Николай Свечин - Касьянов год
— Вы похожи на работающую женщину, — сказал Лыков. — Из тех, которые сами себя содержат и для которых это важно.
— Так и есть.
— Трудно приходится?
— Честный заработок всегда труден, — ответила Выверцева. Таким тоном, что все двусмысленности в ее отношении разом отпали. Стало ясно, что с ней можно говорить обо всем, только не о грязном.
— А кем вы работаете?
— Кассирша-конторщица, с залогом и рекомендациями.
Лыков понял. Не всякий мужчина, ищущий места, может представить рекомендации. А залог сейчас достигает нескольких сотен рублей. Эта маленькая женщина имела и то, и другое.
— А где служите?
Ангелина Васильевна впервые улыбнулась, едва заметно:
— Мы продаем колбасу для крыс. Производства Гаммершлендта. Видели в газетах нашу рекламу? Это такой яд против грызунов, а фабрикуется в виде колбасы.
— Кажется, читал… — Тут питерец спохватился: — Простите! Уже поздно, вы пришли по делу, а я у вас пустяки выпытываю. Что еще просил передать Николай Александрович? Он закончил дело в Ходоркове?
— Да. Его отпустили в Киев и дали три дня, чтобы написать акт дознания.
— Так он нашел убийцу?
— Разумеется, — удивилась вопросу женщина. — Чтобы Николай Александрович и не нашел?
Э-э, да тут любовь, догадался сыщик. Выверцева между тем продолжила:
— Писать бумагу он будет у себя на квартире. На службе появляться необходимости нет, да и Цихоцкий в отпуску. Поэтому он просит вас, если есть время и желание, навестить его в эти три дня.
— Завтра же и заеду, — обрадовался надворный советник. — Где проживает Николай Александрович?
— Волчий яр, дом Саламахи. Это в Татарке.
— Так далеко?
— Там квартиры дешевле. Он же взяток не берет, — пояснила Ангелина Васильевна.
— Понятно, — вздохнул Лыков и встал: — Позвольте вас проводить?
Но женщина жестом пригласила его сесть:
— У меня есть еще разговор к вам. Не уверена, Алексей Николаевич, что вы его одобрите, но…
— Слушаю вас внимательно.
К удивлению Лыкова, гостья заговорила о своих отношениях с Красовским:
— Николай Александрович очень вас хвалил. Я уже говорила это, но сейчас не лишнее повторить. Он редко кого хвалит. А для него вы авторитет, человек выдающийся в той профессии, которую он себе избрал. Я имею в виду профессию сыщика.
Женщина замолчала, глядя на питерца.
— Я понял, продолжайте. Что вы желаете от меня?
— Ах, ну ясно же! Чтобы вы поговорили с ним. Он вас уважает и наверняка прислушается.
— О чем мы должны поговорить?
— О наших с ним отношениях.
Только теперь до Лыкова дошло:
— Вы хотите за него замуж, а он отказывается?
— Да.
— Что же ему мешает?
— Материальная неустроенность.
— Лишь это? Простите… Он вас любит?
— Да. А я его. Но щепетильность и честность Николая Александровича мешают ему сделать мне предложение. Поскольку он-де не сумеет обеспечить жене достойную жизнь. Он рассказывал вам историю про надзирателя, который застрелился от безденежья?
— Рассказывал.
— Это его больное место.
Лыкову на миг показалось, что его собеседница сейчас расплачется. Однако она и не думала этого делать.
— Я говорю ему, говорю: главное, что мы нашли друг друга. Все остальное ерунда, и деньги в том числе. Кроме того, мой заработок тоже пойдет в семейный бюджет. Это его почему-то особенно злит… Почему, вот объясните мне? Почему женщина должна сидеть на шее у мужа? Почему служба ее унижает?
Сыщик только диву давался. Пришла в номер к незнакомому мужчине, выполнила поручение и сразу принялась решать свои дела. С бухты-барахты первому встречному выложила сокровенные тайны, да еще требует содействия.
А впрочем, что такого? Женщина хочет семейного счастья. Красовский — штучный человек, честен, умен, на своем месте. А его излишняя щепетильность лишь вредит возможному счастью…
— Я вас понял, Ангелина Васильевна. Сделаю, что смогу. Только надо придумать как. В этих тонких материях легко и навредить. Начну я Николаю Александровичу советовать, а он скажет: зачем лезете в чужую жизнь?
Они помолчали. Выверцева была довольна: собеседник понял ее и не сконфузился, не стал читать нравоучения. Ясно, что настоящие дамы себя так не ведут. Но меньше всего эта маленькая решительная женщина желала походить на настоящую даму.
— Как же мне вас проводить? — спохватился сыщик.
