Вильям Каунитц - Месть Клеопатры
В центре большой танцевальной площадки на шнуре с потолка был спущен кубический видеопроигрыватель с четырьмя экранами. На экране пощипывал струны гитары и напевал что-то об отвратительных манерах своего папочки Хэнк Уильямс-младший. На большинстве мужчин, явившихся на танцульки, были джинсы и ковбойские шляпы. Многие были и в ковбойских сапогах, тогда как другие просто в уличной обуви или даже в кроссовках. Женщины тоже в основном были в джинсах, и лишь немногие из них в платьях, а три или четыре девицы были одеты в ковбойском стиле, и спины их жакетов были украшены речным жемчугом.
Чуть в стороне от танцплощадки имелся небольшой подиум, поднявшись на который можно было следить и за танцующими, и за видеоэкраном. И тут и там стояли небольшие столики, имелся и подковообразный бар из неотполированных и смолистых сосновых досок, украшенный колесами и другой атрибутикой железнодорожного дела. Справа у входа, неподалеку от того места, где сидел контролер, продававший входные билеты, располагался застекленный киоск, в котором торговали всякой всячиной в ковбойском духе и в котором любой желающий мог выгравировать свое имя на пряжке ремня с тем, чтобы обойтись без представления будущей партнерше, когда пригласишь ее на танец. Да ведь и впрямь: зная имя того, кто позвал тебя танцевать, легче сломать лед молчания в первую минуту встречи.
— Давай и наши имена выгравируем тоже, — сказала девушка, подводя Алехандро к киоску.
Они сняли ремни и передали их местной служащей, одетой, разумеется, в ковбойском стиле.
Наблюдая за тем, как служащая вставляет пряжку ремня в гравировальный автомат, так называемая Белл Старр искоса посмотрела на своего партнера по танцам. Она смутно вспомнила, что видела эту симпатичную задницу, когда он тащил по футбольному полю приземлившийся там парашют.
Алехандро осмотрелся по сторонам, внезапно осознав, что впервые за много лет он оказался среди обыкновенных людей, будучи столь же обыкновенным, как они сами, и собираясь предаться столь же обыкновенному развлечению. Ему выпала короткая передышка, во время которой он может быть неким никому не известным Джесси Джеймсом и плясать техасский тустеп с красивой женщиной, которой нравится нарушать предписанные правила игры.
И только здесь он впервые увидел ее в более или менее приличном освещении. Ее коротко остриженные волосы были ослепительно черными, кожа — гладкой и золотистой. Она была стройна и с виду — хрупкого сложения, но, едва прикоснувшись к ней, он понял, что ее тело — сильное и отлично тренированное. Шея у нее была длинной и изящной, губы — твердыми, но многообещающими.
С трудом ориентируясь в собственных многочисленных кличках и кодовых обозначениях, да пребывая и здесь под только что выдуманным именем, он осознал себя всего лишь неким фиктивным персонажем, ведущим фиктивную жизнь в грязном болоте, именуемом реальным миром. И еще он со всей очевидностью осознавал, что, сколько бы ни довелось ему поездить и полетать по свету, самым длинным его путешествием окажется путь из глубин собственного сознания в наглухо заблокированный мир личных эмоций. Он неистово тосковал по тому, что было совершенно несовместимо с его профессией. А ему так хотелось погрузиться в собственные глубины и обрести наконец, а вернее, вызволить оттуда свою подлинную сущность.
— А вот и они.
В руках у девушки уже были их ремни с гравировкой на пряжках.
Продев ремень в петли на джинсах, Белл Старр взяла партнера за руку.
— Пошли потанцуем.
Джонни Кэш пел на видеоэкране о собственном вероломстве и о том, как ему жаль обманывать такую славную женщину.
Джесси Джеймс и Белл Старр пошли тустепом. Белл прошлась пируэтом у него под рукой. Он повернул ее, возвращая в свои объятия, и ощутил при этом теплоту и отзывчивость ее тела, ощутил, как между ними промелькнула некая искорка.
Почувствовав его руку у себя на талии, она внезапно остро ощутила собственное тело. Порой его рука случайно касалась ее груди, и она судорожно вздыхала каждый раз при этом.
— Ты замечательно танцуешь, — прошептала она, пряча от него взгляд.
— Ты тоже, — ответил он, испытывая странное, незнакомое или начисто забытое волнение. Он вдруг ощутил себя подростком, впервые попавшим на школьные танцульки.
Тед Порджес влез на высокий стул у стойки и обратился к одетой в ковбойском стиле барменше:
— Бурбон с водой и со льдом.
