Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Восхождение царицы
Обзор книги Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Восхождение царицы
Роман Маргарет Джордж, как на волшебном ковре-самолете, переносит нас в удивительный мир прошлого — далекий и одновременно близкий. Потому что меняются боги и ритуалы, оружие и одежды, правительства и государственные законы, человек же остается все тем же, со всеми его страхами и пороками, безумием, ненавистью, любовью.
Маргарет Джордж
Дневники Клеопатры
Восхождение царицы
Клеопатре, царице, богине, ученой, воительнице (69–30 гг. до н. э.)
Элисон, моей Клеопатре Селене
Полу, соединившему в себе Цезаря, Антония и особенно Олимпия
Тебе, о Исида, мать моя, мстительница, сострадательная спутница и защитница во все дни моей жизни от начала и до того часа, когда ты пожелаешь узреть их конец, посвящаю я сию хронику своего земного пути. Тебе, даровавшей мне саму возможность писать, хранившей и оберегавшей написанное и взиравшей на меня, дочь твою, со снисходительным благоволением. Ибо ты подарила мне жизнь, я же, следуя твоей воле, придала этим дням форму и наполнила их своими деяниями. Ныне представляю их на суд твой — истинно и без измышлений. Суди меня, богиня, по делам рук моих и по сокровенным помыслам. Да будет тебе ведомо не только явленное миру, но и сокрытое глубоко в сердце.
Покорно и с надеждой вверяю я свои записи попечению твоему, молю тебя оберегать их и не позволить недругам стереть судьбу и дела дщери твоей из людской памяти.
Я седьмая Клеопатра из царствующего дома Птолемеев, царица, Владычица Обеих Земель; Tea Филопатор — богиня, любящая отца своего; Tea Неотреа — младшая богиня; дочь Птолемея Неос Дионис — Диониса Нового.
Я мать Птолемея Цезаря, Александра Гелиоса, Клеопатры Селены и Птолемея Филадельфа.
Я была женой Гая Юлия Цезаря и женой Марка Антония.
Молю тебя, о богиня, даровать твое покровительство сим письменам, дабы слова мои дошли до потомков.
Благодарности
Моему редактору Хоупу Деллону, с пониманием и юмором помогающему мне лепить из глины первых набросков готовые работы; моему отцу Скотту Джорджу, познакомившему меня с «принципом девяносто девяти солдат»; моей сестре Розмари Джордж, обладающей всей жизнерадостностью Антония; Линн Кортни — за терпеливое изучение классических источников в поисках самых лакомых кусочков; Бобу Фибелу, с чьей помощью я заново выиграла битву при Актии; Эрику Грею — за разъяснение загадок латинского языка (все оставшиеся ошибки — мои); и, наконец, нашему старому домашнему змею по имени Юлий, который шестнадцать лет учит меня тому, что такое путь змей.
Первый свиток
Глава 1
Тепло. Ветер. Танцующие голубые воды, плеск волн. Я вижу, слышу, ощущаю их в блаженном спокойствии. Ощущаю даже легкий привкус соли на губах там, где на них попали мельчайшие брызги. А еще ближе чувствую обволакивающий, убаюкивающий запах матери — она прижимает меня к груди и своей ладонью прикрывает мои глаза от солнца. Лодка мягко колеблется, а мать баюкает меня, так что я покачиваюсь в двойном ритме. Это навевает сон, а плеск воды вокруг словно оборачивает мой слух мягким успокаивающим одеялом. И вся я окружена заботой, любовью, лаской. Я помню. Я помню.
А потом… Воспоминание разорвано, перевернуто так же, как перевернулась лодка. Моя мать исчезла, а я барахтаюсь в воздухе, подхваченная чужими грубыми руками. Они схватили детское тельце так крепко, что мне трудно дышать. И плеск — совсем другой, страшный… Я до сих пор слышу этот всплеск и краткие удивленные крики.
Говорят, что я никак не могу этого помнить — мне не было и трех лет, когда мать утонула в гавани.
— Ужасный несчастный случай, да еще и в такой спокойный день, как это вообще могло случиться? Может, лодку повредили? Или кто-нибудь толкнул?.. Да нет, просто она попыталась встать, поскользнулась, потеряла равновесие и упала в воду, а плавать-то она не умела, но мы тогда об этом не знали. Когда узнали, было слишком поздно. Почему же она так часто выходила в море? Так ведь она любила все это, душенька, бедная царица, любила эти цвета и звуки…
Тогдашний ужас словно заключен в ярко-голубой шар: всплеск, брызги, истошные вопли служанок на борту лодки. Говорят, кто-то прыгнул в воду, чтобы помочь царице, и неудачливого спасателя затянуло под днище следом за ней. Вместо одной жизни потеряны две. А еще говорят, будто я верещала, билась, норовила броситься за матерью — и бросилась бы, когда бы не сильные руки няньки, успевшей схватить меня.
Я помню, как меня уложили на спину и удерживали в этом положении так, что я видела лишь внутреннюю сторону балдахина. На ней отражалась блестящая голубизна воды, а я никак не могла освободиться от хватки чужих рук.
Испуганного ребенка следовало бы успокоить, но они и не пытались. Все были слишком озабочены тем, чтобы не дать мне вырваться. Они уверяют, будто и этого я не могу помнить, но я помню. Помню себя вырванной из материнских рук, выставленной напоказ, распластанной в наготе на скамье прогулочной ладьи. Меня держали сильные руки, в то время как суденышко спешило к берегу.
Несколько дней спустя меня перенесли в большую гулкую комнату. Свет, кажется, лился туда со всех сторон, и так же со всех сторон веял ветер. Это комната внутри здания, но мне кажется, будто я нахожусь под открытым небом, ибо это особое помещение предназначено не для человека, а для божества: храм Исиды. Нянька подводит меня — а точнее, чуть ли не волочит за собой — по блестящему каменному полу к огромной статуе.
Постамент настолько велик, что мне трудно разглядеть само изваяние. Я вижу лишь две белые ступни и нечто, вздымающееся ввысь. Лицо теряется в тени.
— Положи цветы к ее ногам, — говорит нянька и дергает меня за руку, сжимающую букетик.
Мне жалко расставаться с цветочками и совсем не хочется куда-то их класть.
— Это Исида, — тихо говорит нянька. — Посмотри на ее лицо. Она смотрит на тебя. Она позаботится о тебе. Теперь она — твоя мать.
Неужели? Я пытаюсь рассмотреть лицо, но оно так высоко и далеко от меня. И оно совсем не похоже на лицо моей мамы.
— Отдай ей цветы, — подсказывает нянька.
Я медленно поднимаю руку и возлагаю свой маленький дар на краешек пьедестала, куда могу дотянуться. Потом смотрю вверх — в надежде увидеть, как статуя улыбается.
И воображаю себе эту улыбку.
Так, Исида, я стала твоей дочерью в тот день.
Глава 2
Мою покойную мать-царицу звали Клеопатрой, и я с гордостью ношу ее имя. Но я гордилась бы им в любом случае, ибо для истории нашей семьи это воистину великое имя, восходящее к сестре Александра Великого, с кем мы, Птолемеи, в родстве. Оно означает «Слава ее предкам». Я жила и царствовала, стараясь следовать этому завету. Все, что совершено мною, делалось ради сохранения наследия предков, ради Египта.
