвер у Племянникова и выстрелил с двух шагов. Пуля ударила возницу в лоб и опрокинула навзничь.
Однако парень не унимался. Как только Лыков отпустил его левую руку, чтобы выстрелить, в ней тут же появился второй нож. Сын кожевенника был напичкан оружием! Сыщику надоела эта возня, и он крепко врезал ему по затылку. Заломил руку за спину, прижал голову к переднему сиденью и уперся в шею коленом. Убийца попробовал вырваться — куда там. Лыков давил и давил.
— Сдаюсь… — прохрипел Племянников.
В этот момент питерцу очень хотелось сломать ему хребет. Вот ведь скотина с ангельским лицом! Скольких людей он погубил? Но парень был нужен живым, и сыщик ослабил хватку.
Алексей Николаевич быстро обыскал пленника. Во внутреннем кармане сюртука был спрятан целый арсенал из трех ножей различной длины, в специальных чехлах наподобие газырей. В другом кармане отыскался кастет, в брюках — петля-удавка, а в сапоге — еще один нож, шестой. Никогда прежде сыщик не отбирал столько оружия у одного человека.
— Все?
— Все.
Лыков быстро связал парню руки его же удавкой и положил его на дно коляски. Он все время держал в голове, что сейчас подъедет фургон. Только закончил, как наверху раздался стук копыт. Мясной торговец пытался понять, что произошло, и не торопился спускаться.
— У него винтовка? — спросил сыщик, пнув пленника в спину.
— Да…
Не мешкая, Лыков вскинул револьвер и трижды выстрелил. Расстояние было слишком большим, чтобы он попал в возницу. Расчет был — попасть в лошадь. Это удалось: та дернулась, стала разворачиваться и столкнула фургон в кювет. Возница спрыгнул и побежал в кусты. Лыков успел разглядеть лишь его цыганскую бороду. Тот самый, что ехал за ними в Кинь-Грусть.
Все стихло. Кучер валяется с пулей в голове, симпатичный убийца связан, а мясник бежит что есть мочи прочь. Или не бежит? Оставив Племянникова, с револьвером наготове сыщик поднялся к фургону. Ага, вот и винтовка. Она оказалась в длинном ящике под сиденьем. Взяв чуть оцарапанную пулей лошадь под уздцы, надворный советник спустился с ней к мостику. Степан Михайлович смирился, понял уже, что от такого не спасешься. И сыщик решил, что им самое время поговорить. За ворот он извлек парня из коляски, посадил на траву и сказал:
— Ну, излагай.
