Вильям Каунитц - Месть Клеопатры
Алехандро съел лепешку и бросил бумажное блюдце в пластиковое ведро для мусора и покинул ярмарку. Выйдя на Семьдесят седьмую, он обнаружил, что в районе Южной Парк-авеню образовалась пробка. Грохот работающих вхолостую моторов вливался в общегородской шум. Он поглядел через дорогу на явно покинутое красивое пятиэтажное здание с изящной чугунной оградой. Сиротливо вертелся на крыше флюгер. Выцветшую вывеску у входа ему удалось почитать не без труда: «Американская компания: шторы и ковры». «Гиблое дело в гибнувшем городе», — подумал он и решил отправиться в клуб пешком.
По всему «Энвироману» разносился едкий запах моющих и дезинфицирующих средств.
Было три часа, клуб только-только начинал оживать. Подвезли и разгружали под бдительным оком приказчика еду и напитки. Двое уборщиков мыли, драили, натирали. На подмостках Алехандро репетировал бахату — мелодию, популярную во всем испаноговорящем мире. Оркестр, состоящий из гитариста и двух барабанщиков, отбивал ритм, а трубач выводил мелодию. Алехандро стоял рядом с музыкантом, играющим на конге; он напевал, заменяя текст бессмысленным «па-па-па». Его губы слегка подрагивали в такт заводному ритму бахаты. Затем он спел песню уже со словами. Речь в ней шла о том, как хорошо заниматься любовью в тропическом климате. Пропев песню, аранжированную им под собственный стиль исполнения, он услышал окликнувший его знакомый голос. Обернувшись, он увидел Йошуа Будофски, своего импресарио.
Высокий симпатичный мужчина чуть за тридцать, всегда, даже в такую жару, появляющийся на людях в строгих темных костюмах и в галстуках, Будофски взял на себя заботы об артистической карьере Алехандро полтора года назад по просьбе Чи-Чи Моралеса.
— Великолепный текст.
— Рад, что тебе он понравился.
Алехандро сел на край рампы, свесил ноги и принялся болтать ими.
— Как мне хотелось бы, чтобы ты наконец осознал, что живешь в XX веке, и приобрел автоответчик. Тебя никогда не бывает дома, и когда возникает необходимость с тобой связаться, тебя приходится просто выслеживать.
Алехандро пренебрежительно отмахнулся:
— Терпеть не могу технические штуковины. А в чем дело?
— Я показал твою видеокассету Полю Бельмонту с кабельного, и ты ему понравился. Очень понравился.
— Ну и когда прикажешь подписывать контракт?
— Бельмонту понравился твой стиль, твой голос, то, как ты овладеваешь аудиторией.
— Ближе к делу, Йош.
Будофски недоуменно потупился:
— Проблема в том, что он не знает, как тебя подать. Говорит, что ты слишком уж латиноамериканец. Твоя музыка привела бы в экстаз жителей карибских архипелагов и южноамериканцев, но в Штатах, говорит он, у тебя нет шансов. Он предлагает тебе кардинальным образом изменить имидж.
— Вот как? И как это, на его взгляд, должно выглядеть? В ковбойском духе?
— Нет, скорее эдакий космополитический стиль. Урбанистический и слегка загадочный. Так он утверждает. Мы поменяем тебе имидж, запишем еще одну кассету и снова постучимся к Бельмонту.
— Йош, послушай, мой стиль таков, каков я. Я и мой стиль неразделимы.
«Я, — невольно подумал он. — А кто я такой на самом деле? Мне это не известно. Ирландец? Мексиканец? Индеец племени тараскан? Певец? Секретный агент?»
— Крупные телекомпании на корню скупили всех латиноамериканских звезд и потратили целые состояния, пытаясь внедрить их на североамериканский рынок. И потерпели полное фиаско.
— А как же Хулио?
— Не забывай, что он европеец. И он в равной мере нравится и мужчинам, и женщинам.
Алехандро устало покачал головой:
— Даже не знаю, что тебе ответить, Йош. Тебе придется смириться с моим нынешним обликом.
— Мы изменим тебя совсем чуть-чуть. Может быть, наймем какого-нибудь психолога, чтобы он помог сделать из тебя другого человека, смешав старое с новым.
— Мне надо подумать.
— Я разыщу тебя через пару дней.
Проводив взглядом своего импресарио, Алехандро подумал, как бы удивился Йошуа, узнай он о его двойной жизни. Он встал, посмотрел на оркестрантов, скомандовал:
— Продолжили.
