Вильям Каунитц - Месть Клеопатры
— Пожалуйста, оставьте нас на пару минут.
Подсев к отцу, Юдит принялась всхлипывать.
— Мне, папочка, надо ненадолго уехать. Я вернусь, как только смогу. Мои дела здесь закончены. Как мне хотелось бы, чтобы ты мог узнать, каких успехов мне удалось добиться. Я стала воистину знаменитой!
Она прижалась к отцу, впитывая запах старости и грубой дряблой кожи, погружаясь в воспоминания о тех днях ее детства, когда они с отцом играли в свои тайные игры.
— Ты понимаешь хоть что-нибудь из того, что я тебе говорю?
Она поцеловала его в щеку.
— Юдит!
Она оцепенела, услышав у себя за спиной теперь уже превосходно знакомый ей голос Алехандро. Продолжая обнимать отца, она медленно повернула голову. Одновременно ее рука скользнула в сумочку, где лежал пистолет.
— Значит, ты все-таки полицейский. Что ж, хочу отдать тебе должное. Ты сыграл свою роль просто замечательно. — Сжав рукой рукоятку пистолета, она добавила: — А я когда-нибудь рассказывала тебе о том, что твоему отцу просто не повезло оказаться у меня на пути?
Стремительно выхватив пистолет из-за головы отца, Юдит дважды выстрелила в Алехандро. Одна из пуль попала ему в плечо, развернув его на месте и швырнув на спину в густую траву. Вторая попала в ствол тополя.
Корчась от боли и осознавая, что из плеча у него хлещет кровь, Алехандро хотел было перевернуться на живот, чтобы откатиться по траве за дерево, но Юдит оказалась куда проворнее его.
Она подбежала к нему, опустилась рядом с ним на колени, приставила ему к виску пистолет.
— Жаль, конечно, подыхать именно так. А мне казалось, будто ты подаешь надежды. Но в конце концов ты оказался всего лишь еще одним паршивым полицейским.
Корчась от боли, Алехандро медленно подбирался здоровой рукой к пистолету, спрятанному у него за поясом.
— Я тебе не верю, — прошептал он.
— А ты бы лучше поверил. Я убила твоего отца, а теперь настал и твой черед.
Пальцы Алехандро стиснули рукоятку.
Прильнув к нему, Юдит поцеловала его в губы.
— Возможно, ты мог бы стать моим Антонием.
А он продолжал корчиться от боли.
— Не думаю, — мягко произнес Алехандро и выстрелил ей в живот. С искаженным от ужаса лицом Юдит повалилась на бок. В том месте, где полагалось быть ее животу, зияла жуткая дыра.
Сонные глаза Сола Стерна широко открылись. С ужасом, перерастающим в узнавание, он посмотрел на женщину, простершуюся в залитой кровью траве. Его скрюченные руки ухватились за рычаги, приводящие в движение кресло-каталку. Ему удалось проехать несколько футов, но затем он натолкнулся на камень и от толчка вылетел из кресла. Очутившись в траве, он подполз к дочери и прошептал:
— Моя прекрасная Клеопатра, что они с тобою сделали?
Юдит чувствовала, как ее сознание заволакивает смертельный холод. Все вокруг нее уже плыло в темном тумане. Поглядев сквозь этот туман на отца, она воскликнула:
— Папочка! — и навеки закрыла глаза.
Сол Стерн ощутил, что мгновенное просветление сознания заканчивается и он вновь соскальзывает во тьму вегетативного существования. Последние сравнительно ясные мысли относились к их давнишней — из времен детства Юдит — игре: он вновь был Флейтистом, а она была самой красивой девочкой на всем белом свете. Она была истинной и вечной царицей Клеопатрой — царицей всех царей и богиней всех божеств.
Примечания
1
Бар-мицва — в иудаизме праздник в честь тринадцатилетия мальчика, когда он «обретает ответственность перед Богом». (Примеч. ред.)
2
Парквей — шоссе, обсаженное деревьями.