Раздавив сигарету в пепельнице с проваливающейся крышкой, он посмотрел на своих подопечных, пустившихся сейчас в кадриль, подумав при этом: «Ну и спектакль устраивают эти задницы!» Отхлебнув бурбона, он почувствовал, как в нем нарастает ярость; мысленно осыпая своих питомцев проклятиями, он решал, как поступить с ними дальше.
Они только что нарушили одно из священных правил, существующих на гасиенде: «Ты не должен вступать в осознанный контакт, не должен разговаривать, знакомиться и, в особенности, ложиться в постель с другим внедренным агентом, если не хочешь подставить под удар самого себя и своего коллегу в ходе дальнейших операций». На территории гасиенды никогда не тренировалось больше дюжины агентов одновременно. И каждый инструктор составлял расписание своего подопечного таким образом, чтобы тот в ходе занятий не встречался с кем-либо из остальных. Подлежащие внедрению или внедренные агенты питались в одиночестве, каждый у себя в комнате, или, в порядке исключения, вдвоем с инструктором. Им не разрешали ни с кем заговаривать, не получив на это предварительного разрешения; особенно суров был этот запрет применительно к общению с временными обитателями гасиенды.
Он допил свой бокал и заказал еще один, наблюдая за тем, как эта парочка льнет друг к дружке, как веселится, с какой непринужденностью держится. И уже не в первый раз за долгие годы службы он признавался себе в том, что, сколько бы он их ни тренировал, как бы сильно порою к ним ни привязывался, ему никогда не дано и не будет дано осознать всю одинокую безнадежность их существования, их неутоленную жажду любви и привязанности, в которых им было раз навсегда отказано. «Каждому нужно за что-нибудь подержаться», — каждое утро твердила Порджесу его собственная жена. Положительные эмоции помогают жить всем и каждому, но для глубоко внедренного агента вспышка подобных чувств может закончиться взрывом или, вернее, прорывом плотины, что повлечет за собой применительно к нему же самому необратимые и роковые последствия. Да и сколько раз он уже был свидетелем того, как внедренный агент давал волю своим до той поры тщательно скрываемым чувствам, после чего со всей неизбежностью оказывался на носилках в морге. Какими счастливыми кажутся сейчас эти двое, пустившись в пляс вместе со здешним людом. Да их сейчас ни за что не отличишь от окружающих!
Вилли пел на видеоэкране «Квиреме мачо». Чилиец поплотней прижал подружку к себе, он танцевал сейчас с закрытыми глазами. Порджес допил третий бокал бурбона швырнул двадцатку на стойку и устремился прочь из заведения.
Луна уже почти скрылась за гребнями гор, когда Алехандро пригнал мини-грузовик в автопарк гасиенды. Он запарковал машину, но они с подругой продолжали сидеть в кабине. Они сидели молча, вслушиваясь в тишину сельского утра. Его рука скользнула по сиденью и нашла ее руку.
— Что ж, спасибо, Белл Старр. Мне было очень хорошо.
Она распахнула дверцу со своей стороны, обернулась к нему, провела пальцами по его лицу.
— Когда ты убываешь?
Он отвел взгляд в сторону подернутых утренней дымкой гор.
— Сегодня утром.
— Прощай.
Наблюдая за тем, как она молча вылезает из машины и удаляется в сторону главного здания, он чувствовал, как его охватывает так хорошо знакомое ему ощущение безысходного одиночества.
В полдень Порджес остановил джип у самого борта двухмоторного военного самолета. Поездка на взлетную полосу прошла в ледяном молчании. Учитель был явно недоволен своим подопечным и Алехандро, конечно, догадывался и причинах этого недовольства.
— Что ж, увидимся.
Алехандро открыл дверцу.
Порджес смерил его взглядом.
— За все эти годы, что ты сюда наезжаешь, тебе хоть раз попался на глаза охранник? Или, может, ты здесь контрольно-пропускной пункт обнаружил?
— Нет.
— Так вот что я тебе скажу, друг мой «Джесси», — здесь за тобой следят буквально каждое мгновение. Глаз с тебя не спускают. На всех дорогах, по которым можно попасть на гасиенду, установлены телекамеры, здесь есть и замаскированные станции слежения — и слежение осуществляется денно и нощно!
Чилиец отвел глаза и уставился на самолет.
— Ты хоть отдаешь себе отчет в том, как грубо нарушил внутренний режим?
Алехандро вновь повернулся к нему, щеки залила краска смущения.
— Простите. Я повел себя безрассудно. Но я так давно не чувствовал себя обыкновенным человеком.
