Николай Свечин - Касьянов год
На острове Лыков тоже оказался впервые. Лодка высадила его на пристани яхт-клуба. Там гостя встретил малый, одетый в ливрею. Парень производил впечатление. Шеи у него не было, маленькая голова росла прямо из плеч. Зато эти плечи были необъятной ширины. Богатырь одним рывком извлек сыщика из лодки и ткнул пальцем в щегольской экипаж:
— Прошу!
Они сели и покатили вдоль берега. Труханов вблизи оказался таким же грязным, как и Никольская слобода. Несколько деревьев не спасали вид. А судоремонтные мастерские изрядно его портили.
Через десять минут гость уже подымался по лестнице в красивый белый особняк. Наверху ждал богато одетый господин.
Давид Симхович Марголин был приветливым мужчиной лет пятидесяти. Седой, с черными усами и бровями, с короткой бородкой и уютным животиком. Смотрел он внимательно и весь лучился радостью, словно визит сыщика стал самым приятным событием в его жизни…
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Алексей Николаевич! Очень-очень рад познакомиться с вами. Спасибо, что приняли мое приглашение.
— И я рад познакомиться, Давид Симхович.
— Здесь меня перекрестили в Семеновича, я уж привык, хе-хе.
— Ну тогда и я вас буду так называть.
— Как вам мой геркулес? — спросил магнат, указывая на парня в ливрее.
— Славный. Подковы гнет?
— И не только.
Марголин порылся в кармане, извлек серебряный рубль и вручил слуге:
— Савелий, покажи себя.
И пояснил гостю:
— Это мой камердинер и одновременно телохранитель Савелий Драпогузов. Полагаю, что сильнее его нет в Киеве человека.
Савелий не заставил просить себя дважды. Он заурчал, как медведь, напрягся — и согнул целковый пополам.
— Вот! Видели такое когда-нибудь? — восхитился хозяин.
— Ловко, — одобрил сыщик. Потом взял из рук камердинера монету и легко сложил ее пирожком. Повернулся к пароходозаводчику и сказал:
— Давид Семенович, вы обед обещали. Есть охота.
Но тот ошарашенно смотрел на Лыкова. Савелий же крутил рубль в коротких пальцах и едва ли не поскуливал…
— А? Что? Да, пройдемте внутрь, стол уже накрыт. Но, Алексей Николаевич, как вы это сделали? И с какой легкостью… А мой так сумеет когда-нибудь?
— Навряд ли. Тут помимо силы нужна специальная гимнастика для мышц запястья. А он короткопалый, ему будет трудно. Я, к примеру, могу согнуть даже полтинник. Савелий ваш пусть лучше ломает подковы, а не рубли.
Внутри дача выглядела шикарно. И не менее шикарным был обед. Хозяин говорил о пустяках и все присматривался к гостю. Тот спокойно ждал, отдавая должное винам и закускам. Наконец они вышли на веранду и уселись в креслах. Драпогузов поднес им по рюмке ликера и отошел в сторону.
— Красиво… — сказал Лыков, любуясь панорамой Киева на высоком правом берегу. — Но, Давид Семенович, давайте уж перейдем к делу. Вы позвали меня сюда не для чревоугодия. Начинайте.
— Хорошо, — согласился Марголин. Голос его сразу стал жестким. Сыщик знал такой тип людей. Богатые, влиятельные, не привыкшие к отказу в своих желаниях, они подавляли окружающих. Запах громадных, не поддающихся подсчету денег исходил от них и кружил обывателям голову. Казалось, это не обычные смертные из крови и плоти, а какие-то небожители. Они спустились с облака и оказывают тебе честь, тратя на общение толику своего бесценного времени…
— Что вы намерены делать с Мерингом?
— Я все еще выясняю степень его вины в убийстве Афонасопуло.
— Он к этому причастен? — фыркнул магнат. — Не смешите меня.
— Пока выходит, что причастен. Оценщика убили люди Арешникова. Банду сейчас ищут. А когда найдут, я и выясню, что там было на самом деле.
— Господин Лыков! Вы действительно верите, что Михаил Меринг заказал убийство этого ничтожества? Во-первых, это, уж извините, глупо. Где Меринг, и где убийцы. А во-вторых, зачем оно ему понадобилось?
— Вообще-то вы требуете выдать вам тайну дознания. С какой стати? В качестве благодарности за обед, что ли?
Марголин сбился с принятого тона. Сыщик вел себя странно. Он не поддавался запаху денег, не пытался услужить. И даже смотрел немного свысока. От этого магнат давно отвык и теперь смешался.
