Вильям Каунитц - Месть Клеопатры
И вот проповедник возгласил:
— Слава Господу нашему!
И Мэри Бет тут же бросила его, устремилась в толпу молящихся, начала петь и орать вместе с остальными. Молящиеся пошли вокруг церкви — и Мэри Бет конечно же с ними. Порджес почувствовал, как напряглась его шея. Вжавшись в церковное сиденье, он стиснул кулаки, костяшки пальцев побелели от напряжения и от гнева. Он не заглядывал в церковь уже лет сорок, а в такой, как здешняя, ему и вовсе бывать не доводилось.
Через тридцать шесть минут пикап уже выруливал с одноколейки на шоссе И-64.
— Я такого натерпелся, что впору загнать тебя за это заживо в землю, — рявкнул Порджес.
— Остынь, Тедди, что я такого дурного сделала? Мне надо было немного отвлечься от чертовых тренировок. — Она поглядела на него: — И знаешь что? Проповеднику понравились мои титьки.
Порджес поневоле улыбнулся:
— Я это заметил.
Они возвращались на гасиенду, проезжая по федеральной дороге; Мэри Бет вовсю глазела в окно. Они только что миновали большой оружейный завод, и тут Мэри Бет обратила внимание на небольшую отводную дорогу, ведущую на захламленную автостоянку перед длинным приземистым зданием с плоской крышей. Каким-то образом все это напомнило ей катание на роликовых коньках по Сто семьдесят девятой улице и юность в Бронксе. Вывеска, тянущаяся поверх всего здания, гласила «Каждый вечер — техасский тустеп».
Она так и припала к окошку. Потом, улыбнувшись, сказала:
— Не беспокойся, Тедди. Начиная с сегодняшнего дня я буду вести себя хорошо.
У сержанта Амброза Дж. Мэйхью была самая черная кожа, которую Алехандро когда-либо доводилось видеть у негров, и оглушительный голос, в интонациях которого звучала курьезная смесь южной беспечности и армейской властности. Пристройка, в которой они сидели, находилась на задах главного здания, в нескольких метрах вправо от гаража, которому скорее подошло бы название автопарк; пристройка была снаружи укрыта штабелями сена. Здесь располагался учебный центр гасиенды по парашютному делу.
Мэйхью и глубоко внедренный агент, известный под кличкой Чилиец, склонились над длинным столом или, скорее, верстаком, на котором укладывают парашюты.
— Готов? — спросил инструктор ученика.
Алехандро посмотрел на человека в военной форме без знаков отличия и отозвался:
— Да, сэр.
— Называй меня, сынок, сержантом.
Мэйхью выложил на стол контейнер с уложенным парашютом рамочной конструкции, открыл его. Вытащил из шелкового чехла купол, разложил его во всю длину на столе, указал на скрепу, соединяющую купол с основной частью парашюта.
— Первое, чем надо заняться, — проверь короткие веревки, проследи, чтобы они не перепутались между собой и чтобы ни одна из них не запуталась в панели купола, — сказал Мэйхью заботливо расправляя и разглаживая каждую панель огромными ручищами, проверяя, не порвалась ли она, не оказалась ли прожжена, пробуя ее на вес и на ощупь. Все это заняло довольно долгое время: Мэйхью явно никуда не спешил. Проверив все, он сложил парашют и надел на него чехол, защелкнул основное устройство и над куполом, и под веревками, а затем, изогнув парашют в виде знака доллара, вывернул его наизнанку. И поглядел на ученика: — Схватываешь, сынок?
— Ага.
Мэйхью кивнул и начал укладывать парашют и упаковочную форму. И на этот раз не спеша он «зарядил» на пружину ведущий парашют и, закончив упаковку, заменил скрепы постоянными зажимами. Положив руки на уложенный парашют, поглядел на ученика:
— Схватываешь?
— Кажется.
Мэйхью послал парашют по столу к Чилийцу.
— Теперь твоя очередь. Только не спеши, времени у нас достаточно. Когда укладываешь парашют, спешить нельзя ни в коем случае.
Покрытая росой трава источала свежий и острый аромат. Небо было усыпано звездами. Воскресным вечером, в начале двенадцатого, Алехандро вышел из главного здания, пересек газон и уселся на краю футбольного поля. Он сидел, прижимая колени к груди. Пальцы у него онемели после многочасовой возни с парашютами.
Порджес пришел к ним с Мэйхью лишь в три пополудни и провел на парашютном участке остаток дня. Потом они втроем и поужинали. За кофе и за десертом Алехандро с взволнованным вниманием слушал импровизированную лекцию Мэйхью об аэродинамических свойствах парашютов.