Магазин автозапчастей Лопеса, расположенный на северной стороне Сто девяностой улицы, возле поворота на Манхэттен-авеню, находился в одном из домов, предназначенных исключительно для бедноты. В большей части зданий этого квартала были заколочены и окна, и двери. Но на этой нищей улице имелись тем не менее три ювелирных магазина, четыре бутика и два туристических агентства. Все эти заведения служили ширмами для отмывания наркоденег. Миллионы наркодолларов поступали сюда грязными, а выходили отсюда чистехонькими.
На задворках автомагазина находилась площадка, заваленная грудами старых покрышек. Она была обнесена забором, но ни высоковольтной проволоки, ни свирепых сторожевых псов здесь не было. Да и зачем: ведь каждый наркоман, вор и торговец из здешних мест знал, что магазин запчастей Лопеса на самом деле принадлежит Чи-Чи Моралесу.
Четверо мужчин играли в домино, сидя за столом у входа в магазин, когда сюда подъехало такси и из него вылез Алехандро. Чи-Чи Моралес бегло взглянул на него и снова углубился в игру.
Летние сумерки еще не опустились. У сорванного пожарного крана в клубах пены резвились ребятишки. Через дорогу, в Морнингсайд-парке, в траве лежал бродяга с пустой бутылкой из-под выпивки в руках. Глаза его были, казалось бы, закрыты. Не шевеля губами, он произнес в микрофон, спрятанный в рукаве:
— Засек мужика, только что вылезшего из такси.
Алехандро подошел к столу и стал наблюдать за игрой. Чи-Чи уже вышел. Игра закончилась, Чи-Чи встал и пошел в глубь двора. Алехандро последовал за ним. Чи-Чи проходил между грудами покрышек.
В центре площадки четыре аккуратные груды покрышек были сложены так, что между ними образовывался своего рода вулканизированный туннель. Чи-Чи протиснулся в глубь туннеля, заканчивавшегося тупиком. У него над головой порхала парочка голубей.
С трудом протиснувшись в святая святых, Алехандро сказал:
— Нравится мне этот офис. Кто же это до такого додумался?
— Такая штука не пропускает ни лазерного луча, ни радиоволн. Ни всякой прочей дряни, которую они используют в борьбе против меня, амиго. — Пристально поглядев на гостя, Моралес поинтересовался: — А тебя-то сюда что привело?
Алехандро заговорил вполголоса, заговорщическим тоном:
— Несколько дней назад твой компадре Роберто Барриос познакомил меня со своей последней блондинкой. Она была в полном улете. Он отправился отлить, а она начала травить что-то насчет большой партии товара, которую должен принять в море Барриос. Вот я и подумал: если этой прошмандовке такое известно — то кому ж оно не известно? — Алехандро понимал, что идет на риск, закладывая подругу Барриоса, и, возможно, подвергает ее смертельной опасности, но он рассчитывал на то, что Сиверу удастся успеть вытащить ее из дела. А уже сказанного им было более чем достаточно, чтобы параноидальная подозрительность Чи-Чи доделала остальное. Неписаный закон гласит: никогда не говори о делах с посторонними, особенно если ты их пользуешь в постели.
На лице у Чи-Чи появилось типичное для индейцев выражение мнимого бесстрастия. Мол, все вижу, но ничего не говорю. А когда он наконец заговорил, его голос звучал спокойно и даже безучастно:
— А почему ты мне об этом докладываешь?
— Потому что я твой друг и мне не хотелось бы, чтобы у тебя возникли сложности.
— Я передам твои сведения. Слишком скверно, когда приходится терять груз, доставленный морем.
— Что ты имеешь в виду? — Алехандро, напротив, был не в силах скрыть удивления.
— Я имею в виду, — рявкнул Чи-Чи, — что эта дамочка не с одним тобой язык распустила. Уж мне-то это известно.
Алехандро смахнул с плеча у Моралеса голубиный пух и посмотрел на воркующих у них над головами голубей.
— Так дело не делается.
Рот Моралеса напрягся.
— А откуда вообще этот внезапный интерес к моим делам?
Алехандро заранее заготовил ответ и на это:
— Сегодня днем ко мне заезжал импресарио. Судя по всему, в серьезных фирмах считают, что я талантлив, но уж больно по-латиноамерикански выгляжу. От меня требуют, чтобы я поменял стиль.
— А контракт они при этом гарантируют?
— Черта с два они гарантируют. Так, туманные обещания. Я начинаю догадываться, что мне всю жизнь придется петь в ночных притонах. Мне тридцать два, а денег на покупку дома для матери и сестры я так и не наскреб. А если так пойдет и дальше, то не наскребу и впредь.
Чи-Чи уперся головой в вулканизированную стенку туннеля. Он поглядел в небо, поглядел на воркующих голубков.
— И поэтому ты решил связаться на какое-то время с нами, провернуть парочку операций и обеспечить себя до конца своих дней?