Кассирша-конторщица сразу его поняла:
— Николай Александрович предупредил меня, что за вами будут обязательно следить.
— Так и есть.
— Если вы сейчас меня проводите, филеры установят самоличность. Соединят с Николаем Александровичем, догадаются, что это он меня к вам послал. И проследят уже его квартиру.
— Как же быть?
— Я все придумала. Даже чулки фильдекосовые надела, — засмеялась Выверцева. — Мы сделаем вид, что я гулящая.
— Как это?
— Очень просто. Пришла к вам в номер, и мы тут… Ну, понятно. А потом, часа через два, вы меня отпустите. Я сама найму извозчика до дома. Тогда никто не свяжет меня с околоточным надзирателем Красовским. Он не из тех, что имеют дело с гулящими.
— И вы не боитесь? — ошарашенно спросил Лыков.
— Чего? Людской молвы?
— Хотя бы ее.
— Нет, не боюсь. Вот потерять Николая Александровича боюсь. И на все готова, чтобы он был со мною. А молва…
— Вы суфражистка?
— Кто? Ах, эти… Нет, глупости мне не интересны. Я семью хочу и знаю, с кем.
Сыщик спохватился:
— Ой, чего же я сижу! Сейчас вызову коридорного и велю принести, что полагается в таких случаях. Вы какое шампанское любите?
— Да и цимлянское сойдет, зачем вам так тратиться? — озабоченно сказала Ангелина Васильевна.
— Нет уж, все должно быть правдоподобно. Иначе могут не поверить.
Лыкову захотелось угостить эту необычную славную женщину. А тут такой повод. И он закатил настоящий пир. Скоро в номер принесли фрукты, бутылку «Вдовы Клико», шоколад и клюкву в сахаре — ее особо попросила гостья. Вечер удался.
— Я буду вас соблазнять, — смеялся надворный советник, подливая шампанское в бокал Ангелине Васильевне. Та смеялась и охотно пила. Ни у нее, ни у него и в мыслях не было ничего скабрезного. Хотя Лыков давно жил без жены и заглядывался на дам, однако к Выверцевой никакая грязь не липла, и они веселились, как хорошие друзья.
Уже во втором часу ночи кассирша-конторщица уехала на извозчике домой. И не позволила Лыкову проводить ее даже до двери, сыграла роль до конца.
Перед расставанием питерец не удержался и сказал:
— Как же вы будете жить с Николаем Александровичем? Если все сложится.
— В каком смысле? — не поняла Выверцева.
— Он такой правильный, такой… занудный. Жизнь по часам, от сих до сих.
— Ну и пусть.
— Но вы же совсем другая. В вас, Ангелина Васильевна, извините, бес живет. Трудно ему будет.
Выверцева не обиделась:
— Потерпит мой бес. Зато муж из Красовского получится что надо.
Уснул Лыков в хорошем настроении. Он твердо решил помочь Ангелине Васильевне устроить свою судьбу.
Глава 13. Ангел смерти
Утром встала задача избавиться от слежки. Лыков припас одну идею, пришло время ее испытать. Он спустился на извозчике на Подол и облазил Братский монастырь. Потом осмотрел неподалеку Притиско-Никольскую церковь. Этот маленький храм давно интересовал сыщика. Согласно предания, однажды туда залез вор. А когда начал выбираться с добычей в окно, стена сдвинулась и придавила его. И удерживала до прихода людей… Всегда бы их так!
Закончив с туризмом, Алексей Николаевич вышел к Контрактовому дому и огляделся. Вон его извозчик, стоит, дожидается. А вон «хвост» — двое пеших в толпе. Ага… Сыщик сел в экипаж и велел подняться по Александровской улице. Но вдруг возле станции железной дороги соскочил, бросил извозчику рубль и шмыгнул в вагон. Трамвай рванул так, что никакая лошадь не догонит. Даже пароконная пролетка филеров отстала — экая круча! Действительно, горбатый город… На Царской площади Лыков пересел опять в экипаж и поехал в Татарку.
Дорога оказалась тяжелой. Татарка очень неровная и застроена весьма хаотично. Фурман весь извелся. С трудом, то подымаясь в гору, то спускаясь в овраг, они отыскали дом Саламахи. Унылое строение не первой молодости, во дворе колодец, все замусорено. Вид, правда, хороший — на Никольский монастырь.
Красовский снимал половину дома. Внутри у него был образцовый порядок старого холостяка. Много книг — сыщик оказался книгочеем. И вкусно пахло кофеем.
Николай Александрович обрадовался гостю и сразу угостил его. Сказал:
— Без кофе не могу. Первым делом, как просыпаюсь, выпиваю чашку, а следом вторую.
— Какую вы себе глушь для жилья выбрали, — подивился питерец.