А сейчас, уставившись на мигающие огоньки в домиках на дальнем склоне холма, он пытался себе представить людей, живущих в такой глуши, в вынужденном или в добровольном уединении, и пришел к выводу, что они, должно быть, именно такие, каким хотелось бы стать и ему самому, что, в отличие от него, им удалось заключить мир с самими собой и с природой. Улегшись в траву, он принялся дышать всей грудью. Ему хотелось идентифицировать различные запахи, делающие в своей совокупности здешний воздух таким чудесным.
Он посмотрел, запрокинув голову, в небо, залюбовался созвездиями, поневоле подумал о том, не пребывает ли там, в бесконечном просторе Вселенной, на расстоянии множества световых лет отсюда, Клеопатра, последняя царица египетская, величайшая из всех земных цариц, и не глядит ли она сейчас на него, благословляя его поход против презренной и дьявольской узурпаторши ее величественного имени.
Услышав поблизости шорох чьих-то шагов, он поднял голову и огляделся по сторонам.
— Удобно устроился?
Фиона Ли, стажерка, которой предстояло стать внедренным агентом, известная на гасиенде под именем Мэри Бет, опустилась на траву рядом с ним.
Он сел. Лунный свет, падая ей на лицо, придавал дополнительный блеск глазам, делал улыбку особенно таинственной. По воздуху на Алехандро волнами наплывал исходящий от нее аромат — смесь жасмина и можжевельника. Он уставился на нее, отвлекшись от своих фантастических размышлений. «Кто эта женщина?» — подумал он с нарастающей тревогой.
Упершись руками в землю, она подалась вперед и спросила:
— Ты член персонала или стажер? — А поскольку он ничего не ответил, она посмотрела на него повнимательней и сделала собственный вывод: — Стажер. Знаешь, что я тебе скажу? Только, чур, никому ни слова! Вообще — забудь о нашей встрече! Но мне нужно поговорить с кем-нибудь из реального мира. У меня уже от здешней муштры глаза на лоб лезут! И это, поверь, еще мягко сказано.
Поднявшись на ноги, он наконец удостоил ее ответом:
— Леди, нам не следует разговаривать друг с другом.
— Да расслабься ты, парень! Ну, немного пооткровенничаем — а какое значение это будет иметь через сотню лет, когда мы увидимся в следующий раз?
— Но это может произойти не через сто лет, а уже через неделю.
И он собрался было пойти прочь.
— Слушай, а не сходить ли нам нынче в «Техасский тустеп»? Есть тут поблизости такое заведение.
Он резко повернулся, начиная злиться по-настоящему. Какого дьявола, кто она такая и откуда взялась? Может быть, очередной тест устраивает ему руководство гасиенды? Или этой девице пришло в голову нарушить установленные правила? Алехандро решил, что в этом вопросе имеет смысл разобраться наверняка.
— А как, по-твоему, мы удерем отсюда в город?
— Проявим изобретательность и угоним машину из здешнего автопарка.
Алехандро посмотрел в сторону главного здания. На втором этаже в комнате отдыха еще горел свет. Над ними пролетела сова, что ж, это доброе предзнаменование. Наклонившись, он сорвал несколько травинок, бросил их в воздух, проследил за тем, как они плавно парят в воздухе, прежде чем опуститься наземь. Его бабка без устали твердила ему, что человек должен разбираться в травах, потому что именно через них помогает смертным бог Этцель принимать правильные решения. Травинки упали таким образом, что образовалось нечто вроде стрелки, направленной в сторону автопарка. Удивляясь себе самому, Алехандро подал девушке руку и сказал:
— Пошли.
Неоновая вывеска с изображением ковбойских сапог сверкала над заведением «Техасский тустеп». Алехандро запарковал угнанный мини-грузовик на стоянке на заднем дворе танцевального заведения, и они вышли наружу. Оглядевшись по сторонам, Алехандро удивился, когда нигде не обнаружил Порджеса во главе целой группы захвата, прибывшей за ними с гасиенды. Ему было трудно представить себе, что им удалось бы проникнуть в автопарк, угнать мини-грузовик и смыться, так и оставшись незамеченными. Взяв Фиону за руку, он повел ее по грязному и захламленному двору на танцплощадку.
— Как мы собираемся обращаться друг к другу? — полюбопытствовала она.
— Называй меня Джесси Джеймсом.
— Отлично. А я тогда буду Белл Старр.
Они пожали друг другу руки, одновременно как бы скрепляя этим рукопожатием гласный уговор не упоминать ни о своей работе, ни о конкретной цели прибытия на гасиенду, равно как и ни о чем таком, что может выдать их подлинную сущность или ведомство, на которое они работают. Они вошли в вестибюль заведения и с интересом осмотрелись по сторонам.