— Но Михаил Федорович — мой деловой партнер. Мы вместе состоим в правлении акционерного домостроительного общества. Поэтому мне вовсе не безразлично, что ему вменяет полиция. Мне кажется, что по своему положению, по весу в городских делах я имею право…
— На что вы имеете право в таком вопросе, решать мне. А свой вес засуньте знаете куда…
— Алексей Николаевич, зачем так грубо?! Что плохого я вам сделал?
Лыков с трудом унял злость. Все они на одну колодку, эти хозяева жизни. Но для дела придется потерпеть.
— Хорошо, вернемся к вашему вопросу. Поговорим о вещах, которые вам хорошо знакомы, в отличие от уголовного сыска. Как вы относитесь к онкольным кредитам?
— Плохо.
— Почему?
— Это же деньги до востребования. Займодавец в любой момент может потребовать их обратно. Через десять дней после требования их нужно отдать. Ни одно серьезное торговое предприятие не пользуется онкольными кредитами.
— А ваш партнер Меринг набрал их на огромные суммы.
Давид Симхович помолчал, обдумывая услышанное. Потом возразил:
— Не верю. У кого? Я знаю все, что творится в киевских банках. Там не было подобных операций.
— Деньги дал частный заемщик.
— Да кто же, черт возьми?
— Лев Бродский.
— Ну, это даже не смешно, — откинулся на спинку кресла миллионер. — Да, он мог бы кредитовать хоть царствующий дом. Лев Израилевич очень богат… Нет, не так. Он очень-очень-очень богат. Но в том числе и потому, что не раздает своих денег просто так, а ссужает лишь под надежное обеспечение.
— Бродский как раз поступил подобным образом. Случилось кое-что, чего вы не знаете. Я тут говорил с одним подрядчиком, и он сказал мне, что строители стали занимать деньги у частных капиталистов.
— Это так, ну и что?
— Подрядчик, почтенный старец, объяснил выгоды такого займа. Банк возьмет в залог под свою ссуду и землю, и здание, а частный подрядчик — только вексель. Так вот, Бродский оказался хитрее. Ему было мало векселя: он заставил Меринга дать настоящий, первоклассный залог. А поскольку тому некуда было деваться, он согласился.
— Меринг заложил собственный дом?
— Он поступил хуже. Ваш партнер — авантюрист; странно, что вы этого до сих пор не поняли. В марте, как открылся сезон, Меринг начал много новых строек. Денег нет, спрос упал, а он с тупым упрямством расширял дело. Ему перестали давать в банках. А кредиторы требовали расчета. В итоге Михаил Федорович заложил Льву Израилевичу гостиницу «Континенталь» и театр Соловцова. Теперь тот — частный залогоприниматель указанных зданий.
— Этого не может быть! — воскликнул Марголин. — Совершенно очевидно, что вы сыщик, а не деловик. Стоимость и гостиницы, и театра такова, что их доля в активах общества значительна. И согласно устава, залог таких недвижимостей возможен лишь с разрешения собрания акционеров. А Михаил Федорович — председатель правления, он просто не имеет права это делать.
— Но сделал.
— Ха-ха! Тогда Бродский прогадал. Он взял обеспечение незаконно, мы у него легко отсудим.
— Вы полагаете, ваш главный конкурент настолько глуп? — вскинул брови сыщик. — На вашем месте я бы не обольщался, а проверил.
— Да вы просто не понимаете, о чем говорите!
— В связи с кризисом оценка предметов залога теперь делается раз в полгода, — начал пояснять сыщик. — Раньше было раз в год, а сейчас банки опасаются и стали переоценивать чаще.
— И что?
— Это важно. Меринг решил занизить оценку. С тем чтобы доля предлагаемых к залогу активов в сводном балансе КАДО уменьшилась и попала в пределы его полномочий. Сколько он может отчуждать своей властью? До пятидесяти процентов от всех активов?
— Да, — ответил магнат и побледнел: — Не может быть…
— Увы, Давид Семенович, может. Более того, это уже случилось.
— Но откуда вы знаете?
— Околоточный надзиратель Красовский вчера по моей просьбе посетил управу. Там ведут учет стоимости всех недвижимостей в черте города, в целях налогообложения.
— Понятно, дальше!
— Последняя оценка гостиницы и театра вдруг резко снизилась. Более чем в два раза.
— Как так? Управа должна была это оспорить! Казне нанесен урон, ведь большая часть доходов городского бюджета — это оценочный сбор.
— Она не оспорила, — ответил сыщик. — Причины, думаю, называть не надо.
— Дали в лапу… — пробурчал Марголин. — Но как же так? Почему я ничего об этом не знаю?
— Подпись под заниженной оценкой зданий стоит его, Афонасопуло. Теперь поняли? Мавр сделал свое дело и, видимо, потребовал пересмотреть условия оплаты его услуг. А может, просто стал болтать лишнее. Письма писать, жаловаться губернатору и министру. Мерингу было на это наплевать, пока оценщик не обратился к Витте.
